– А вы, mam’selle, раздевайтесь и ложитесь в постель, будто très fatiguе́e[3] после долгой дороги. А обед я принесу вам прямо сюда, в спальню.

– И еще, Пандия, мне потребуется твой вдовий капор, – напомнила Селена. – Как думаешь, не станет ли он неким пророчеством на будущее?

Пандии стало очень не по себе: неужели Селена надеется на скорое вдовство? Однако упрекать сестру за такие мысли, конечно, было лишним, и Пандия, молча сняв черный капор с длинными атласными лентами, положила его на стул.

Стянув с себя элегантный наряд василькового цвета и умывшись, Селена с помощью Иветты надела черное платье, совсем непохожее на то, в котором приехала Пандия. Теперь Селена блистала красотой в вечернем туалете с очень глубоким вырезом, прелестным рюшем, едва прикрывающим обнаженные плечи, и воланом на подоле платья. Так как ее волосы были рыжеватыми, точно такими, как у сестры, у Пандии появилось странное ощущение: она раздвоилась! Напротив стояла… она сама, и, может быть, впервые в жизни Пандия поразилась, до чего же они похожи! Особенно теперь, когда они вдвоем облачились в черное.

Иветта застегнула крючки на спине Селены, и талия у нее стала просто осиная: мужские ладони обхватили бы ее целиком!

– Как же ты замечательно выглядишь, – опять восхитилась Пандия.

– А вот Джордж не любит, когда я в черном, уж очень я тогда соблазнительна! Айвор же, наоборот, меня такую просто обожает.

Пандия смутилась – слишком уж откровенно Селена болтает об интимных вещах в присутствии горничной. Но сестра продолжала в том же духе:

– Хотя, если говорить честно, он меня обожает, в чем бы я ни была, и даже если на мне совсем ничего нет. И все твердит при этом, что я самая прекрасная женщина во всем мире!

– А если бы Monsieur le Prince[4] увидел бы вас рядом с mam’selle, то подумал бы, что перебрал по части напитков, – ввернула Иветта.

– Но он ни в коем случае не должен видеть мою сестру, – властно отчеканила Селена, – и давай, поторапливайся, Иветта, я хочу уехать как можно раньше!

Иветта подала Селене изумрудное ожерелье, и та приложила его к груди около зеркала. Оставшись довольна результатом, он кивнула Иветте, и та застегнула украшение на ее шее. Затем француженка достала из изящной деревянной шкатулки идеально подходящий ожерелью изумрудный браслет. Пандию поразила красота драгоценностей.

– Ваши серьги, madame, и кольцо я положу в сумочку. Наденете, когда приедете, – сказала Иветта.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Ты карету заказала?

– Oui, madame, маленькую закрытую дорожную карету. И громко так пожаловалась кучеру: вот сколько всякого добра madame подарила подруге, целых два сундука!..

– Обо всем подумала! – похвалила служанку госпожа. – А теперь подай мне капор.

Селена очень осторожно, чтобы не помять сложной прически, надела капор, а Иветта окутала ее плечи длинным черным газовым шарфом. Затем она накинула на госпожу черный плащ.

– До чего же он поношенный! – недовольно произнесла Селена. – Неужели не осталось ничего получше из того, что я велела выбросить? – упрекнула она Иветту.

– Но это мой лучший плащ, – вмешалась в разговор Пандия, – хотя он, конечно, не новый, ведь я купила его, когда умерла мама. Мне хотелось прилично выглядеть на похоронах!

– И все-таки надо было подыскать что-нибудь поновее, – проворчала сестра.

– Я подыщу, madame!

Иветта положила в элегантную шелковую сумочку изумрудные серьги и кольцо и вручила ее Селене.

– Спрячьте понадежнее, madame. Хотя этот глупый лакей, что при карете, точно ничего не заметит.

– Ну, как знать. В этом ведь никогда нельзя быть вполне уверенной.

– Non, non, madame!

Селена торопливо поцеловала Пандию:

– Отсюда ты поедешь прямо на похороны, а когда все кончится, вернешься в Замок, чтобы немного перекусить. А потом как можно скорее уезжай совсем!

– Но ты не говорила раньше, что мне придется вернуться! – воскликнула Пандия.

– Придется! Ты понимаешь, что у родственников в таких случаях принято выражать друг другу соболезнование?

– Но я же… никого там не знаю!

– И я тоже, – призналась Селена, – не желаю тратить свое драгоценное время на стариков, которым давно пора покоиться в гробах. Между прочим, покойному герцогу было уже девяносто!

«Но он все-таки доводился тебе родственником, пусть и по мужу», – вертелось у Пандии на языке, но Селена не дала сестре вставить ни слова, продолжая с жаром ее наставлять:

– Тебе не придется ни с кем разговаривать, просто будь любезна и всем вежливо улыбайся, а при первой же возможности возвращайся в Замок. Иветта будет тебя ждать. А в четверг ты скажешь, что очень устала и останешься на целый день в постели!

«Но это же так скучно! Я еще никогда не бывала в Лондоне», – едва не выпалила Пандия. Но она понимала, что Селена даже слушать ее не пожелает.

Сестра опустила вуаль и, когда Иветта открыла для нее дверцу кареты, громко сказала:

– Прощайте, миледи! Никогда не позабуду вашу доброту и не смогу как следует вас отблагодарить! Вы так щедры!

С тем Селена и уехала. Немного поглядев карете вслед, Иветта вернулась в спальню:

– А теперь, m’mselle, je fais attention à vous[5], – жизнерадостно сообщила она и снова с изумлением воззрилась на Пандию: – Нет, c’est extraordinaire! Ну, никогда еще не видела таких похожих двойняшек, да при этом еще настоящих красавиц!

– Вы очень добры, – пробормотала Пандия, – но если бы вы знали, как я боюсь сказать или сделать что-нибудь не так…

– Не волнуйтесь, m’mselle. Милорд сейчас в отъезде и в доме никого нет, так что наслаждайтесь жизнью.

– Постараюсь, – пролепетала Пандия.

Иветта помогла ей раздеться. Пандия все время озиралась по сторонам, стараясь запомнить шикарную опочивальню сестры до мелочей. Она с восторгом обнаружила, что у Селены, оказывается, рядом с будуаром есть и собственная ванная.

– Ванна! – неверяще вскричала Пандия.

Да, это было настоящее открытие! Мать когда-то рассказывала, что богатые дамы всегда моются в спальнях, куда служанки доставляют им горячую воду в медных тазах.

– Говорят, эти ванны были придуманы в Америке, – пояснила Иветта. – Как-то madame ночевала во дворце герцога Мальборо, а у него такая ванна уже имелась, и madame уговорила милорда, своего мужа, завести точно такую же.

Пандия улыбнулась, живо представив, как Селена может позавидовать любому новшеству и проявить потрясающую настойчивость в том, чтобы никому и ни в чем не уступать.

А ванная действительно была хороша: стены облицованы розовой мраморной плиткой и увешаны зеркалами, в которых Селена могла подолгу и с восхищением рассматривать саму себя… А как чудесно лежать в теплой ароматной воде!

Пандия была удостоена чести искупаться в этой прекрасной ванне. После она вытерлась пушистым полотенцем с графской монограммой, а Иветта подала ей изящную ночную рубашку. Такой изящной работы Пандия еще никогда не видывала: ночнушка была почти прозрачная, а кружева на ней походили на снежные узоры.

Когда Пандия взобралась на огромную и очень удобную постель и увидала, что простыни и наволочки тоже в кружевах, она почувствовала себя настоящей принцессой из сказки.

Обед, принесенный снизу, был тоже великолепен, и девушка пожалела, что уже никогда не сможет разделить подобную трапезу с отцом. Будучи венгром, он всегда очень ценил хорошую и вкусную еду, поэтому мама и Нэнни всегда старались порадовать его и приготовить нечто особенное. Они умело экспериментировали с мясом кролика и цыплят, которые стоили дешевле говядины, очень вкусно готовили и овощи, тем более что местные фермеры охотно делились с ними излишками.

«Это блюдо очень бы понравилось папе», – с печалью подумала Пандия, попробовав тающее во рту заливное.

После заливного было фрикасе из фазана с вином. Дичь Пандии тоже приходилось пробовать очень редко, поэтому она была поражена такой трапезой до глубины души. Были на столе и другие необыкновенные яства.

– Если бы я так обедала каждый день, – призналась она Иветте, – я бы, наверное, очень растолстела!

– Но вы, m’mselle, очень худенькая, не то что миледи. Она всегда следит, как бы не прибавить в талии хоть сантиметр, поэтому почти ничего не ест, и это très dе́sagreable[6], – горничная сделала преуморительную гримаску, а Пандия рассмеялась, хотя в глубине души с легкой завистью подумала, что от еды, которую она ест дома, вряд ли можно сильно поправиться.

Когда с обедом было покончено, Иветта принесла ей газеты и журналы, что лежали на будуарном столике, и Пандия стала рассматривать фасоны платьев в журнале «Дамские моды» и фотографии светских красавиц. Никто из них не мог сравняться красотой с ее сестрой-близнецом, фотографии которой в журнале тоже присутствовали, и Пандия решила, что, уезжая, она обязательно попросит у Иветты позволения взять журналы себе. «И наверняка в перечне светских красавиц упомянута и Селена, но что толку искать ее там, если Пандии до сих пор неизвестна новая фамилия сестры!»

Эта мысль очень огорчила ее. Как же Селена отдалилась от них! Как же она смогла так решительно вычеркнуть родных из жизни, что даже не известила о предстоящей свадьбе и о новом титуле!

После всех волнений, связанных с похоронами, и от борьбы противоречивых чувств Пандия очень устала. В голове продолжали роиться беспокойные мысли, но она решительно погасила свет. Ей хотелось спать, однако, прежде чем ускользнуть от реальности в мир сновидений, она все же с беспокойством подумала о тех похоронах, на которые ей предстояло явиться завтра, и о роли, которую придется разыгрывать. А вдруг кто-нибудь догадается, что она отнюдь не Селена? Вдруг ее разоблачат? Страшно подумать, какие неприятности это открытие повлечет за собой! А как разъярится Селена!