Сначала он удивился, когда русский, вместо того, чтоб пробиваться к своим, где его уже ждали и наверняка застрелили бы почти в висок, вдруг ломанулся вверх, рассмеялся, зная, что на пути его река и что ему никто не поможет, и разозлился, поняв, что ему известно о существовании моста, и теперь гонится за ним, пытаясь не дать ему уйти по единственной и спасительной для него дороге, убить его, прежде чем тот пересечет мост.

Они далеко оторвались, и если Расул палит с самого верха — оттуда виден мост, то, возможно, он заметил русского на нем. Мамука ненамного ближе, но и он не будет торопиться, рискуя переломать все кости или напороться на пулю, как он успели убедиться — хорошего стрелка. Они будут медленно, но верно спускаться к мосту. Но Аслан и Иса позабыли об осторожности — им нужен мертвый русский, и если он сумеет перейти на ту сторону реки, то убить его будет очень трудно, даже догнать непросто. А если сверху его заметил Расул — значит он уже на середине моста.

Просвет в деревьях: расширилась тропа, спуск стал выравниваться и сделался почти горизонтальным, уже виден мост — но нога попала в сплетение дикой ежевики. Он не упал сразу и почти смог удержать равновесие, но ноги перестали справляться с возросшей силой тяжести, а сила инерции потащила его вперед и пригибая ниже и ниже, швырнула на землю. Он покатился, ломая сучья и разрывая одежду и виском, щекой и ухом врезался в ствол. Но автомата из рук не выпустил да и боли не почувствовал, только звон в голове — а это значит жив. Вставая, быстро огляделся — Иса совсем рядом, а русский там, на мосту. Он рванул туда.

Вот мост, а вон русский, почти в самом конце. Хорошо бегает — он оказался дальше, чем предполагал Аслан, он почти перешел его — значит, его нужно догнать… но он почувствовал, что снова падает, что кто-то схватил его за ногу и валит на землю…

Это Иса, это он все время бежал за потерявшим рассудок братом, прежде за ним, а уж потом за русским. Брат несся впереди, пренебрегая всякой осторожностью — Иса не хотел потерять и его. Он чуть не споткнулся о бронежилет, брошенный русским, сбросил с себя разгрузку и теперь с автоматом в один магазин догнал брата. Помогло падение — он успел схватить его за ногу и не дал выскочить на мост, а значит на верную смерть — русский сразу бы почувствовал преследователя и, развернувшись, не смог бы промахнуться. Не сумел.

Второе падение отрезвило Аслана, но не до конца. Понятно, что выбегать на мост глупо — он сразу же наткнется на удобную стрелочку в оптике русского. Пока тот на мосту нужно стрелять и не светиться самому, нужно только хорошо прицелиться — расстояние не такое уж и большое. Вот только автомат ходит ходуном, а дыхание, подчиняясь ярости — не разуму, не желает успокаиваться и позволяет русскому делать быстрые шаги. Он уходит, он почти на той стороне!

Иса упал рядом и чуть позади брата. Пешеходный мост узок и длинен, как выгнутое удилище спиннинга, а маленькая точка почти на самом его конце, подвижная и никак не желающая липнуть к мушке, вот-вот исчезнет, преодолев последний десяток метров — к жизни, а они с братом хотят — к смерти.

Рявкнул автомат Аслана, привычно оглушив первым выстрелом, Иса нажал на курок. Трудно прицелиться — легкие рвутся наружу, а мост, как назло, раскачивается на тросах — в открытом пространстве реки им мешает ветер, неощутимый в деревьях.

Точка дернулась, упала, но скоро поднялась — братья вновь открыли огонь. Видно, русский здорово перетрусил или все точно рассчитал — за время преследования он ни разу не выстрелил, а только бежал, не уставая и, наверное, не оглядываясь. Он почти у цели — еще пара шагов и он на том берегу. В него трудно попасть — вот он опять споткнулся и опять побежал, это его последний и судорожный рывок. Братья расстреляли магазины — все, русский скрылся, дважды на прощание легко взмахнув рукой — два оглушительных взрыва грохнули в ограниченном пространстве над рекой, швырнув доски в гулкие склоны. Аслан заплакал в автомат, а Иса, перевернувшись на спину, выпустил в небо красную ракету…


…освобождаясь от ноги, вторично скрипнула доска — и раздвоение исчезло, как и не было, улетев и обогнав толкотню течения звуком крыльев голодной ласточки над быстрою водой, а группа, разгоняясь по дрожащим направляющим моста, начала восхождение.

Конечно не на вершину, но все-таки наверх. Мост — узкая граница и тонкая связующая нить между казенной жизнью и приключением пройден, и вместе со скрипом доски и запахом ржавеющего железа остался внизу и позади. Идти и трудно и легко — в свежих мышцах много сил, но внутри сидит вчерашний хмель, однако сильные удары сердца выгоняют его из крови в пот, немного нарушая гармонию лесных запахов.

Однако извилист путь туриста, и покоряемые им ярусы горных миров рисуют различия в картинках, медленно подчиняясь прогрессии пройденных шагов, пускай не по прямой, но все же отдаляя его от пресловутого уровня моря. Лес, обманывая меньшим, чем казалось издали, количеством стволов и тоннами листьев, кончился почти вдруг, предоставляя траве право расти в обозначенных им же пространствах. И она, трава, пользуясь свободой от тени, нависает над людьми двухметровой высотой, заменяя в этом качестве деревья. Ее сочная зелень начала лета прохладной влагой забирает теплоту движения идущих, давая взамен пахучую свежесть.

— Мы тут парня на вокзале встретили, — сзади и издалека значительно начал Борис.

— Боря, — попытался остановить его Игорь.

— А что? Послушай, Степаныч, подошел к нам на вокзале один загорелый, нос после снегов… в общем, наш человек — обожжен и обморожен. Из Симферополя. С друзьями повидаться приезжал ну и на вылазку, естественно. Насчет дороги поплакался, что дорога стала не та, что раньше. Маршрут, конечно, посложнее у них был, не такой прогулочный, как…

— Боря, — теперь поторопил его Игорь.

— Да. Рассказал он нам случай. Слышишь, Степаныч? Что на приюте подвалили к ним ребятки с бородками, в камуфляже, и у каждого по автомату. Сваны. Ну и говорят, что мол, теток им — и будете живы. С ними тетки были.

— Скалолазки, — вспомнил стихотворную рифму Сергей.

— Они. Еле отпоились от них, все бухло отдали. Скажи, Степаныч, а здесь не так?

— Хорошо, что отпоились, но здесь не так. Сванов мы не встретим, не те места, да и идем мы по старому маршруту, вдали от козьих троп. Так что, думаю, пронесет.

— Честно говоря, мы Лену не хотели брать, — вспомнил о скалолазках Борис, — нам еще и не такое рассказывали.

— А ты слушай больше, — не согласилась с ним Лена, прекрасно понимая, что он всегда прав, и что если что, то тогда ее уверенность в себе никакой роли сыграть не сможет.

— Ну почему же, прислушиваться нужно, но если бы была реальная опасность, то я с вами не пошел бы. Да и не выпустили бы вас.

Алексей не участвует в разговоре — он наблюдатель, он молча разгибает ноги. Он заметил, что из трех друзей, оси, вокруг которой завертелся весь поход, Сергей как-то ближе к Борису, чем к Игорю. Вероятно, из соединения быстроты одного и медлительности другого получается неусталость общения, разные полюса — они всегда рядом. Однако Сергей заметно приумолк — видно и его быструю натуру смог успокоить длинный подъем.

А Игорь, тот, который сам себе на уме — и это скорее достоинство, чем недостаток, тот, который за обманчиво сонным взглядом прячет быстрые мысли, постоянно составляя их в цепочки и озвучивая лишь некоторые, тот, который беззлобно подшучивает над словами своих друзей, хотя чувствуется, что если кто-то в тесном лифте наступит ему на ногу и не извинится, сейчас же будет разорван парой обидных фраз, приличных, но на грани мордобоя — и лучше эту грань не переступать, тот, который хвостокол, идет и традиционно вторым номером участвует в разговоре. Безусловно, горы для него не пустой звук, иначе его не было бы здесь, но впечатления обращены вовнутрь, и их невозможно прочесть на лице то ли интеллигентного деспота Христа, то ли хитрого змея Чингачгука.

Возраст Степаныча трудно определить, а обыкновение борьбы старого и нового загара на лице и неутомимость разгибающих ноги мышц путают предположения, да и незагруженный морщинами лоб и крупные суставы пальцев недостаточны для расчета. Но то, что он оброс внуками — это точно. Они просто обязаны быть. А в горы, наверное, его гонят воспоминания молодости и ощущение еще совсем недавней зрелости и возможность в который уже раз испытать себя в несложном, но все-таки горном переходе, пройдя по знакомому маршруту. Малочисленность группы только на руку, но на одну, а на вторую — франтоватый ледоруб.

Лена. Цветы дневных событий принесли плоды впечатлений, так что Алексей даже немного позабыл о ней, но взгляд, живя отдельно и своенравно, все же бежал за ней все это время послушной собачонкой, а слух, как тот же дрессированный бобик, замирал при каждом ее слове, не спеша с заменой удивления на привычку. Шорты нынче в моде, и идущему не только прямо за ней, но и ниже Алексею трудно — он пообламывал глаза о ее ноги. Он не против, но почему-то постепенно возникло желание, что неплохо бы хлопнуть — хорошим да по немножку. Она своя в этой компании, хотя и напросилась — ей было трудно отказать.

"Ты просто необъективно ко мне относишься" — вспомнил он слова любительницы препарированных абрикос, и согласился с подсказкой.

А, в самом деле, кто она для них? Симпатичная попутчица, красивая женщина обалденных форм, чарующая свежестью молодости? И почему для них — для него тоже. Ее можно пригласить на танец, приударить за ней под южным солнцем, а если повезет — очутиться с ней в одной, всех уравнивающей постели. Вот только абрикосовая подсказка — а не появился ли заслуженный бурильщик, случайный амур?

Они поднялись довольно высоко по склону, но поднялось и солнце и, перевалив за полдень, будет теперь бросать их тени вниз, туда, куда скатывается охлажденный выше воздух. Прошло несколько часов, склоны оголились, все же прикрытые в благоприятных местах кустарником, или деревьями, очень похожими на кустарник, с перекрученными, словно выжатые грязные простыни, стволами. Скалы, и падая с каменных карнизов, воздух сталкивается с встречным теплым потоком, идущим снизу, и превращается в невидимые кудри, спорные движения которых касаются лица взглянувшей вниз, охлаждая лоб или играя ее светлыми прядями, сбежавшими от невидимой заколки. Странный день, день предположений и событий, воспоминаний и опасений продолжается, и… что там шепнула шуршащая пустота?