Сегодняшний вечер должен был быть таким же, как и все прочие. Ужин в неизменном одиночестве и холодная постель без сна и покоя.

Почему его не отпускает, неустанно спрашивал он себя? Неужели всем бывает так больно или только ему? Он пытался вычеркнуть из памяти все. Думал о смерти брата, о наследстве и даже делах хозяйственных только бы не вспоминать даже имени той, что вонзила ему в сердце нож. Он не разрешал себе интересоваться как у нее дела. И даже письмо с благодарностью от ее матери он выбросил, едва взглянув на него. Женщина посчитала необходимостью выразить признательность за его щедрость ведь несмотря на обстоятельства, он не настаивал, чтоб они покинули коттедж, в котором жили, а мог бы.

Время поможет, так говорят. Жаль пока просвета в этой мгле не видно. Трудно было поверить, что такой, как он, может испытывать подобные муки. Так и она ему сказала – коварная маленькая лгунья. Сделать из него пешку в своей игре, зайти так далеко, что даже отдаться ему, не задумываясь о последствиях. Кто может поступить таким образом? Глупая деревенская простушка или расчетливая девица без капли нравственности? «Такие, как вы!» – сказала она с таким видом, словно уже встречала мужчин до него. Глупая девчонка, начитавшаяся книжек, обвела его вокруг пальца.

Обида, унижение и гнев точились в нем беспрерывно сражаясь с ничем не обоснованной любовью к этой неблагодарной особе. Как можно все еще желать ее, после всего, что она сделала и сказала? Как?

Бренсон сам не понимал, но только понимал, что несмотря на то, что все было против этого чувства – оно было. Жило ничем не оправданное, ничем не питаемое, никем не желаемое. А Бренсон ждал, ждал и надеялся, что когда–то ему станет легче. Что перестанет видеть ее всякий раз, когда закрывает глаза и проклинать себя и ее за это. Ждал, что в его жизнь вернуться прежняя безмятежность и физическое влечение к другим женщинам. Ему это было необходимо, так как сейчас его душа словно перебывала в плену сильных колдовских сил. Даже самые невинные прикосновения других особ женского пола вызывали в нем отвращение, все тело бунтовало при сближении с кем–то другим.

Что же сделала с ним эта юная эльфийка? Может она соврала ему, что она человек? И первое впечатление о ней, как о лесном существе было верно? Разве способен человек иметь такую власть над другим человеком?

А сама? Она, наверное, уже забыла о нем. В одной из утренних газет он видел объявление о свадьбе ее сестры. Теперь та поселилась в элитном пригороде Лондона, прекрасно влившись в компанию местных расточительных сплетниц. Джулия теперь свободна и наверняка тешится, что глупый лорд остался с носом. А может на его месте уже другой кавалер? С ее коварством она с легкостью утаит маленькую деталь относительно своей чести. Ему ли не знать какими изобретательными могут быть женщины, когда добиваются своих целей. Если она окрутила его, окрутить менее знающего партнера будет просто детской забавой.

И все же неужели есть другой?

Эта мысль поднимала адское пламя в его душе. Другой не имеет права касаться ее, она была его. Его! Он видел рассвет первой страсти на ее лице. Он первый испил нектар ее губ, ввел ее в другой мир – мир чувственной страсти. Как посмеет она пустить другого мужчину в этот благословенный храм? Как она посмеет? Бренсон не мог, не задавать этот вопрос. Не мог, потому что не мог забыть рая, который испытал, войдя в эту святую обитель. Он проклянет тот день, когда узнает, что этот порог переступит другой. Даже страшно подумать, что он сделает, узнав это.

Этот страх подпитываемый любовным сумасбродством был настолько реален и силен, что дабы избежать любых действий со своей стороны он избегал всего, что могло о ней напоминать. Впрочем, – это было не так уж трудно. После того, как он увидел заметку о сестре, он просто перестал смотреть газеты, по крайней мере, те разделы, где мог увидеть роковое объявление о ее помолвке или свадьбе.

Вещей, напоминавших о ней у него, не было. Круг общения был иным, чужим не только ей, но и ему. В общем, оставались только сны и собственные мысли. С этим было бороться трудно. Днем удавалось, а ночи были просто пыткой.

Бренсон метался – то проклиная ее, то желая ее. То зовя ее к себе, то прогоняя. Борьба эта часто доводила его до изнеможения. По утрам он казался вымотанным, стал угрюмым и очень недружелюбным. Только в «Олмакс» он надевал маску безразличности и легкости. А так, стал скрытен и нелюдим. В последнее время даже общество тети Бет его не радовало. Хорошо она уехала в свое загородное поместье, а то стала бы жаловаться на пренебрежение со стороны племянника.

В общем, жизнь дала серьезную трещину. Даже поиски истины в деле брата порой казались ненужными и бессмысленными. Что он станет делать, найдя ответ? Чем тогда уймет трепещущее сердце? Чем заглушит свои громкие мысли, твердившие ему ее имя? Что останется в его жизни?

Глава 18

– Милорд, вам записка, – объявил слуга, войдя после короткого стука.

Бренсон не отрывая взгляда от бумаг, которые проглядывал после возвращения из клуба, безразлично ответил:

– От кого?

– От некой маркизы Д'Амарнье, сэр!

– Жанин! – подняв глаза от бумаг, воскликнул удивленно Бренсон. Он не ожидал, что она надумает нанести ему визит в Лондоне. Уж слишком рискованно. – И что там?

Слуга, с видом человека, привыкшего к такому рода просьбам, как чтение чужой корреспонденции деловито объявил, даже не взглянув в записку.

– Она пишет, что получила ваше письмо. Что очень им удивлена. Также она говорит, что в Лондоне уже несколько дней и была бы рада, если бы вы, сэр, сопроводили ее в театр сегодня вечером.

Бренсон загадочно улыбнулся. Ну что ж, если не удается завести новые отношения, может старые воскресят вкус к былой жизни.

– Что ж, в таком случае приготовьте мой вечерний туалет. Я иду в театр.

Вечер, как и день, был весьма прохладным. Приказав остановить экипаж напротив указанного Жанин адреса, Бренсон послал слугу известить о своем приезде. Он не знал, какие связи имеет здесь его маленькая французская любовница. Может быть, она пытается избавиться от общества своего благоверного или навязанных провожатых. Лучше не рисковать.

Пока он ждал, в голове роились разные мысли. Он понятие не имел чего хочет Жанин да и чего хочет сам. Не знал он и того что скажет ей при встрече.

Однако его размышления были недлительными. Дверца экипажа вскоре отворилась, явив перед ним розовощекую маркизу. Она выглядела на удивление свежей и веселой. С собой она принесла пряный запах сладкой ванили, наполнив им весь экипаж. Хотя все остальные воспоминания о ней были словно в тумане, аромат Жанин был хорошо ему знаком, вот только чувств не вызывал. Как он не похож на запах той, которую он хочет забыть – то был аромат едва уловимый, но такой заволакивающий, что сердце трепетало.

Бренсон оглядел Жанин. Глаза маркизы смотрели как-то по-новому и их цвет – темно–карий казался совершенно чужими. Словно впервые он видел ее темные волосы, вившиеся локонами, возле маленьких изящных ушек, украшенных массивными серебряными серьгами с темным агатом. И опять же невольно стал сравнивать с мягкими медовыми прядями Джулии. Только алые губы, растянувшиеся в улыбке, казались ему знакомыми. Он помнил, как сладко их целовал когда-то, хотя не был уверен, хочет ли сделать это теперь.

На маркизе Д'Амарнье было обтягивающее пышный, упругий бюст открытое на плечах черное, платье с умеренно пышными юбками. Голову украшала черная шляпка. Шурша подолом она несколько минут располагалась поудобней, и, наконец, карета покатилась. Она долго улыбалась, глядя на него, первая произнеся:

– Bonjour mon cher.

Расслабленно сидя напротив в строгом вечернем костюме, Бренсон мило улыбнулся, небрежно потянулся к ней и взял ее маленькую, обтянутую в перчатку руку и поднес к губам для поцелуя.

– Bon de vous voir, ma chérie.

Жанин смутилась и залилась краской, но руки не отняла. Бренсон поцеловал пальцы, потом плавно перевернул ладонь и на секунду тоже прикоснулся к ней губами и только тогда отпустил.

– Вы право странный сегодня, лорд Редингтон, – продолжала она на своем родном языке. – Я все думала, как произойдет наша встреча, но должна признать мои ожидания не оправдались.

– А чего вы ожидали, милая? – вторил он ей.

– Не знаю, но мне кажется вы изменились. Я очень удивилась, получив ваше письмо, признаю, оно пришло немного с опозданием и все же странно, что такой, как вы способен на раскаяние. – Бренсон слегка напрягся и переменил позу. Очередное напоминание о том, что в глазах женщин он увечный тип мужчины больно кольнуло сердце. – И я не могу, не спросить, что тому послужило причиной.

В ответ он только тяжело вздохнул и увел взгляд.

Жанин вдруг округлила от удивления глаза:

– Не может быть! – воскликнула она, – Вы влюбились! – на секунду она замолчала, разглядывая явное смущение и боль на лице своего бывшего любовника. – Какая ирония, признаю, когда вы меня бросили столь внезапно и неожиданно я желала вам испытать те муки, что выпали на мою долю. Судя по вашему разбитому виду мои, мольбы были услышаны.

– Похоже на то. Но это в прошлом, думаю теперь лучше думать о будущем.

Жанин почувствовала, что он попытался скрыть свои эмоции. Его руки потянулись к ней, сгребли в охапку и усадили возле себя на сидение.

– Что вы делаете? – скорее с любопытством, нежели с упреком спросила она.

– А разве непонятно? Хочу вернуть все обратно.

– Но…– женщина попыталась возразить, однако его рот уже накрыл ее губы поцелуем. Сначала бедняжка вся напряглась, но вскоре расслабилась, все было в порядке, бояться было нечего, больше ее сердцу ничего не угрожает. Она уже знала все уловки этих губ и больше не потеряет голову. Поцелуй был приятен ей и даже желанный.

Бренсон несколько раз мягко скользнул по губам Жанин, пытаясь вспомнить и ощутить их сладость, но ничего не произошло. Эти лобзания были лишены срасти, и напоминали увядший цветок, лишенный жизни после длительного стояния в вазе.