– Дьявол, – выругался он и отпрянул на спинку сиденья. – Я не могу.

Женщина слегка удивленно его оглядела, опустив глаза.

– Ничего, – мягко произнесла в ответ Жанин, пересев назад на свое место. – Я тоже кажется ничего не почувствовала. – Бренсон в изумлении уставился на нее. И она холодна к нему? Хорошо это или плохо? – Не пугайтесь, мой милый, это не значит, что вас никто не полюбит. Просто, когда познал подлинник, подделка уже не кажется такой прекрасной. Просто, кажется, ваше сердце открылось чему-то большему.

Бренсон презрительно хмыкнул.

– А как его закрыть не скажете?

– К сожалению, нет. Признаюсь, я жутко боялась вновь встретиться. Хотела, но сильно боялась. Я думал, старые чувства могут воскреснуть, а я с таким трудом от них излечилась.

– Разве это была болезнь?

– Наверное да, поскольку как оказалось истинная любовь не приносит таких мук – к счастью она бывает взаимной.

«Только не со мной» – подумал про себя Бренсон.

– Теперь же мы оба свободны и можем даже общаться. А ведь не так давно я вас так ненавидела, что даже желала вам … – Жанин прикусила губу, Бренсон вновь ухмыльнулся. Чего удивляться, чего же еще можно пожелать «такому как он»? – Простите. Это уже в прошлом, теперь я счастлива.

– Но как? Вы же терпеть не можете своего старого муженька.

Жанин скорбно опустила глаза.

– Да это было так, к несчастью или наоборот, но маркиз умер вскоре после вашего исчезновения.

– Так вы теперь свободны? – последовал понимающий кивок.

– Да и вскоре выхожу замуж, однако в этот раз по любви.

Бровь Бренсон слегка приподнялась верх.

– Вот как! Поздравляю.

– Спасибо.

– Зачем же вы тогда пожелали со мной встретиться?

Жанин подняла на него глаза и слегка зарделась. Она по–прежнему считала его красивым и обаятельным. Невольно она залюбовалась чертами его лица, цветом шелковистых темных волос и безупречным внешним видом истинного аристократа. Она уже успела узнать его положение и видела, как оно украсило и изменило к лучшему этого мужчину. И то что она ничего к нему не чувствовала, кроме дружеского участия и давно носимой легкой обиды – было очень странно.

– Мне это было необходимо, чтоб наконец поставить точку. Мне казалось, я все еще где-то глубоко в душе продолжаю любить вас. А когда пришло письмо, я так удивилась, что решилась приехать. Только теперь я могу со спокойной совестью вступить в новый брак, зная, что если где-то и встречу вас ненароком сердце мое не дрогнет и не станет пылать ни ненавистью, ни любовью. Теперь я знаю, и вы свободны от порока, хотя и не понимаю, как это с вами произошло.

– Я и сам не знаю, однако кто его знает, может вскоре я вновь стану прежним.

Жанин добродушно улыбнулась, и глаза ее заискрились теплотой.

– Надеюсь, что нет, иначе мне будет неспокойно.

– А вдруг ваш новый муж вскоре вам надоест, не станете ли вы скучать по былым денькам?

Понимая, что эти намеки не таят угрозы, маркиза игриво ответила.

– Что ж если я опять ошибусь, то извещу вас. Ну а пока вижу, могу спокойно рассчитывать на вашу порядочность. За эти несколько дней я успела услышать о вас много лестного и даже не сразу поверила нарисованному портрету. Не знаю, как вам удалось так выбелить свою репутацию, но здесь вы слывете примерным холостяком. Мне даже не верится, что такое могло произойти.

– Интересно узнать, – заметил Бренсон, тешась, что его труды не пропали зря. – Думаю в таком случае наше появление в театре немного мне навредит.

– О нет! Там будет мой нареченный, я вас познакомлю. Думаю, мы чудно проведем время. Так как завтра он уезжает, ему следует знать, что оставляет меня в надежных руках, в противном случае мне придется просидеть следующие две недели в тоске и одиночестве.

Бренсон слегка удивился.

– Уж не хотите сказать, что ваш суженный все о нас знает?

– Нет, конечно! За кого вы меня принимаете, я сказала ему, что мы с вами дальние родственники.

– Ах вот как! – улыбнулся плутовке он, – значит я ваш кузен, с которым вы в прошлом предавались непозволительным утехам.

– Думаю, подробности ему знать не обязательно, – засмеялась в ответ Жанин.


Вечер в театре действительно прошел весьма сносно. Бывшие любовники теперь вели себя очень «по–братски». Никто не заподозрил, что эти двое не родственники. Жених прекрасной вдовы оказался весьма респектабельным джентльменом, хотя и слегка недалеким. Он любил пошутить, сигары и выпить. И был искренне рад познакомиться с дальними родственниками своей невесты. Про себя Бренсон улыбался, удивляясь, как легко женщины врут. В то же время это только усилило гнев на ту, что лгала ему. Конечно, Жанин не лгала будущему мужу относительно их нынешних отношений, но она явно вводила его в заблуждение относительно прошлого, хотя это и не касалось лично Бренсона.

Они сидели втроем в одной из лучших лож зала, где как всегда собрался весь высший свет. Бренсону приходилось напрягаться, изображая дружелюбие и участие, и надо признать крошка Жанин немало ему в этом помогала. Ее отношение к нему очень изменилось. Она уже не была той капризной, взбалмошной, влюбленной женщиной, что позорила себя драками со своей подругой на глазах общества. Напротив, теперь она совершенно владела собой, как в общении с ним, так и со своим женихом. Их пара действительно была весьма гармоничной. Жених относился к ней с благоговейным почтением, а она отвечала благодарной нежностью.

Наверное, думал Бренсон, истинная любовь действительно имеет иное лицо, нежели быстротечная страстная влюбленность. Раньше, когда они еще состояли в любовной связи, их не объединяло ничего, кроме зова плоти. Бренсон не думал о ней, как о человеке с правом на уважение и любовь, а просто желал утолить дикого голодного зверя внутри себя. А утолив его, забывал о ней, как лев забывает про остатки убитой им лани, насытив свой аппетит. И также как лев, он вспоминал о своей добыче, только проголодавшись опять, совершенно не терзаясь, что пока его не было, кто–то мог насыщаться принадлежащим ему трофеем.

Но теперь все изменилось.

Раньше именно его пренебрежение делало Жанин неуравновешенной и странной, так же как и других женщин попавших в его лапы. Они молили заметить в них простого человека, а он не мог. Сколько боли он причинил этой и другим женщинам в своей жизни. Как можно быть таким жестокосердным?

Пока шел спектакль Бренсон не раз задерживал взгляд на Жанин. Как мог он провести с ней столько времени и только теперь узнать, что она человек способный испытывать боль и разочарование? И почему уважая ее теперь, он не хочет ее физически? Почему только одну он возжелал так, что пренебрег всем, что считал ранее истинной. Почему отдал ей все, а получил так мало? Неужели судьба сводит с ним счеты?

Одна лишь ночь! Разве хватит ему этого, чтоб жить дальше? Да и как жить, если невозможно забыть мягкий шелк кожи, невинную улыбку, дивные глаза. Как перестать беспрерывно хотеть слышать ее голос. И не важно, что слетало бы с тех уст – нежный шепот, горький укор или что–то другое. Только бы слышать ее.

На следующий день Бренсон слегка приободрился. Примирение с Жанин и ее дружеское участие подействовало как некий лечебный бальзам на его душу. Днем он снова получил записку отправиться в театр и с радостью ее принял. Поскольку в этот раз он сопровождал вдовствующую маркизу сам, ничего не мешало слегка излить душу. Жанин была явно поражена, узнав, что кто-то способен был отразить чары этого мужчины буквально с первого раза. Как была удивлена и тем, что это он добивался любви, а не наоборот. Конечно, в душе, самолюбие Жанин ликовало. Она словно почувствовала себя отмщенной, впрочем, не подала вида. Но по ходу разговоров ей стало его немного жаль. Не имея уже собственных чувств к нему и обретя любовь другого человека, она желала ему того же, но не знала, чем помочь, кроме как быть просто сочувствующим слушателем.

После театра, Бренсон отправился в клуб. Нетерпение разжигало фантазию, ум строил догадки о тайнах этих людей, собирающихся в полночь, чтоб сыграть несколько партий в баккару на серьезные ставки. Общество здесь было очень пестрым. В основном люди старшего поколения. Каненсдейл и Бренсон были здесь самыми молодыми.

В комнате обшитой темными панелями ярко горели канделябры, отчего становилось душно. Стол постепенно заполнился игроками, и когда всего одно место осталось пустовать, игра началась. Бренсон внимательно следил за присутствующими, больше интересуясь ими самими, а не игрой. Они вели неспешные дискуссии, пили выдержанный бренди и расслабленно курили сигары. Временами взгляды оценивающе обращались к новому игроку. И Бренсону пришлось демонстрировать все свое обаяние, чтоб расположить этих людей к себе. А они были не из доверчивых. Седые брови этих почтенных господ то и дело собирались на переносице, когда Бренсон говорил что-то, по их мнению, неуместное или просто выигрывал ставку. Однако ближе к утру, после внушительного количества бренди и выкуренных сигар, его здесь полностью приняли. Ему удалось произвести нужное впечатление и узнать, какое влияние имеют эти люди в обществе. А оно было. Три графа с очень длинной родословной, все время обсуждали заседания палаты лордов. Министр иностранных дел и советник по особо важным делам предпочитали говорить об игре. Тут же присутствовал его честь лорд–судья, часто тяжело кашляя и что–то попивая из маленькой бутылочки. «Доктор прописал», – повторял он, каждый раз пригубляя пузырек.

И когда вся эта информация дошла до Бренсона, он не мог не задаваться вопросом, почему его пригласили в этот круг. Каненсдейл этого тоже не знал.

Оставался еще один вопрос, ответ на который был получен в конце: кому принадлежит свободное место? И тут–то стало интересно. Как оказалось, оно принадлежала самому лорду-канцлеру, а как известно влияние такого человека недооценить невозможно.

Все связанное с правовой системой было исполнено бюрократии и лжи, тут любая случайная информация могла дать неплохой козырь в руки.