Бренсон сидел напротив постели, ожидая пробуждения своей гостьи. И как только солнце поднялось немного повыше, веки Джулии слабо задрожали в попытке открыть глаза. Ночью она пылала в жару, что–то бормотала, но в себя ни разу не приходила. Бренсон хотел, согласно совету доктора, известить ее родных, но не знал где она остановилась. Предположительно она должна была остановиться у сестры, но ее адреса Джулия не называла, а посылать слугу стучатся в каждый дом, смысла не было.

В результате было решено подождать. Волнение, по поводу длительного отсутствия, возможно, побудят кого-нибудь прислать справиться о ней, хотя, в конечном счете, это мало его заботило.

По истечению дня и ночи так никто и не пришел. Это заставляло строить разные предположение насчет реакции семьи на положение Джулии. А может она и вовсе ничего им не говорила? Решила взвалить все проблемы на его голову.

Пока Джулия была без сознания, эти мысли роились в голове, словно пчелы в улье. Порой душу наполнял такой гнев, что хотелось встряхнуть ее и потребовать объяснений. А порой она так тихо дышала, что вся его душа сбивалась в маленький комок нервов и страшные предчувствия заставляли губы непроизвольно содрогаться в мольбе за ее жизнь.

Все эти противоречия, в конце концов, сформировали более или менее ясный план будущих действий.

Тут дверь отворилась, и слуга тихо вручил хозяину письмо, так же тихо удалившись. Пока Джулия спала, он быстро вскрыл его и быстро прочел. Лицо перекосило от злости.

И вот Джулия зашевелилась и открыла глаза, оглядываясь еще не совсем ясным взором. Всего на секунду задержав на ней свой взгляд, Бренсон быстро поднялся с кресла и отошел к окну, встав к ней спиной, не желая показать ей свою радость из–за ее пробуждения. Он, как и накануне был облачен в темный костюм, так и не сменив его вечером. Глядя на яркое весеннее солнце за окном, Бренсон, строгим и невозмутимым голосом заговорил первым, так свободно, что никто бы не догадался, какая буря чувств, скрывается у него внутри.

– Кого я могу известить о вашем состоянии и пребывании здесь?

Джулии понадобились несколько минут, чтоб собраться с ответом. Тело ее по-прежнему одолевала слабость, хотя жар, похоже, спал. Окинув взглядом красивую просторную комнату и мужчину, закрывавшего собой свет из окна, она сообразила, где находиться и вспомнила, что было перед этим. Ей казалось, что с тех пор прошло много времени. Он стоял к ней спиной, и в его позе без труда улавливалось отвращение к ней и к этой ситуации. Наверное, ему хочется как можно быстрее от нее отделаться. Скорее всего новость о ребенке оскорбила и вывела из себя. Да еще и эта внезапная болезнь заставила его терпеть ее присутствие, догадывалась она.

Но прежде чем ответить, спросила:

– Сколько прошло времени? –Джулия попыталась встать. В душе сплелись страх и неловкость. Теперь этот человек ей чужой, и она не имеет права вольничать с ним.

– Не вставайте, – приказал он, пригвоздив Джулию через плечо взглядом. – Вчера вам стала дурно, вы простыли и как полагаю виной тому мой слуга, выставивший вас на дождь накануне. Он не соизволил доложить о вашем визите, иначе такого бы не произошло.

Немного напугано, Джулия натянула одеяло повыше, словно пытаясь отгородиться от холода в его голосе.

– Так кого мне известить?

Несколько секунд она не отвечала, стыдно было признаться, что в этом городе до нее нет никому дела. Однако проглотив горький ком, она ответила:

– Никого, я приехала к сестре, но ей пришлось срочно уехать. Прошлую ночь я провела в гостинице. – Джулия не могла видеть, какую реакцию вызвали ее слова на лице Бренсона, и как его челюсть свело гневным спазмом. – Я хочу извиниться за свое поведение. Уверяю вас, что избавлю вас от хлопот о себе прямо сейчас. Мне намного лучше.

Бренсон презрительно хмыкнул. Он бы не был так зол и саркастичен, если бы только что не прочел письмо от ее матушки, где та недвусмысленно намекнула, что раздует скандал, если Бренсон откажется от своего отцовства. Мол с его репутацией она сможет переубедить свет, что Джулию обесчестили без ее согласия.

Бренсон презрительно хмыкнул. Он бы не был так зол и саркастичен, если бы накануне не прочел письмо от ее матушки, где та недвусмысленно намекнула, что раздует скандал, если Бренсон откажется от своего отцовства. Мол с его репутацией она сможет переубедить свет, что Джулию обесчестили без ее согласия. Не трудно представить, как они придумывали этот хитроумный план. Мать ловко подстраховала дочь, послав ее одну, такую невинную… Он дурак, выставил свои чувства напоказ, и они воспользовались этим…

Что же за человек эта девушка – сначала вышвыривает его, теперь шантажирует…Черт! Он был сейчас просто в бешенстве. Скандал может свести на нет все старания раскрыть дело Ричарда. Какие же подлые могут быть женщины. Это наверно кара за все его плохие проступки. Опуститься до шантажа, после того как сама отвергла все что он ей предлагал. Да еще делать вид, что она не в заговоре с матерью…

Ну пусть, он подыграет, пусть она и дальше врет. Теперь уж он знает кто она такая.

– И куда вы намереваетесь ехать. Домой?

– Нет, я хотела поехать в Бат, навестить подругу.

– В вашем положении? Это неприлично, – бросил он, совершенно не боясь ее обидеть.

Джулия почувствовала гнев. Чего это он учит ее что прилично, а что нет?

– Я не собираюсь трубить о своем положение на каждом углу, не волнуйтесь так на этот счет.

– О я в курсе ваших намерений. А что будет дальше? – проигнорировав язвительную нотку в ее голосе, продолжал Бренсон. – Когда ваше положение само о себе заявит? Или, в случае неудачи со мной, вы надеетесь воспользоваться одним из многочисленных способов отделаться от этого бремя?

– Что? – пораженно приподнялась Джулия, – вы просто чудовище, раз думаете так. Если мне хотя бы на минуту такое пришло в голову, я бы уж точно не пришла к вам.

Он ее услышал.

– Так зачем вы тогда пришли ко мне, к чудовищу? – проигнорировав ее вспышку спросил он. Бренсон развернулся и впился в нее взглядом. Джулия сразу сникла.

– Я еще не думала об этом, – честно призналась она тихим голосом.

– А, по–моему, очень хорошо подумали. Полагаете, я исполню свой долг и сделаю из испорченной девицы благопристойную леди?

– Да как вы смеете? – запылав щеками выкрикнула задето Джулия, – ни о чем таком я и думать не смела, это мать меня заставила, я знаете ли, предугадала вашу реакцию. За время, проведенное с вами, я довольно хорошо уяснила, что такие, как вы не радуются подобным сюрпризам.

Джулия вдруг замолчала, поскольку поняла, что слегка перегнула палку.

– Опять пускаете в ход то же оружие. Хотя меня радует, что вам хватило мужество признаться в своем коварстве, – угрожающе поговорил Бренсон. – И когда это «такой, как я» стал для вас объектом презрения? По-моему, это мне стоит презирать «таких, как вы» – разнузданных деревенских девиц без зазрения совести обменивающих свою девственность на свободу! Но, похоже, вы просчитались – может хитрости вам не занимать, а вот опыт подвел. Какой же новый коварный план роиться в этой маленькой головке? Что теперь вы мне предложите и что хотите взять взамен, если я откажусь? Мою жизнь полагаю?

От обвинения и злости звучавшего в этих словах невольно содрогнулось сердце. Отчасти он был прав, но отчасти все вышло случайно, и уж точно ей ничего от него не нужно. Да и вообще ненависть в его голосе заставляет желать оказаться сейчас подальше и больше никогда его не видеть. Да она обидела его, и понимает это. Но, по крайней мере, он мог быть вежлив. Однако очевидно ни прощать, ни забывать он не намерен. В эту минуту она поняла, что те наивные нежные чувства в ее душе только что были нещадно разодраны и растоптаны его грубостью и гневом. Им точно не следует быть рядом и приходит не стоило. Это была ошибка, хотя нельзя не признать, что, похоронив остатки чувств можно жить, не несся в душе несбывшиеся надежды. Тетя Бет оказала ей услугу – этот человек не способен на глубокое чувство и милосердие характерное для любви. Скорее всего, он только думал, что любит, в то время как понятия не имеет что такое любовь. В конце концов, стань она тогда ему женой, она бы увидела, как сбывается пророчество его тети. На горьком опыте она бы узнала и измены, и вранье. Очевидно, собственное обиженное самолюбие не даст ему признать, что он тоже виноват в том, что теперь она беременна.

– Спасибо, – вдруг сказала Джулия, чем заставила Бренсона еще больше нахмуриться и замолчать. – Спасибо, что открыли мне глаза на то какой чудовищной ошибкой было прийти сюда. И знайте, я это сделала не только из–за матери, но и потому, что считала, отец имеет право знать о ребенке, который принадлежит ему также, как и мне.

− Какое благородство! − жестко вернул Бренсон, не веря ни единому слову. – Я знал многих актрис, но вы только что переплюнули их всех! Браво!

– Что ж… – холодно ответив, приподнялась на кровати она. Эта ссора избавила от слабости, одолевавшей тело только что. – Скажите, где мои вещи и я покину ваш дом сейчас же.

Они устремились друг на друга гневными взглядами. Бренсон хотел еще что–то добавить, но зашла горничная, изменив его план.

Бедная девушка с тазиком и лекарством в руках застыла в дверях, поняв, что вошла в разгар ссоры хозяина и его гостьи. На кухне все судачили о том, кто эта особа, а теперь стало совершенно ясно, что эти двое хорошо знают друг друга. Чужие люди так не ссорятся.

– Не раньше, чем доктор скажет, что вы здоровы. Не хочу, чтоб вы имели что еще сказать о «таких, как я». – С этими словами он поспешно покинул комнату.

Джулия невольно откинулась на подушки, чувствуя, как с его уходом к ней вернулась слабость и упадок духа. Наверное, это гнев на несколько секунд придал ей силы, хотя болезнь никуда не отступила. В ее положении глупо было бы куда-то идти, хотя и гостить в доме человека, который так ее ненавидит тоже не хотелось.