Не похоже, чтобы кто-то в округе имел право вызвать его на ночное рандеву. Герцогу Деттингему, вероятно, дозволено гулять в своем парке, когда заблагорассудится, и своей скрытностью возбуждать слухи о душевном нездоровье. «Влиятельному лорду простительна даже такая эксцентричность. Но пятая дочь — восьмой потомок — скромного виконта не может рассчитывать на снисхождение, если ее застигнут на полночной прогулке в райских кущах Эшбертона», — подумала Джессика и, как ни странно, нисколько тем не огорчилась.

Когда Джессика подошла к укромной калитке, спрятанной в буйных зарослях, оказалось, что Джек оставил ее приоткрытой, и она тихо проскользнула между створок, хотя глубокая тьма, затаившаяся за спиной, пугала до дрожи. Тропинка петляла между густо насаженными кустарниками, и Джессика опасалась, что там могли обитать всевозможные призраки ночи. Она преодолела приступ страха и храбро бросилась вперед мимо кустов, чреватых неожиданностями, ведь это был единственный способ узнать, что замыслил Джек.

Глаза уже привыкли к полумраку, но некогда было любоваться этой дикой красотой. Если бы ей случилось бесцельно бродить здесь, пожалуй, можно было бы остановиться и восхищаться благоухающими звездочками цветков экзотического померанца, привезенного из далекой Вест-Индии и высаженного здесь матерью Джека. Возможно, она приподняла бы головки прованских и бурбонских роз и сравнила их ароматы, затем ей вскружили бы голову душистые ночные эфиры жимолости, они уже истомились в забытьи среди безмолвной листвы, и кусты удивленно воздевали ветви к небу. Неужели их насадили здесь так густо, чтобы ублажать своей пряностью безответную тьму?

Глупо не догадаться, ответ напрашивался сам собой, естественно, их сюда высадили для ночных любовных свиданий, вся атмосфера вокруг пропиталась их ночной истомой, и вряд ли здесь можно думать о чем-то ином, кроме как друг о друге. Услужливые скамьи и уютные ниши то и дело попадались по пути, приглашая ценителей вкусить все прелести ночи и полностью познать друг друга, ночные свидетели выболтали ей, отчего почившая герцогская чета Деттингем пристрастилась к прогулкам по своему дикому саду.

К счастью, она вовремя выбралась из этих искусных лабиринтов в парк и не успела представить, как они с Джеком могли бы наслаждаться летними ночами в тех джунглях, иначе воображение лишило бы ее последних сил и она согласилась бы выйти за герцога. Она отбросила каверзные вопросы, заметив воротца, не запертые на щеколду, и в недоумении покачала головой: за каким дьяволом Джек идет по этой темной тропе сквозь весь парк?

При свете солнца Джессике было приятно постигать горделивый замысел Умелого Брауна, когда круговая панорама изящного пейзажа вдруг открывалась внизу во всей своей красе перед взором потрясенного зрителя. Хитроумный архитектор вел отважного путешественника к восхитительной вершине сквозь нарочито дремучие заросли, предварявшие естественный парк, они являли собой разительный контраст регулярным садам, остающимся позади. Джессика всегда приходила в неописуемый восторг, когда, вынырнув из сумрачных теней, внезапно оказывалась перед головокружительно глубокой перспективой векового парка в окружении холмов, любовно сберегающих покой зачарованной долины. Всякий раз она снова поражалась этому волшебному фокусу мастера — гармония природы и творение рук человеческих были очевидны. Но сейчас она нахмурилась, предстояло пересечь открытое пространство ночной аркадии, залитой лунным светом, и остаться незамеченной Джеком и полуночными визитерами.

Лодыжка снова заныла, напоминая о себе, Джессика засомневалась, стоит ли идти дальше. Даже если Джек увяз в каких-то тайных делах, вероятно связанных с Ричардом Сиборном, он — вот защитник на ее голову! — не позволит ей вмешиваться. Чтобы добраться до истины, надо перехитрить его. Ей лучше пробираться по гребню вдоль опушки дикого парка к сбегающей вниз густой каштановой роще, в ней может укрыться хоть целая армия. Она проклинала себя, что оставила в родном Уинберри-Холл элегантные трости, которые братья охотно нарезали для нее, такая подпорка ей весьма пригодилась бы сейчас. Она стиснула зубы и пошла вперед, подгоняемая беспокойством, причину которого отчаялась постичь.

На ее счастье, по пути попалась куча кольев, заготовленных для починки забора. Джессика выбрала для себя палку покрепче. Воспрянув духом, упрямо двинулась вперед. Правда, ей вряд ли догнать Джека, у него широкий и быстрый шаг, он, очевидно, давно уже в окрестностях питомника Бартрама[25] или на полпути к границе с Уэльсом. Так можно пройтись за ним следом, завершить круг и лечь в постель, хотя она потом глаз не сомкнет, тревожась за него. Но она не могла повернуть назад, к своей спаленке, не выяснив, с кем он встречается и зачем.

Джессика понимала, что глупо продолжать идти в неизвестность, но не смогла заставить себя остановиться. Она достигла опушки каштановой рощи и направилась сквозь нее вниз, ощупывая палкой неровности склона под ногами. В низине впереди обозначился круг дубовых деревьев, и она устало вздохнула. Если ей удастся без приключений добраться туда, она окажется позади беседки, что у озера. Пожалуй, можно будет тихо посидеть там и прийти в себя после такой одиссеи, а затем отправиться назад.

Джессика корила себя за непроходимую тупость и тихо кралась к намеченной цели. Она приостановилась под кроной первого дуба и прислушалась к жуткой тишине. Казалось, все живое настороженно замерло, ловя малейшие шорохи неподвижной ночи. Она представила, как бродит по парку рука об руку с любимым. Если бы Джек смог ответить на ее любовь, каждый их шаг стал бы восторгом, каждый шепот и поцелуй — головокружительным наслаждением.

Но сейчас она здесь одна, точно лунатик, и пламенно надеется, что Джек ушел далеко вперед и ему невдомек, как она прыгает в темноте, а призрачные тени гонятся за ней по пятам. Смешно, как она сможет защитить такого крепкого, сильного мужчину? Серые тени кривлялись и стыдили эту идиотку, решившую немедленно броситься вслед за ним. Что ж, она отдохнет в беседке, вернется в дом, доберется до своей постельки и забудет, что когда-то кралась за Джеком по его поместью в полночь.

Глава 10

Джек заставил себя прекратить мерить шагами сумрачный Греческий павильон у озера и уселся на одну из французских банкеток. Тетушка повелела поставить здесь chaises в утешение усердным путникам, отважившимся отойти довольно далеко от дома. Он молча проклинал изощренных шутников, выманивших его сюда, словно им больше нечем развлечься. Он так устал сегодня, увиливая от бойких невест, а затем опрометчиво убеждая Джесс в разумности брака, — пора бы отдохнуть и самому.

Тянулись минуты, и все меньше верилось, что появится герой, затеявший эту ночную охоту на ведьм. Что ж, нет худа без добра, по крайней мере, он просто полюбуется полнолунной летней ночью, а это зрелище так прелестно, что надо не проклинать плута, обманувшего его надежды найти Рича в добром здравии, но возблагодарить. Правда, безмятежным отдыхом такую прогулку не назовешь, и он подавил готовое сорваться с языка богохульство на случай, если его все же подслушивают.

Он всякий раз загорался при одной только мысли о своей заблаговременно нареченной герцогине, от которой недавно едва оторвался, теплой и сонной в его объятиях, готовой на скоропалительное безрассудство, несмотря на ее упрямое нежелание обвенчаться с ним. Почему он не подумал о том раньше? Да потому, что она умела не лезть ему на глаза, оставаясь рядом! Именно так он предпочел толковать неприятную до дурноты идею о том, что она попросту избегала его в свете. Чем он, безалаберный юнец, мог так настроить ее против себя? Он порылся в памяти, затем сжал кулаки и подавил в себе острое желание все забить к дьяволу.

Он на четыре года старше и мудрее и может припомнить, как настойчиво тетя Мелисса советовала ему вывести Джессику на ее первый бал. А он неохотно оторвался от своих заумных надуманных увлечений и соизволил недовольно ворчать, снисходя до милой бедняжки. Она, помнится, держалась весьма независимо, восходя на свою Голгофу, и не желала принимать его помощь, дабы не уронить своего достоинства перед высоким собранием, но он, разумеется, поддерживал ее, несмотря ни на что.

В двадцать два он был тщеславным ослом, уверенным, что одно его присутствие надежно зарекомендует ее при дворе и сам удалой принц Уэльский не смог бы лучше вывести ее в свет. Он даже привлек всеобщее внимание к ее поврежденной лодыжке, бездумно требуя, чтобы она отдала ему свой первый танец. Его передернуло при этом воспоминании. Тогда он был слишком напыщен и самодоволен, чтобы терзаться своей бестактностью, неудивительно, если Джессике теперь трудно представить его своим мужем.

Джессика, должно быть, кожей чувствовала каждый жалостливый взгляд и поясняющий шепоток: дескать, вот самая последняя Золушка, которую леди Пэндл никогда не пристроить в приличную семью, ей остается разве что посыпать пеплом свою голову. Джек не уставал проклинать себя за недомыслие. Ясно же, такие комментарии остро ранили гордость девушки. Он отвлекся от горестных картин прошлого и вспомнил свое недавнее потрясение, когда Джессика вышла из кареты, явно устав от путешествия в столь нежеланное ей поместье, и внезапно весь свет для него сошелся клином на ней.

«Эврика! Ты понял ее, наконец», — уведомил внутренний голос, несравненно более мудрый, чем простак Джулиус Генри Фредерик Джордж Дестигни Сиборн. Если она и не обвенчается с ним, он последует за ней в заповедную сельскую глушь и будет обивать порог ее скита, пока она не согласится стать хотя бы его любовницей, если ей непременно надо начать совместную жизнь со скандала.

Он погрузился в думы о приятнейших способах убеждения Джессики в том, что она — его единственная избранница. При этом он так старался не впасть в сентиментальность и не сознаться в вечной к ней любви, что слабый шорох чьих-то близких шагов остался им незамеченным. Он осознал, что уже не один, только когда на дорожке лунного света возникла тень, проникшая в стилизованный Греческий павильон, и полумрак заметался по стенам, давая понять: загадочное послание — вовсе не иллюзия.