— Хендрик, пожалуйста, не надо. — Ее голос дрогнул. Катарина сердилась на себя за свои слезы; она надеялась, что он изменился, что между ними не встанет прошлое и Амстердам. — Я не могу еще раз поверить тебе.

Его ранили ее слова, но он словно ожидал этой оплеухи и даже как будто обрадовался такому обороту событий. Его оптимизм, который привлекал и отталкивал одновременно, его несокрушимая самоуверенность взяли верх, и он с самым серьезным видом сказал:

— Я могу положить конец всему этому, Катарина. Если ты скажешь мне, где Менестрель…

— Нет! — Она уперлась ему в грудь и оттолкнула. — Будь ты проклят, Хендрик! Нет! Даже если бы я знала, то никогда не сказала бы тебе. Менестрель умер вместе с Джоханнесом. А теперь уходи. Ради всего святого, Хендрик, уходи!

— Катарина…

Она тряхнула головой, сопротивляясь желанию убежать. Вилли и мать — те никогда не убежали бы. Она должна защитить Джулиану. Катарина заставила себя посмотреть Хендрику прямо в глаза — в эти честные и в то же время лживые глаза.

— Значит так, Хендрик. Во что бы ты ни вляпался на этот раз, не смей впутывать мою дочь. Если ты хоть пальцем тронешь Джулиану — если кто-нибудь из твоих людей тронет ее — я вам этого не спущу. Я найду вас. Если ты умрешь раньше меня, то я найду тебя и в аду.

Хендрик сглотнул и облизнул пересохшие губы.

— Милая моя Катарина. Ты ненавидишь меня, — прошептал он.

— Нет, Хендрик. — Она чувствовала себя совершенно разбитой. — Этого не было никогда.

Она стремительно прошла мимо него, опрокинув ведро с водой, вбежала в кондитерскую и, захлопнув за собой дверь, задвинула тяжелый засов. Скрежет железа гулко прозвучал в тишине магазина.

Хендрик де Гир стоял в луже грязной воды и смотрел на дверь. Его лицо не выражало никаких чувств. Катарина с самого начала была настроена враждебно, она думает, что он остался все тем же беспечным, трусливым эгоистом, каким был в Амстердаме. Разве может она после всего, что он сделал тогда, испытывать хоть каплю сострадания к нему? Все осталось по-прежнему. И Хендрик, и Катарина, и их прошлое.

Катарина видела в окно, как он нагнулся, поставил ведро и подобрал одну из резиновых перчаток. Он прижал ее к губам. Катарина едва не закричала, когда он приблизился к дверям. Но он только повесил перчатку на дверную ручку. Хендрик развернулся и медленно пошел по Медисон-авеню. Один.



Джулиана переоделась в Д. Д. Пеппер, чтобы спокойно добраться до аэропорта, а затем, в дамской комнате в редакции «Газетт», снова стала Джулианой. Сложив одежду Д. Д. в бумажный пакет и оставив его под раковиной, она прошла в отдел новостей. На ней был габардиновый костюм шоколадного цвета, на шее — шарф, волосы убраны. Она полагала, что ее можно узнать, пусть даже это и не имеет сейчас значения. Какой-то репортер показал ей стол Мэтью, за которым никого не было. Она прошла к столу и присела на стул, стоявший рядом. Кинув взгляд на бумаги и газетные вырезки, она сразу же заметила некрологи Рахель Штайн и дяди и помрачнела.

К ней подошла высокая женщина в очках и поинтересовалась, что ей нужно. Джулиана представилась.

— А я Элис Фелдон, — сказала женщина, оглядывая ее. — Значит, вы — та самая пианистка Старка.

Джулиана поморщилась.

— Когда он должен прийти?

— Мне об этом известно ровно столько же, сколько и вам.

— Я должна увидеться с ним. Я… У меня есть информация для него. Уверена, что она будет ему интересна.

— Вы так думаете? — Она взяла со стола клочок бумаги и карандаш, черкнула что-то и протянула Джулиане. — Тут его домашний телефон и адрес. Решайте сами, что вам делать.

И Элис Фелдон прошествовала к своему столу. Джулиана взялась за трубку телефона, но передумала и не стала набирать номер. Что она скажет Мэтью, когда он ответит? Я хотела узнать, когда вы придете на работу. Он спросит — зачем, а она скажет — ну, потому что я вас тут дожидаюсь. А он скажет — ну и дожидайтесь дальше.

Девушка сунула бумажку с адресом в карман и вызвала такси.

Оставив на улице своего человека, Филипп Блох стоял на ступеньках элегантного дома и ухмылялся в лицо бывшему командиру взвода.

— Привет, Сэм.

— Блох? Что ты здесь делаешь? — Сэм Райдер побледнел. — Я думал, мы договорились, что ты не будешь появляться в Вашингтоне. Ради Бога, заходи скорее.

— Успокойся, Сэм.

Блох вошел в уютный холл. В одной руке у него была пластиковая коробка с фруктовым салатом, в другой — пластмассовая вилка, с помощью которой он отправил в рот кусок дыни. Когда-то он не выпускал изо рта сигареты. А сейчас довольствовался фруктами, орехами и семечками. Иногда он чувствовал, что начинает походить на белку.

Он был в хорошем расположении духа.

— Я обожаю округ Колумбия. Правда, за те деньги, которые я заплатил тут за поганый салат, я мог бы купить целый чемодан дынь.

Райдер ощетинился.

— Мы можем поговорить в кабинете, но вряд ли стоит затягивать эту встречу, сержант.

— Как скажешь.

Блох последовал за сенатором в кабинет, располагавшийся в глубине дома. Они прошли через изысканную столовую, выполненную в духе времен королевы Анны. Сержант узнал этот стиль, так как многие годы видел похожий столовый гарнитур на картинке — это была репродукция Этана Аллэна, которой его мать украсила холодильник. Она мечтала, что когда-нибудь и в ее столовой будет стоять такая же мебель, сама мало веря в это. Никто из их домочадцев не только не мог позволить себе такую роскошь, но и вовсе не интересовался причудами матери. Вам всем на все плевать — так говаривала его мать. Она уже старая сейчас, и, наверное, до сих пор держит эту чертову картинку на своем холодильнике.

Обстановка же кабинета вообще не вызвала у Блоха никаких эмоций — кабинет не напомнил ему ничего, кроме, разве что, какого-нибудь борделя. Восточный ковер, покрывающий паркет — по всей видимости, из дерева вишни, — кожаные кресла и низкий диван, медные светильники, мужские безделушки, картины с изображением лошадей. На старинном бюро стояла фотография в рамке, с которой улыбался Сэмми, одетый в лейтенантскую форму и с крестом на груди. Но, пожалуй, единственное, за что ему стоило дать награду, как считал Блох, так это за то, что он в срок демобилизовался и не сгубил еще больше людей. А рамка-то, заметил сержант, серебряная, и серебро, похоже, высшей пробы.

— Чудно, чудно, — похвалил он, оглядывая комнату. — Примерно так, как я ожидал.

— Давай к делу.

Райдер нервным жестом указал на кожаное кресло, и они сели. Блох уже успел управиться со своим салатом.

— У меня для тебя две новости, — в прежнем дружелюбном тоне заговорил Блох. Все-таки его люди хорошо работают и вовремя докладывают ему. Он чувствовал себя уверенно, он знал, что владеет ситуацией. — Первое. Один из моих людей сегодня утром заметил Хендрика де Гира у кондитерской Катарины Фолл. Голландец не вышел из игры. Вчера вечером мы пытались отделаться от него…

— Ради Бога! Не надо мне ничего рассказывать!

— А что такое? Твой дом прослушивается, да? Сэмми, Сэмми. Расслабься. Как бы то ни было, я думаю, де Гир теперь сам пытается заполучить алмаз. Это плохо. И второе. Ты прекрасно знаешь, что Мэтью Старк не оставит нас в покое. Мои люди сказали, что он был у тебя…

— Что?

— Пойми, лейтенант, я должен быть в курсе событий.

— Ты следил за мной?

— Не будь таким щепетильным. Да, следил — для твоего же спокойствия и для своего. И перестань перебивать меня. Я предполагаю, что ты пока ничего не рассказал ему, но если он будет копать, то мне уже не придется пачкать руки — Старк сам с удовольствием вымажет тебя в грязи.

— Де Гир — пьяница, а у Старка нет ничего конкретного. Не обращай на них внимания. Сержант, мне кажется, тебе пора уже смотреть на вещи реально. Идея с Камнем Менестреля был недурна, но дело не выгорело. Нужно забыть о нем.

— Сэмми, Сэмми, — сказал Блох, всем своим видом показывая, как глубоко он разочарован. — Ты так легко сдаешься. Мы ведь даже пока не начали искать этот камень.

— Только не мы, сержант. — Райдер подался вперед, но в нем говорил скорее ужас, чем решимость. — Я больше не участвую в этом. Я уже сказал тебе, я не могу.

— Я знаю, ведь ты же сенатор. Похвально, похвально. Но я просто думал оказать тебе любезность и рассказать, что я задумал. О'кей? Ты достаешь алмаз раньше меня или даешь мне человека, который сможет сделать это. И тогда мы в расчете. Ты, же знаешь, у меня есть обязательства, кредиторы обложили меня со всех сторон. Ты ведь не хочешь, чтобы я навечно засел во Флориде, не так ли? Вот и помоги мне выбраться оттуда. — Он ухмыльнулся и сложил вилку и коробку из под салата на сервировочный столик. — Но если ты не можешь, то я рассчитываю еще очень и очень долго греметь костями у тебя за спиной.

— Сержант, ты поступаешь нечестно. — Райдер едва не задохнулся. — Если бы не я, ты вообще не узнал бы о Камне Менестреля. Я говорил — нет никаких гарантий, что он существует на самом деле. И не стоит рисковать ни тебе, ни мне.

— Мне нужен алмаз, — перебил его Блох. — И я достану его, лейтенант, — с твоей помощью или без нее.

Райдер тяжело дышал, его ужаснули намерения сержанта. Блох видел, как бывший командир взвода лихорадочно ищет возможность выйти из дела, отстраниться от событий, которые сам же спровоцировал, так чтобы потом полностью отрицать хоть какую-то причастность к ним. Сотни раз о сержант сталкивался с таким отношением к жизни.

— Я ничего не могу сделать, — сказал сенатор.

— Да можешь, Сэм, можешь. — Блох встал, довольный и уверенный. — Ты же Золотой парень, Сэмми. Ты сделаешь все, что угодно.

Дом Мэтью — скромный, но добротный — удивил Джулиану, но она вспомнила о «Горячей зоне». Ничего странного, ведь этот темноволосый, циничный репортер написал когда-то книгу, ставшую бестселлером, а Джулиана чуть не забыла об этом. Она напомнила себе, что нужно зайти в книжный магазин и купить ее. В конце концов, он же побывал на ее концерте. Он приходил из-за Сэмюэля Райдера, сказала она себе, а не ради тебя.