Да, она вытянула верную карту, так они и должны были поступить. С той самой минуты, когда впервые увидели друг друга — ей было тогда шестнадцать, а ему — почти двадцать один. Он коснулся ее губ и нежно раздвинул их, проникая языком внутрь и отметая все причины, мешавшие им плыть туда, куда нес их поток наслаждения. Она подалась навстречу его ласкам, без стыда и сомнения, и раскрыла губы, поощряя его алчность и свою жадную радость удовольствия.

Он сжимал ее в объятиях таких тесных, что казалось, они изначально созданы друг для друга. Она вздыхала от полноты чувств, а ее тело бессознательно вжималась в него теснее, тем самым проявляя больше мудрости, нежели ее разум. Он глубоко вздохнул и долго смотрел ей в глаза, наслаждаясь чудесной минутой, затем нежными поцелуями обвел тонкие брови, пощекотал ее дерзкий носик, соблазнительно пощипал губами подбородок и нежную кожу за ушками. Она дрожала от восторга, впервые открыв, как дико волнует ее эта нежность. Некогда она мечтала так целоваться с Джеком, но реальность превзошла ее грезы.

— Странное чувство, словно я вернулся в свой удел и открыл доселе невиданные земли, а теперь наслаждаюсь этим чудом, — прошептал он, словно говоря сам с собой, впрочем, она и не смогла бы ответить.

Теперь он быстро и жарко целовал ее шею, спускаясь к ямочке у горла, и, когда лизнул эту впадинку, там сразу забился нежный пульс. Она задохнулась от наслаждения и предвкушения большего, чего именно, она пока не могла себе представить. Досадуя на тонкую батистовую блузу, оказавшуюся под ее легким жакетом, он нетерпеливо расстегивал крошечные пуговки и скользил губами по обнажавшейся шелковистой коже вниз, до самой ложбинки меж ее грудями. Они набухли и потяжелели, словно предчувствуя, какой восторг предстоит им пережить под его мучительными до боли прикосновениями.

Джессика уже готова была смутиться, но вместо этого вновь была ввергнута в пучину волшебных ощущений, когда он продвинул палец вниз, нашел возбужденный сосок налитой груди и слегка потрепал его. Джессика восторженно вздохнула и почувствовала, как сосок напрягся сильнее под его вибрирующим пальцем.

Теперь она почувствовала его как мужчину и своего предполагаемого любовника, и это затронуло ее сокровенную струнку. Мучительно-сладкая истома охватила ее изнутри. Между тем он возился с перламутровыми пуговками, и его нетерпение все нарастало. Наконец он убрал палец и приник к ее груди ищущими губами сквозь тонкий батист блузки. Новый взрыв чувств потряс Джессику, и она поняла: ее уносит в волшебную страну. Она зарылась лицом в его темные кудри и прижалась губами, чтобы заглушить свой алчущий шепот.

В эту минуту неземного блаженства ей в голову прокралась мысль о добропорядочных девах, что гуляют неподалеку. Очарование этого удивительного урока сразу поблекло, хотя она теперь знала, сколь приятно быть с мужчиной, который умеет щедро одарить ее любовью и вызвать в ней острое желание изведать еще большую радость. Осознав, насколько далеко их занесло, она попыталась сдержать тихий возглас, но тщетно. Ноги не слушались, ее качало на волнах чувственного наслаждения, между тем как он склонился к другой груди.

Губы Джека теперь стали настойчивее, словно обещали новые восторги. Джессика откинула голову, прислонившись затылком к нагретому солнцем камню, рядом с окном в древней стене, слова в такой проникновенной взаимной близости оказались излишни. Он приподнял голову, намереваясь снова поцеловать ее, и она вжалась спиной в теплый камень, чувствуя, как Джек властно прижимает ее, не отрывая своих губ в поцелуе. Да, теперь она прочувствовала, какая могущественная сила влечет мужчину к женщине. Его руки умело возбуждали ее, дыхание стало прерывистым, и она почувствовала свою власть над ним. Это отвлекло ее от извечных «как и зачем?». Этими вопросами обязаны задаваться девственницы, даже если они страстно мечтают нарушить свой статус-кво.

Прежде Джессика и помыслить не могла, что истома, сладко сжимавшая ее сердце от самых обычных для него поцелуев, может перейти в неизмеримо большее наслаждение. Теперь она поняла, как это глупо было с ее стороны пытаться удержать свое ноющее желание в неких границах. Она решила поощрить его неистовство, однако Джек уже успел нежно заправить ее блузу за пояс и тщательно застегнуть все крохотные пуговички и теперь ласково похлопывал эту растрепанную распутную особу, призывая ее привести себя в окончательный порядок, дабы выйти в мир.

Но она теперь желала только одного — чтобы тот мир исчез.

Потрясенная пережитым, Джессика пыталась вернуть себе душевное равновесие. Но, вспомнив, как легко превратил он возведенный им храм в воздушный замок, она с горечью решила, что для него эти отношения почти ничего не значат. Девушка отвернулась, чтобы сохранить в тайне свои обидно смятенные чувства. Далеко внизу у подножия холма суетились доярки, а терпеливый пастух загонял стадо коров на дойку. Пастуший пес лаял с показным усердием, удивительно, что этот лай долетал сюда раскатистым эхом. И если здесь так хорошо слышно, что происходит внизу, возможно, их едва не любовная возня и нежный шепот тоже были вполне различимы среди мычания коров и лая собаки? Ей не хотелось снова подставлять лицо солнцу, хотелось навечно остаться в этой полуразрушенной келье, и она, защищаясь, спешно пыталась придать лицу выражение безмятежного равнодушия.

— Не отворачивайтесь от меня, Джесс, — неуверенно шепнул он в копну медно-каштановых волос, они успели тяжелой волной упасть ей на плечи, пока их штормили страсти в этом историческом будуаре, пережившем многих хозяек.

— Вы сами вполне способны мгновенно отвернуться от меня, — заявила она.

— Думаете, мне легко далось это? — спросил он, и она повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

В них все еще метался зеленый огонь, и она поверила — действительно, не так легко.

— Вы убедили меня, — пробормотала она с горечью.

— Вы несете чепуху, Принцесса. Вы и понятия не имеете, какой огонь меня сжигает, а полагаете, что мне легко остановиться. Но это только ради вас, — грубо бросил он и притянул ее к себе так близко, что она всем телом ощутила его напрягшиеся стальные мускулы, дремлющую мощь мужского тела и стойкое и, несомненно, сильное возбуждение. — А теперь попробуйте сказать, что я не желаю вас, — задорно шепнул он в пламя взъерошенных волос, словно опасался вновь коснуться ее поцелуем и потерять самообладание.

— Вам нельзя поощрять свое желание, Джек, я не та герцогиня, которая вам нужна, и я не желаю становиться вашей любовницей, — объявила она без обиняков, но услышала только его тихий смех над своим ухом, затем он отстранился и криво усмехнулся, словно она сказала нечто нелепое.

— Полагаю, мы только что доказали вашу неправоту. Вы — моя герцогиня. Если иначе, я подожду, пока вас попросят, но вам придется ждать весьма долго, — уведомил он.

— Что ж, тогда объяснюсь проще. Вам не следует желать меня, и жениться на мне вы не можете, — упрямилась она, вяло отталкивая его и поднимая руки, чтобы скрутить свою спутанную гриву в узел на затылке и накинуть шелковую вуаль.

Марта настояла, чтобы она на верховой прогулке непременно покрывала волосы сеточкой.

Он приподнял брови, словно оспаривая ее право судить, как ему следует или не следует поступать, если он так очевидно остро желает ее.

— Могу — и буду.

— Приличные девушки и их компаньонки были бы оскорблены до глубины души, если бы вы таким образом возжелали одну из них, — подбросила она несколько опрометчивую идею.

— Впору мне оскорбиться, Джесс, поскольку любая из них волнует меня не больше, чем стайка глупых школьниц, других чувств они у меня никогда не вызовут. Не тщитесь включить в ваш аудиторский список некие бриллианты первой величины, которые якобы ускользнули от внимания моей тети и бабушки. Как вы понимаете, я не пожелаю ни одну вместо вас, даже если вы меня оттолкнете.

— Обязаны пожелать. Я — невзрачная, уже в возрасте, а они, юные и прелестные, за тем и приехали сюда, чтобы вы за ними поухаживали и выбрали себе в жены наилучшую.

— Еще слово в том же духе — и я вытащу вас отсюда и объявлю перед всеми о нашей помолвке, опомниться не успеете, — свирепо пообещал он. — Я не позволю, чтобы вы, Джесс, ставили себя хоть в чем-то ниже их. Даже если бы я не желал спать с вами и делить стол и кров, даже в таком случае мне было бы неприятно слышать о том, как вы уничижаете себя.

— Как вы думаете, Джек, сколько предложений я успела получить за те пять лет, что вращаюсь в светских кругах? — сердито спросила она.

— Столько, сколько захотели или подали на то надежду, — просто ответил он.

— Ни одного! — выкрикнула она.

— Вот видите, — ответил он таким тоном, словно она разрешила дилемму в его пользу. — Разве уважающий себя джентльмен будет делать предложение леди, которая неизменно дает понять, что ей это ни к чему?

— Сделал бы, если бы любил меня, — оправдалась Джессика.

— Но вы сами лишили себя шанса, отвергая все приемлемые партии.

— Не льстите себе — не потому, что влюбилась в вас, — отрезала она.

— Это когда вас уже представили ко двору и вы всякий раз смотрели букой, стоило мне приблизиться? Я не такой храбрец! Вашу ледяную суровость надо бы использовать в качестве секретного оружия в войне с французами. Осталось только найти смельчака, который исхитрится запечатать того джинна в бутыль и в решающий момент метнет снаряд во врага.

— Не надо шутить, — уныло сказала Джессика.

Она внезапно поняла, что страшно устала от этого бесцельного спора.

— Это не шутка, Джессика. Я серьезен, как никогда, — заверил он и прислонился лбом к ее челу, словно большую близость не мог себе позволить.

— То есть мной и в самом деле можно устрашить гвардию Бонапарта? — спросила она, едва не дрогнув под натиском, тем самым она позволила бы ему совершить самую большую ошибку в его жизни, нет, такого ей не вынести.