— Ты хоть меня вспоминала?

— Вспоминала.

— Часто?

— Раньше часто…

— Почему только раньше?

— Но ведь ты меня бросил. Уехал из города и — с концами.

— Да. Но сначала ты от меня ушла.

— Я не по-настоящему. Я боялась тогда…

— Кого ты боялась?

— Тебя.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Не боишься?

— Боюсь… что это со мной только во сне. А когда я проснусь, тебя опять не будет рядом. И мне больше не захочется жить без тебя…

— Прости меня…

— И ты меня прости…

Настя лежала у него на груди и водила пальцем ему по животу считала квадратики, оставшиеся от прошлогоднего загара.

— Почему почти у всех мужчин ближе к тридцати начинает расти живот?

— Дался тебе мой живот…

Он попытался укрыться одеялом. Но она не пускала, стаскивала с него одеяло, и живот снова обнажался.

— Нет, ты мне ответь… Вот он какой у тебя, кругленький, аккуратненький, но жирком уже начал обрастать. Зачем он тебе? Для солидности?

— Где ты там увидела жирок? — Он был, кажется, задет ее исследованиями, приподнялся на локтях, стараясь тоже получше рассмотреть свой живот.

— А вот здесь… здесь… и вот еще… — Она ущипнула его несколько раз.

— Ах ты, значит, так!.. — Он перехватил ее руки, перевернул, отшлепал. — У мужчин живот, а у женщин другое достоинство… Вот оно!..

И тоже ее ущипнул.

— Ай, ты что?!.. Останутся же синяки…

— Ну и пусть остаются… Мне нравятся синяки на этом месте, пусть будут как украшение рядом с бабочкой… Или ты кому другому их боишься показать?..

— Ну пусти же, медведь!.. Мне надо в ванную…

Она вырвалась из его рук, соскользнула с кровати и босиком прошлепала в прихожую. Он слышал, как стукнула дверь в ванную и как полилась вода.

Макс вошел в ванную комнату, когда Настя уже принимала душ. Она молча протянула ему гибкий шланг и сразу отвернулась. Он добавил напор воды и медленно повел упругую струю сверху вниз по ее телу. Сначала по шее, потом по лопаткам, бедрам. Она обернулась. Струя ударила ей в грудь и в живот.

Он хотел ее поцеловать, но она вывернулась у него из-под руки.

— А теперь давай я тебя… — Настя взяла у него шланг, а когда он повернулся к ней спиной, она добавила холодной воды и до отказа прикрутила кран с горячей.

— Негодница! — заорал он от неожиданности, когда ледяная струя воды окатила сзади его тело. — Значит, так, да?.. Ну, погоди у меня!..

Он вырвал у нее шланг и окатил водой сразу с ног до головы.

— Пусти! Ой, моя прическа!..

Настя визжала, отбивалась, как могла. Они возились в ванной комнате еще некоторое время, вырывая из рук друг у друга шланг, щедро поливая из него друг друга, и в результате устроили на полу настоящий потоп.

— Вот что получилось! — Макс стоял по щиколотку в воде и беспомощно озирался вокруг. — Наверняка мы с тобой залили соседей снизу. Сейчас прибегут…

Соседи не прибежали. Видно, дом этот строили на совесть. Они еще немного поиграли шлангом, пообливали друг друга, но уже не так азартно. Истерически смеясь, Настя наконец выбралась из ванной, мокрая, шлепая босыми ногами, убежала в комнату. Там бросилась в постель, укрывшись одеялом с головой.

Он прибежал следом, увидел ее на кровати, с разбегу нырнул туда, торопясь и срывая с нее одеяло.

— Боже… Боже… Боже… — стонала она.


Они спали весь день, до тех пор, пока опять не начало темнеть.

А когда совсем наступила ночь, они сидели на подоконнике у раскрытого окна. Июньская светлая ночь, сонный огромный город, кругом ни души, чистые, политые мостовые, Замоскворечье, беспорядок крыш, колоколен, тихие дворики соседних старых домов. А прямо перед ними, красный и чинный, казавшийся тоже пустым в это время Кремль. Запах сирени с набережной, на небе тихие сиреневые тучки, гладкая густая вода в реке. Они сидели и молча смотрели друг на друга…


За окном бушевала гроза, а Настя танцевала. Для него. Он смотрел на нее во все глаза, а губы его при этом неслышно шептали. «Пусть так будет всегда, — думал он. — Останься, не уходи, не оставляй меня. Останься этот миг, эта ночь, эта беспредельная глубина твоих глаз, тепло твоих рук, жар твоих губ, не останавливайся в танце своем… Не надо, чтобы было так, как есть, пусть будет лучше. Я хочу, чтобы ты и дальше горела, как звездочка на нашем с тобой сегодня небе, как твои глаза… Я хочу, чтобы мы горели с тобой вместе, одним огнем, именно огнем, потому что я не хочу, сгорая, превратиться в тлеющие угли. Пусть это будет наше пламя! Я хочу вознестись в твоих нежных объятьях к небу, хочу пронести тебя сквозь грозу богов, желающих не разделять небесных безбрежных просторов ни с кем. Омытую этой водой, хочу уложить тебя в тающую белизну его облака… Подняв глаза на тебя, хочу утонуть в томном блеске глаз твоих зеленых зрачков… Нежная моя… Я хочу быть твоим рабом. Пусть теперь и впредь мы будем неразделимы, как небо и звезды. Я готов принимать весь огонь твоих губ и жар твоего сердца, огонь сотен тысяч звезд в их просторах и глубинах. Пусть от твоей улыбки расцветают самые прекрасные в мире цветы, как от лучей солнца, по всей земле, они будут твоим отражением на твоем лице. Я хочу раствориться с тобой в этом океане страсти и бесконечной любви, в твоей ненаглядной красоте, в пылких твоих губах, в нежности твоих рук, в каждом изгибе твоего тела и замирать от счастья при каждом ударе твоего сердца, передающегося мне от тебя, разливающегося по всему моему телу. В ударах, которые растекаются по нему бурлящими, прозрачными и до головокружения бездонными потоками… Я хочу, чтобы было так. Чтобы от одного твоего взгляда у меня замирало сердце…

Как небо. Тихое, уютное и светлое, под которым рождается, просыпается каждое утро земля. Жаркое, томящее и прозрачное. Страстное, грохочущее и ревущее, обрушивающее потоки живой воды. Тихое, уютное и нежное, светлое. Пусть так будет…»


И только в понедельник, уже под вечер, Макс опять включил телефон. Аппарат, словно кто-то ждал этого на другом конце провода, сразу же зазвонил.

— Тебе звонят, — сказала Настя.

— Я слышу, — ответил он, не двигаясь. — Меня нет дома.

Звонки прекратились. А через минуту начались опять, и уже больше не прекращались. Звонивший неизвестный человек оказался настырным.

Макс снял трубку и тотчас услышал голос Витьки Лежнева.

— Ты куда пропал?! — задребезжало в мембране. — Два дня тебя искали по всей Москве и не могли найти!.. С тобой все в порядке?..

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Макс. — Я дома. Меня никто не похитил, и выкуп тебе за меня платить не придется!..

— Он еще шутит! — возмутился Лежнев. — С какого хрена ты все это устроил?.. И ты хоть представляешь, как все это может выглядеть со стороны?..

— Не представляю… А как?

— Макс, на тебя это совсем не похоже… Я тебя не узнаю! Французы тоже в полном отпаде от твоей дикой выходки. Да что французы, всю нашу фирму целый день лихорадило, никто толком ничего не мог понять…

— Конечно! Ты привык, что я, словно раб на галере, сутками сижу прикованный к своему креслу, да еще и за все отдуваюсь, — вяло огрызнулся Макс. — А мне такое положение уже порядком поднадоело.

— Но ты президент фирмы!..

— Ты, между прочим, тоже. Сам мог инициативу проявить.

— Я и проявил…

— И что? Каков результат?

— Французы согласны на все наши условия!.. Я их достал!.. В проект договора мы уже внесли изменения. Осталось его заново перепечатать, и завтра он будет у тебя на столе… Что молчишь и дышишь в трубку? Ты хоть доволен?

— Вполне, Витя!.. Ты делаешь успехи!.. И я всегда в тебя верил!

— Да, но остались еще кое-какие нюансы. Без тебя их не решить.

— Я буду завтра в офисе ровно в полдень. Так французам и передай. Кстати, как они проводят сегодняшний вечер? С тобой или без тебя?

— Со мной, конечно. Я их ни на минуту от себя не отпускал. А сегодня веду в Большой театр. Там какой-то балет… или опера…

— А вот это, Витя, уже с твоей стороны огромный прокол… спутать оперу с балетом. Ай-я-яй!.. Что наши гости могут подумать о твоем культурном уровне?

— Да ладно тебе, шутник чертов!.. Тоже мне, нашел козла отпущения… Так ты завтра будешь или это тоже шутка такая?

— Буду, Витя, буду!.. Когда это я нарушал данное слово?

— Да вроде пока ни разу… Но хоть расскажи, где пропадал? И главное, с кем?.. Неужели удалось зацепить в коттедже красотку, которая так тебя ухайдокала?.. Ах ты, тихоня наш!.. Делаешь успехи, хвалю!.. Она, что же, тебя к кровати привязала?.. Колись, давай!..

Макс поморщился, покосился в сторону Насти и прикрыл трубку рукой:

— Завтра, Витя, все будет завтра… Ты получишь от меня полный отчет.

Не дожидаясь реакции Лежнева, Макс бросил трубку на аппарат. И повернулся к Насте.

— У тебя на работе неприятности и это все из-за меня? — спросила она.

Вместо ответа он притянул ее к себе, прижал всем телом и крепко поцеловал. Поцелуй этот длился долго, до изнеможения.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он, откидываясь на подушку.

— О чем?

— Я думаю, что лучше всего целовать только одну женщину в своей жизни.

— Почему?

— Потому что дальше уже идет повторение…

— Я в какой-то момент представила себе, что ты, может быть, вот так же совсем недавно целовал другую, — произнесла она задумчиво. — И меня стала мучить ревность. Но ты должен знать, что я сама постоянно делаю то же самое. Я живу со многими мужчинами и целую их едва ли не каждый день… Ты готов признать меня такой?

— Не думай об этом. То было давно, в прошлой жизни. Теперь все у нас будет по-другому. Я тебя больше никому не отдам!..