Вскоре Вада увидела Чэрити. Под ее руководством две горничные в накрахмаленных чепцах и легких белых передничках распаковывали вещи. Они встали, когда герцогиня вошла в комнату, и присели в реверансе. Чэрити, на секунду забыв об американской независимости, сделала то же самое.

— Я уже сказала мисс Хольц, — герцогиня обратилась к Чэрити, — что у нее есть время переодеться. Ужин подадут в девять часов вечера.

— Вы так добры ко мне, — произнесла Вада.

— Мы все хотим, чтобы ты чувствовала себя здесь счастливой и была как дома, — сказала герцогиня в ответ.

Казалось, она специально сделала ударение на слове «дома», после чего удалилась из спальни, оставив Ваду со служанками.

Пока девушка принимала ванну и переодевалась к обеду, она не переставала думать о том, что за обедом окажется наедине с герцогиней и будет чувствовать себя неловко, если говорить придется только о помолвке, приданом и свадьбе.

Однако Вада напрасно беспокоилась. Когда без нескольких минут девять девушка спустилась вниз, в гостиной она увидела несколько человек, и среди них личного капеллана герцога, компаньонку герцогини — очаровательную женщину лет за пятьдесят, и замужнюю пару — кузена герцога с супругой, гостивших в замке.

Ваде показалось, что они с трудом сдерживают любопытство, которое тем не менее проглядывало в обращенных к ней взглядах. В то же время они обращались с ней как хорошо воспитанные люди, очень любезно, и в том, что они говорили, не было ничего нескромного или обидного для нее.

Поскольку герцогиня предположила, что Вада, должно быть, устала, вскоре после ужина все гости разошлись по своим комнатам.

Очутившись в «покоях королевы», в огромной кровати под пологом, державшимся на четырех столбиках-колоннах, Вала снова почувствовала себя неловко, прекрасно понимая, что ведет себя как настоящая обманщица.

«Когда увижу герцога, все ему объясню, — успокоила она себя. — И тогда наконец уеду в Париж».

Вада вспомнила, как герцогиня показывала ей картины с изображением герцога. Они были по всему дому, и на всех полотнах он выглядел белокурым голубоглазым английским аристократом. Герцогиня обратила ее внимание еще на один портрет сына — в мантии пэра, на котором он казался старше, чем на других, и внушал благоговейный трепет.

Портрет, как правило, отражает лучшие черты своего героя и редко передает его истинный характер и личность. Конечно, те портреты герцога, которые видела Вада, почти ничего не говорили о нем как о человеке и по ним невозможно было судить, сможет ли он понять, почему она отказывается выйти за него замуж.

Девушка думала и о том, что герцог таким образом лишается всех ее денег. А раз так, сможет ли она отдать ему то, чего он, судя по всему, с жадностью добивается? Это могло бы стать решением вопроса, как ей поступить со всеми своими миллионами.

Валу опять так устрашила мысль о собственном богатстве, что она невольно вздрогнула.

Ей казались немыслимым парадоксом предстоящие объяснения. Прежде всего с герцогом, который узнает, что не может претендовать на ее деньги, а это, должно быть, его расстроит. И уже потом — с Пьером, который презирает деньги, но она вынуждена ему сказать, что очень богата.

«В конце концов все образуется», — пыталась успокоить себя Вада. Она очень устала от предыдущей кошмарной ночи, которую пережила с трудом, и после долгой дороги. Наконец девушка успокоилась и погрузилась в глубокий сон.

На следующее утро она проснулась радостной и энергичной. Действие наркотика, который ей дал маркиз, прошло полностью, и Вада смогла по-настоящему восхититься замком и его сокровищами.

«Я никогда больше это не увижу, так что сейчас, пока я здесь, нужно все внимательно осмотреть и насладиться красотой замка и всем, что меня окружает».

Вада вспомнила, как примерно то же самое сказала себе в Париже, когда ей очень хотелось побывать в «Солей д'Ор»и Мулен Руж.

Последнее заведение снова вызвало у нее отвращение, и не только потому, что она была шокирована его откровенной непристойностью. Вада связывала с Мулен Руж впечатление, которое произвели на маркиза ее наивность и невинность. Впрочем, все это время она старалась поступать так, как говорил Пьер, — не думать о том, что произошло, забыть о черной магии и маркизе.

Замок представлялся Ваде страницей истории Англии, и, пожалуй даже, не одной, — а целой книгой, собранной из многих страниц.

Герцогиня попросила капеллана показать девушке замок и рассказать о нем. Капеллан, как выяснилось, был его хранителем, относился к замку с любовью, прекрасно знал его прошлое и все, что в нем находилось.

Он поведал Ваде о сражениях, в которых принимали участие мужчины этой семьи, начиная с времен Вильгельма Завоевателя.

Гранты — именно так называли в прошлом эту семью, дали Англии известных политиков, государственных деятелей, храбрых воинов и первооткрывателей новых земель, а один из них был даже пиратом во времена правления королевы Елизаветы I.

— Когда-то они были очень богаты — за счет трофеев, захваченных с испанских кораблей, — говорил капеллан, глубоко вздыхая. — Но шли столетия, деньги постепенно иссякли, и сейчас так много нужно сделать, чтобы реставрировать замок, но мы не можем себе это позволить.

Капеллан говорил так, будто замок и все угодья Грэнтамов были и его собственностью. Вада успела заметить, что подобное отношение было у всех, имевших касательство к этой семье.

Горничная сказала Ваде:

— Мы знаем, что в этой комнате становится прохладно, когда дует восточный ветер. А старший садовник невзначай обронил:

— В этом году мы ожидаем богатый, как никогда, урожай персиков.

«Прекрасно, что все считают себя частью единого целого, дорожат и гордятся замком», подумала Вада. Теперь она хорошо понимала стремление герцога поддерживать владения в хорошем состоянии, как это делали его предшественники.

«Он найдет себе другую спутницу жизни», — ободряла себя девушка. Вада всей душой желала, чтобы герцог был счастлив, как они с Пьером. Ей хотелось, чтобы все вокруг любили так же, как она. Мечтала, чтобы все истории имели счастливый конец, а окружавшие ее люди ощущали такой же восторг и радость, которые переполняли ее сердце.

День прошел быстро. Герцогиня и Вада одни пили чай в гостиной, когда неожиданно вошел герцог.

— О Давид, ты уже вернулся! — обрадовалась герцогиня, вставая ему навстречу. — Я так и знала, что тебе удастся успеть на ранний поезд.

Герцог шел по комнате, направляясь к ним. Вада отметила, что он действительно выглядит так, как его изображали на портретах, кроме того, что в жизни, пожалуй, более худощав и кажется значительно старше.

В сером сюртуке, в котором ездил в Лондон, герцог производил впечатление очень элегантного молодого человека. Он склонился, чтобы поцеловать мать в щечку, затем повернулся к Ваде и приветливо протянул ей руку.

— Я должен извиниться, что не смог вас встретить, мисс Хольц.

Его голос звучал мягко и дружелюбно, и, коснувшись его руки, девушка почувствовала, что больше его не боится. Ей казалось, что герцог поймет все, что она намерена ему сказать.

Он сел и стал рассказывать матери забавные истории, приключившиеся с ним в поездке. Вада заметила, что герцогиня очень любит своего сына.

«Возможно, если бы я не знала Пьера, — размышляла девушка, — то сейчас серьезно думала о том, что должна поступить так, как считает моя мать, и выйти замуж за герцога».

Но, полюбив по-настоящему, она понимала, что для нее брак с кем-то другим, не с Пьером, просто невозможен, сколько бы ее ни уговаривали согласиться.

Герцог выпил чашку чая, и герцогиня встала из-за стола.

— Сегодня у нас званый обед, — произнесла она. — Простите, что оставляю вас одних, я должна пойти прилечь. Меня очень утомляют такие вечера, если перед этим не удастся отдохнуть.

— Не беспокойся, мама, я позабочусь о мисс Хольц, — сказал герцог.

Он проводил герцогиню через всю комнату и открыл перед ней дверь.

Когда герцог вернулся к столу, Вада спросила, затаив дыхание:

— Могу я… быть откровенна с вами, ваша светлость?

— Ну конечно, — ответил он. — Может быть, мы пойдем в библиотеку, где я обычно провожу свободное время? Там намного уютнее, и нам не будут мешать слуги, которые сейчас начнут убирать чайную посуду.

— Так действительно будет лучше, — тихо сказала Вада.

Она последовала за ним, и они вошли в прекрасную, полную света библиотеку. Все ее стены от пола до потолка заполняли книги. Одно из окон было с эркером и выходило на озеро. Тут же стояли диван и глубокие мягкие кресла, обитые красной кожей.

— Вас уже знакомили с замком? — спросил герцог.

— Да, ваш капеллан любезно мне все показал и рассказал, — ответила Вада. — Замок поистине великолепен!

— Мне очень хотелось самому это сделать, — сказал герцог, — но поездка в Лондон была необходима, да и вас мы не ждали так скоро.

— Об этом я и хотела поговорить с вами, ваша светлость, — нерешительно произнесла девушка.

Герцог вопросительно взглянул на нее, видимо почувствовав, что она нервничает. Затем предложил:

— Не хотите ли присесть?

Вада покорно села на диван, и герцог придвинул к ней свое кожаное кресло.

— Что же вас беспокоит? — мягко спросил он.

— Я не могу… выйти за вас замуж, — вымолвила Вада.

Герцог ничего не сказал, продолжая внимательно смотреть на нее, и с интересом слушал, когда она продолжила:

— Я знаю, что ваша матушка и моя уже давно договорились о нашем браке. Я согласилась, потому что в то время мне ничего другого не оставалось. Но сейчас все изменилось…

— Могу я узнать, что именно? — поинтересовался герцог.

Вала глубоко вздохнула: