Именно таким она рисовала его сейчас, стараясь передать бьющую через край жизненную силу, главную часть его существа. Отвагу и дерзость, которую чувствовала в нем.

Карандаш двигался почти сам по себе. Ни звука, только тихий скрип раздался в тишине комнаты.

Диана не обратила внимания, сколько времени прошло, пока не почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вздрогнув, она подняла голову и увидела Торна, остановившегося в дверях библиотеки.

– Я увидел свет, – объяснил он, делая шаг в комнату.

На нем был черный парчовый халат с малиновым узором. На ногах никакой обуви – он стоял босой.

Диана была одета не намного приличнее: белый атласный пеньюар поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке закинуты за спину. Хуже того, она сидела на кожаной кушетке, поджав под себя ноги.

Ничего непристойного во всем этом, конечно, не было. Она была полностью одета. Но выражение в глазах Торна заставило ее забеспокоиться. Диана опустила ноги на пол и поправила пеньюар. Торн стоял и какое-то время разглядывал ее. Наконец он пересек комнату и остановился напротив. Потом он увидел ее набросок, и Диана поняла, что напрасно оставила блокнот открытым. В глазах Торна зажегся интерес, едва он узнал на рисунке себя.

Не дожидаясь разрешения, Торн уселся рядом и указал на альбом:

– Можно?

На секунду Диана вцепилась в блокнот, не желая признаваться, что он ей не безразличен. С другой стороны, ей нечего было скрывать. В конце концов, она художница. А художники, восхищаясь, всегда выбирают объекты, подобные виконту. Но все равно Диана покраснела, когда против воли ей пришлось разжать пальцы.

Взяв у нее альбом, Торн долго изучал рисунок.

– Потрясающе, – наконец произнес он совершенно серьезно.

Для Дианы это было самой высокой оценкой. На рисунке Торн выглядел совсем как в жизни. Выразительное лицо, движение, скрытое в каждой линии тела, когда он стоит и смотрит вдаль, на море.

– Вы говорили, что хорошо рисуете, – добавил Торн. – Но я не представлял, что у вас талант, и очень большой талант.

Диане стала приятна такая оценка, но она решила не принимать ее всерьез.

– Просто у меня есть способность схватывать сходство.

С трудом оторвавшись от альбома, Торн поднял на нее глаза.

– Эго излишняя скромность. Вы говорили, что увлекаетесь пейзажами. Они так же хороши?

– Может, даже немного лучше, – честно ответила Диана. – От пейзажей получаешь большее удовлетворение, чем когда рисуешь людей. Но я собираюсь сосредоточиться на портретах, с ними можно завоевать больший авторитет. В Королевской академии, которая сейчас главный арбитр художественного вкуса, существует жесткая иерархия. Пейзаж не занимает в ней высокое положение.

– Разве? – Брови Торна удивленно взметнулись.

– На первом месте работы на исторические темы, затем – портреты, еще ниже – пейзажи, а на последнем месте – жанровая живопись, сюжеты из повседневной жизни.

– Потому-то вы и собираетесь писать портреты?

– Да, – просто ответила Диана.

– Наверное, это мучительно – подавлять в себе великий дар из-за того, что вы женщина.

Диана поморщилась, когда знакомое чувство обиды напомнило о себе.

– Существует много запретов для женщин. Трудно добиться внимания, уж не говоря об уважении.

В улыбке виконта промелькнуло сочувствие.

– Эти переживания я могу понять. С самого рождения я всегда сражался с общественными правилами.

Торн перевернул следующий лист и увидел еще одно свое изображение. На этот раз купающимся среди руин. Обнаженный торс. Нижняя часть до талии скрыта в воде.

Диана почувствовала, как зарделись щеки, но постаралась сохранить спокойствие.

Перевернув еще один лист, Торн увидел себя выходящим из воды в бухте. Полностью обнаженным.

Торн задумчиво посмотрел на Диану:

– На этих двух набросках вы нарисовали меня исключительно соблазнительным. Страшно интересно, что вы еще увидели во мне?

– Вы не нуждаетесь в моих комплиментах, лорд Торн. Вы и сами знаете, что красивы.

Он слегка нахмурился.

– Хотите меня обидеть? Мужчинам не полагается быть красивыми.

– Но вы такой. Порочно красивый. И я уверена, вы это понимаете.

– Значит, поэтому вы изобразили меня в таком виде?

Диана постаралась, чтобы ее ответ прозвучал бесстрастно и объективно.

– Отчасти. Что-то такое в вашем лице… Оно у вас классически правильное, но в выражении есть… Безнравственность, что ли? Какая-то необузданность…

– Безнравственность? Хм. – Торн быстро глянул на Диану.

Она застыла, когда его пальцы вдруг коснулись ее губ.

– Хотите узнать, как я представляю себе вас?

Не хотелось признаваться, что ей это страшно любопытно, но ответ прозвучал сам собою:

– Да.

– Передо мной красавица с пленительным сочетанием стойкости и беззащитности. Женщина, в которой безошибочно определяешь чувственность. Ваши глаза темны и выразительны. В них можно утонуть, мне кажется, – Его голос зазвучал тоном ниже. – В них отблеск таинственности, который подбивает меня раскрыть загадки, которые вы скрываете.

От нежности, прозвучавшей в его хриплом шепоте, у Дианы комок встал в горле.

Взгляд Торна скользнул к ее губам.

– Ваш пухлый рот тянет на грех. А шелк ваших волос… – Он потянулся, чтобы дотронуться до сияющих прядей. – Очень хотелось увидеть, как они будут выглядеть без заколок, но я не представлял, что это будет настолько чудесно.

– Торн… – Диана понимала, что это сумасшествие – выслушивать сладкоголосые речи, но не могла остановить его.

– Вы самый настоящий соблазн, Диана. – Золотые искорки в глазах виконта замерцали, согревая, возбуждая беспокойное желание. – Вы завладели моими мечтами.

– Вы мечтаете обо мне? – Ее голос упал до шепота.

От взгляда, которым Торн посмотрел ей в глаза, сердце подпрыгнуло в груди.

– Да, я мечтаю о вас. И ничего не могу с собой поделать. Мне безумно хочется заняться с вами любовью, Диана. Я хочу увидеть, как ваши чудесные глаза станут еще глубже от страсти.

Говоря, он наклонился к ней, и теперь его прекрасное лицо было почти рядом, губы чуть ли не прижаты к ее губам, и от них опять веяло жаром, как во время поцелуя там, на пляже. Если вдруг он поцелует ее сейчас, она пропала. Диана не сомневалась в этом. В мире были лишь они одни и сила, которая тянула их друг к другу.

В звенящей тишине она слышала только лихорадочный стук собственного сердца, пока набиралась решимости, чтобы положить конец такому скандальному повороту событий. Но вот наконец ей удалось отступить и, как щит, выставить перед собой блокнот для эскизов.

– Торн, остановитесь… Я думала, мы договорились… Договорились, что вы не будете пытаться соблазнить меня.

– Вы правы, – пробормотал он. – Это все чертовски опасно. – В его низком, хриплом голосе прозвучало ясно различимое разочарование. – Мне лучше уйти.

– Нет, это мне лучше уйти. – Диана ринулась из библиотеки.

Захлопнув за собой дверь, Диана стояла в полной темноте, прислонившись спиной к деревянной панели, и старалась выровнять дыхание. Какое-то время спустя она пришла в себя и сообразила, где находится и что все с так же трясущимися руками и колотящимся сердцем обдумывает мучительную дилемму.

Без всякого сомнения, ее просто яростно влекло к Торну. Против своей воли она считала, что он самый привлекательный мужчина из всех, кого она знала. И самый обманчивый.

Его гибельный, чувственный шарм был таким естественным и свободным, как дыхание. Было понятно почему. Потому что он не мог остановиться и не соблазнять женщин так же, как не мог поменять цвет своих глаз.

И потому что без всяких усилий мог возбудить в женщине желание к себе.

Теперь нужно что-то сделать, чтобы противостоять собственному влечению.

В смятении Диана зажмурилась и потрясла головой. Торн назвал ее самым настоящим соблазном, но этим соблазном был именно он. Оставаться с ним наедине было опасно.


После происшествия в библиотеке Диана делала все возможное, лишь бы не встречаться с Торном один на один, хотя с каждым днем ей все больше приходилось общаться с ним.

И для Дианы, и для Эми конец недели выдался таким же напряженным, как и начало. По вечерам попеременно следовали ужины и приемы у островной знати, а днем они часами занимались подготовкой гардероба.

Покупку мелочей, таких как туфли, шляпки, ридикюли, веера и носовые платки, можно было оставить до Лондона. Но модистка-француженка шила им платья на все случаи жизни. Платья на утро, на день, для обедов, балов, для выезда в экипаже, для пешей прогулки и верховой езды. Помимо того еще и верхнюю одежду, накидки и ротонды.

Когда Диана засомневалась, что такое количество одежды не будет готово до их отплытия, Торн сообщил, что портниха поплывет вместе с ними в Англию, и двух недель в море будет вполне достаточно, чтобы закончить большую часть гардероба.

Диана не могла поверить, что он нанял дорогущую модистку на целый месяц работы. С другой стороны, почему бы такому богатому человеку, как Торн, не позволить себе тратить собственное состояние по своему капризу.

Торн на это мог бы сказать ей, что француженка будет заниматься совершенно другим делом – защищать Диану от него. Чем больше пассажиров будет на борту его шхуны, тем меньше вероятность того, что он станет распускать руки. Таков был ход его мыслей.

Теперь он был уверен, что Диане потребуется такая защита. Он не мог припомнить, чтобы таким взрывным образом реагировал на какую-нибудь другую женщину в своей жизни. Это было просто нелепо. Ведь в первый раз он увидел ее всего-то несколько дней назад.

Случай в библиотеке усилил то лихорадочное чувство, которое он испытывал к ней. Той ночью ему ничего не хотелось, кроме как уложить Диану на софу и подарить ей наслаждение, которого они оба страстно желали. Нужно было, чтобы она ушла тогда, потому что Торн прекрасно понимал: если бы она осталась, он не смог бы заставить себя отказаться и не взять ее.