— Мне кажется, ты спешишь и тебе некогда рассказывать, что стряслось.

— Расскажу потом, — пообещала Джулиана. Она быстро обняла его, чувствуя, как слезы обожгли ее щеки, и убежала.

«Видимо, тут замешан мужчина», — сказал себе Шаджи и направился наверх. Сейчас наконец он мог играть. После их последней стычки он был способен лишь сидеть перед роялем и тупо смотреть на клавиши. Ей он такого никогда не позволял. И не понимал, что случилось. Откуда вдруг взялась Д. Д. Пеппер с крашеными волосами, тюрбанами, идиотскими нарядами? Почему именно джаз? Его передернуло. Но сейчас, хотя он по-прежнему не понимал ее, Шаджи пришел к убеждению: это не его дело. Это проблемы Джулианы, и она сама должна разобраться с ними и решить, как ей поступать. Если ей понадобится совет, она спросит его. Она переросла отношения учителя и ученицы, которые длились так долго. Они сходили на убыль, угасали постепенно — но не так, как закат переходит в ночь, а как солнце все чаще и жарче разбрасывает блики в преддверии яркого, прекрасного дня. Да-да, именно так, с удовлетворением подумал он.

Они будут друзьями.

Они будут на равных.



Затормозив у «Кондитерской Катарины», таксист явно испугался, когда увидел полицию. Контрастируя с радостными, праздничными огнями, рассыпанными по всей улице; здесь тревожным светом мигали синие огни полицейских машин. Старк протянул двадцать долларов, не дожидаясь сдачи, выскочил из машины и заглянул в кондитерскую. Внутри у него все замерло и похолодело. Он показал свое удостоверение и переговорил с дежурным копом. Тот рассказывал, а Мэтью молча слушал. Похоже на самое обычное ограбление. На кухне обнаружили парня, лежавшего без сознания. Когда он очнулся, заявил, что кто-то ударил его по голове, пока он покупал слоеные пирожные. Парня зовут Петерс. Алекс Петерс.

Тут подошел Адриан Фолл. Он представился, но Старк и без того понял, кто перед ним. Не столько из-за сходства с дочерью, хотя оно было очевидным — та же бледность, то же телосложение, тот же чувственный рот, — сколько по выражению его лица, на котором был написан ужас. Старк понимал, что он должен переживать сейчас.

Блоху несказанно повезло, с горечью подумал Мэтью. Сразу двое — за один присест. И Катарина, и Джулиана. Но если рассказать сейчас о нем полицейским, то он при первой же возможности расправится с обеими женщинами. Сержант умеет заметать следы. В этом его сила, и в этом же его беда.

— Проклятье, — пробормотал Старк.

Вильгельмина…

Старк поблагодарил полицейского. Он успел расслышать, как Адриан Фолл говорил, что жена звонила ему из кондитерской два часа назад. Старк пробежал квартал, пока не нашел телефон-автомат. Опустив несколько монет, он набрал номер квартиры Джулианы. Вильгельмина сняла трубку после первого же гудка, и он с облегчением услышал ее «алло».

— Это Старк. — Он посмотрел на небо, потемневшее от туч. — Человек, которого зовут Фил Блох, добрался до Джулианы и до вашей сестры. Следующей станете вы. А затем он будет выяснять, у кого из вас Камень Менестреля. Если он приедет раньше меня, ничего не говорите ему. Постарайтесь его задержать. Я выезжаю.

— Кто такой Фил Блох?

Она ничуть не испугалась. Ее голос звучал твердо, но в нем слышался акцент.

— Он — дерьмовый человек, Вилли. Будьте осторожны.

Он повесил трубку и подумал — это ты, Райдер, ты, сукин сын, довел до этого. Во всем виноват ты, и если с Пеперкэмпами или с Пронырой что-нибудь случится, то я разделаюсь с тобой. Теперь уж я не пожалею тебя, как пожалел двадцать лет назад. Он остановил такси и опять отправился в Вестсайд. Снова проезжая мимо кондитерской, он увидел Адриана Фолла. Тот стоял на улице, держа руки в карманах строгого кашемирового пальто. Его красивое, аристократическое лицо выглядело совершенно белым и изможденным в резко-синем свете полицейских огней. Мэтью глубоко сочувствовал этому человеку. Он понимал, как нелегко любить женщину из рода Пеперкэмпов.



Руки в порядке.

Эта мысль была первой, которую Джулиане удалось додумать до конца. Она выехала на Хадсон-ривер-парквэй и двигалась на север с почти предельной скоростью. Лишь на пять миль в час медленнее, чем позволяли правила. Движение было плотным. Рядом ехали машины с лыжным снаряжением на крышах. На этой неделе в Вермонте и Беркшире шел снег, и, если верить прогнозам, можно было ожидать еще пару дюймов прибавки к снежному покрову. Самое время для лыжных прогулок. Но Джулиана не каталась на лыжах. Она так и не нашла времени научиться этому. И она всегда боялась за свои руки. Она ездила в Вермонт не за этим. И сейчас она едет туда не для того, чтобы покататься на лыжах.

Мучившая ее боль немного стихла, но плечо, которым она ударилась о дверь, ныло. Оказаться бы снова маленькой девочкой, услышать нежный голос матери, которая поит тебя теплым молоком, слегка сдобренным какао, и укрывает одеялом… Мама! Какую же боль тебе пришлось перенести…

— О, Боже, — пробормотала она, вспомнив, как хрустнула рука матери.

Отец будет вне себя, но она не решилась позвонить ему. Она просто не могла. Он бы потребовал, чтобы Джулиана приехала домой, — ведь он имеет право знать, что происходит. Но она не сумела бы объяснить ему — во всяком случае, сейчас — и, кроме того, она сама должна принять решение. Если бы семь лет назад она не отнеслась к дяде Джоханнесу как к чокнутому старику и поняла, насколько это серьезно… Отец во всем обвинит тетю Вилли. Он никогда не любил ее и говорил, что от нее одни несчастья.

Тетя Вилли…

Джулиана чувствовала, что если не с отцом, то уж с теткой она должна объясниться. Надо рассказать ей, что произошло в кондитерской. А Мэтью? Ему она тоже должна что-то сказать, хотя и непонятно, что именно.

Она принимала трудное решение.



Когда Мэтью влетел в квартиру, старуха мирно пила чай.

— Собирайтесь, — приказал он. — Я увезу вас отсюда.

Он лихорадочно соображал, куда бы ее спрятать. В какой-нибудь отель. Например, в «Плазу». Возможно, она сочтет его чересчур роскошным, но он отправит счет Фелди. О, Господи! Ладно, все будет нормально, как говаривал Проныра, парни без чувства юмора никогда не выигрывают.

Проныра. Джулиана. Катарина Фолл.

Если бы он тогда отнесся к словам Проныры всерьез и припер Райдера к стенке. В Линкольн-центре, у него была такая возможность.

Если бы. Черт, вся его жизнь состоит из этих «если».

Вильгельмина встала из-за стола и неторопливо выплеснула остывший чай в раковину.

— Я не стану прятаться, — сказала она Старку.

— Не спорьте. Если понадобится, я вынесу вас отсюда на закорках.

Ее густые брови поползли вверх.

— Вы представляете, что скажет швейцар? Вы думаете, здесь привыкли к такому? Мистер Старк, я благодарна вам за вашу заботу, но не могу позволить себе сбежать и прятаться, когда моим близким угрожает опасность. — Вильгельмина поставила чашку и повернулась к журналисту. Она была взволнована. — Мои родные — это все, что у меня осталось.

Он отрывисто кивнул, прекрасно понимая, что не может приказывать ей. Даже если он примется настаивать, толку от этого не будет, так же как и с ее очаровательной племянницей.

— Я не буду просить вас взять меня с собой, я понимаю, что буду мешать. Вы кажетесь мне толковым человеком, и я вам не нужна. Идите с Богом, а мне позвольте делать то, что я должна.

Зазвонил телефон, и Мэтью бросился к нему.

— Мэтью…

У него внутри все перевернулось, когда он услышал ее напряженный голос.

— Что с вами? Где вы?

— Филипп Блох увез мою мать. Я видела голландца — Хендрика де Гира. Думаю, он поехал следом за мамой. Я не знаю, как поступить, но он велел не сообщать в полицию.

— Он прав. Джулиана, скажите, где вы сейчас. Я приеду.

— Между вами и Филиппом Блохом было что-то еще, о чем вы не рассказали мне. Я права?

— Да.

— Скажите сейчас.

— Он что-нибудь сделал вам?

— Нет, со мной все в порядке. Мама бросила в него нож, но только ранила в руку. — Она сдерживала срывающееся дыхание, пытаясь вкратце изложить события и не захлебнуться в обуревавших ее чувствах. — Расскажите об этом тете Вилли, ладно? А то она считает мою мать рохлей.

— Где вы? — снова спросил он. Его голос прозвучал резко и хрипло.

— Сенатор Райдер тоже знает Блоха?

— Да. Черт возьми, ответь мне, где ты?

— Блоху нужен Менестрель. Он обязательно приедет за тетей Вилли. Они бы и меня увезли, но я врезала Петерсу, который был с Блохом, а потом мне помог Хендрик де Гир. Мать кричала, чтобы он… — Ее голос сорвался, она закашлялась. — Блох сломал маме руку: взял и просто с хрустом переломил ее, как какую-нибудь деревяшку. Он страшный человек, да? Я… — Она запнулась. — Мэтью, передайте тете Вилли, что со мной все в порядке.

Старк стиснул трубку.

— Джулиана, позволь мне приехать за тобой…

— Нет, не стоит, — неожиданно сникшим голосом сказала она. — Правда. Мэтью, тебя это не касается. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал.

— Я справлюсь с ними. Джулиана!

Но было поздно. Она повесила трубку.

Тетя Вилли стояла рядом. Она протянула ему связку ключей:

— Это ключи от Джулианиной фашистской машины, — пояснила она. — Конечно, у нее могли быть вторые, и она сама могла уехать на ней, но вряд ли. Эти я нашла в ее комнате. А она сейчас в Вермонте.

— Откуда вы знаете?

— Знаю, и все.

— Что? Менестрель? — спросил он, и его темно-карие глаза сверкнули. — Черт! Как же я сразу не догадался! Он у Джулианы, да?

Мне вовсе не нравятся бриллианты. Ну конечно, голубушка.

— Поезжайте в Вермонт, — сказала Вильгельмина.

— Постойте, откуда я знаю, может, вы просто хотите отделаться от меня?