Линда Миллер - Огонь луны

— Очень милое. Но для мужчин с такими деньгами, как у Риви Маккены, это не слишком накладно, Мэгги. Снова расстроившись, Мэгги пошла к себе в гримерную, хлопнув дверью. Ей принесли ланч, но она к нему даже не притронулась, чувствуя легкую тошноту.

День оказался таким же тяжелым, как и утро, но Мэгги как-то пережила и его. Когда работа закончилась, она, не сказав ни слова ни Сэмюэлу, ни Филипу, села в ожидавший ее экипаж и поехала домой. В тот вечер на половине прислуги уже не играли в вист, и развлечься ей было нечем. Но на кровати лежал новый сверток. Не видя причин для долгих церемоний, Мэгги разорвала бумагу и открыла большую коробку. Внутри было красивое синее бархатное платье, украшенное каким-то роскошным белым мехом. Она приложила одеяние к себе и закружилась в восторге. Но радость ее вскоре угасла, когда к горлу подкатил внезапный приступ тошноты. Мэгги уронила на пол платье и кинулась в ванную. Когда приступ тошноты прошел и она прополоскала рот, Мэгги, подавленная, вернулась в спальню и опустилась в огромное кожаное кресло, стоявшее напротив кровати. В первый раз она позволила себе подсчитать дни, и результат был угрожающим. Месячные должны были начаться уже неделю назад.

Дрожа, Мэгги разделась и забралась в постель, такую большую и одинокую, погасив лампу, прежде чем свернуться под невесомым одеялом и шелковой простыней. Она видела, как сверкает ее кольцо в лунном свете, льющемся через окно, и утешала себя обещанием, которое дал ей Риви. Если у нее будет его ребенок, то, значит, будет и его фамилия.

Следующий день был таким же, как и два предыдущих. Мэгги усиленно работала, снова почувствовала тошноту, а когда вернулась домой, ее ждал еще один подарок. Это была маленькая серебряная музыкальная шкатулка, под крышкой которой оказалась записка.

Мэгги развернула ее.

«Мэгги, — писал Риви своей властной рукой. — Я устроил так, чтобы каждый день, пока мы не будем снова вместе, тебе доставляли бы какую-нибудь вещицу. И хотя я пишу заранее, я знаю, что когда ты прочтешь это, я уже буду скучать по тебе. Если снова увидишь Джеми, не отпускай его. Искренне твой, Риви».

Мэгги было приятнее, если бы в записке стояло «С любовью», но она охотно готова была дождаться этого. Вздохнув, Мэгги завела музыкальную шкатулку и позволила ее мелодии унести себя далеко-далеко, туда, где они с Риви будут всегда вместе.

Они были в море уже три дня, когда заметили по правому борту огромную тушу кита: его фонтан поднялся на двадцать футов над водой, сверкая в полуденном солнце. Риви застыл на палубе «Элизабет Ли», вцепившись в поручни. За его спиной команда бросилась переставлять паруса, чтобы спустить на воду шлюпки и зарядить гарпуны.

Риви с болью смотрел, как величественное животное то глубоко погружается в воду, то взмывает вверх, как бы бросая им вызов.

— Идете, капитан? — спросил матрос, перебрасывая ногу через борт. Держа гарпун, он спускался по веревке, болтающейся над водой.

Риви спустился вслед за ним в шлюпку и взялся за весла. Маленькая лодочка быстро понеслась к гигантскому существу, резвящемуся в сверкающей на солнце воде. По пятам за ней шли еще два маленьких судна.

Кит снова выпустил фонтан, и на какой-то миг наступила мертвая тишина, после чего громадное животное выскочило из воды с такой силой, что лодочки неистово закачались на воде. Матрос, разговаривавший с Риви чуть раньше на палубе, с криком вскочил на ноги и метнул гарпун. Тот вонзился в лоснящееся от воды тело кита, и у Риви из самой глубины души вырвался крик боли. Вода покраснела от крови, и Риви понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не перегнуться через борт шлюпки, сдерживая приступ рвоты. Еще два гарпуна нашли свою цель, и величественное животное перевернулось на бок, глаза его заволокло розовой пеленой.

— О Боже, — пробормотал Риви, — Боже!

— Тяни его, ребята! — закричал китобой, который первым метнул гарпун. — Ну, разве он не великолепен?

Риви никогда не нравилась охота на китов, с того первого плавания, когда ему было всего шестнадцать. Теперь это занятие казалось ему просто невыносимым.

Руки его дрожали, когда он взбирался на борт «Элизабет Ли», и он просто перевалился через поручни, когда услышал крики и ужасный всплеск воды. Риви обернулся.

— Акулы! — закричал один из матросов, находившихся в лодке, которая не успела еще подплыть к «Элизабет Ли». Вода вокруг этой лодки кипела в каком-то дьявольском водовороте, то тут, то там мелькали акульи плавники. Большинство членов экипажа Риви успели взобраться на борт «Элизабет Ли», но остальные — около дюжины человек — оказались сброшены в воду, когда акулам удалось перевернуть шлюпку.

То, что произошло позже, напоминало кошмар. С борта «Элизабет Ли» стреляли из ружей по взбешенным акулам. Эти хищницы терзали туловище кита и тех матросов, которых сбросило в воду. Риви с ужасающей беспомощностью смотрел, как молодого паренька утащило под воду, а минуту спустя на поверхности показались красные пузырьки.

— Господи! — всхлипнул один из матросов, стоявший рядом с Риви. Слова его звучали как молитва, а не как богохульство. — Господи, помоги им!

Бешенство акул привлекало все новых и новых хищников. Риви стоял у поручней, застыв на месте, не в силах отвести взгляд. Когда кошмар наконец закончился, от кита, который был длиннее, чем «Элизабет Ли», мало что осталось, и совсем ничего не осталось от тех, кто погиб в этом кровавом месиве.

— Пойдемте, капитан, — тихо сказал первый помощник, положив ладонь на руку Риви. — Капитан?

Риви вздрогнул. Как бы ему этого ни хотелось, он не мог оторваться от поручней и воспоминаний о том, что видел. За двадцать лет охоты на китов он не раз видел, как гибнут люди, но он никогда не видел ничего, что хоть отдаленно напоминало бы то, что случилось сегодня.

Первый помощник потянул его за руку.

— Идем в Сидней, капитан?

Риви резко кивнул, только и всего. Мышцы его словно окаменели, а в голове странно звенело. А из этого звона доносились вопли умирающих кошмарной смертью людей. Чтобы оторвать руки Риви от поручней, понадобились усилия нескольких человек. Они отвели его, словно ребенка, в каюту, расположенную в трюме.

— Пристанем в Окленде, — услышал он, как говорил первый помощник остальным. — Мы к нему ближе, чем к Сиднею. Капитану нужен врач.

— Лечить нужно его разум, приятель, а для этого врачей нет, — отозвался кто-то.

Риви хотелось поднять руку, сказать им, что с ним все в порядке, что ему не нужен врач, но оказалось, что он не может ни шевелиться, ни говорить. Он был загнан внутрь себя.

— Идем в Окленд, — настаивал первый помощник, и хотя Риви различал маячившее над ним лицо Якоба, он не мог ответить ему. Даже моргать было выше его сил.

— Я видел такое раньше, — вставил стоявший в ногах койки увалень. — Некоторые так никогда и не преодолевают этого.

Слова моряка отозвались в мозгу Риви, и он пришел в отчаяние при мысли о том, что останется до конца своих дней в таком состоянии. «Мэгги, — крикнул он из глубины души. — Мэгги!»

Для Мэгги дни бежали быстро — так усердно она работала над пьесой, зато ночи были долгими, полными страхов и сомнений. Теперь она была уверена, что беременна, и, ложась в постель, терзалась дикими предположениями. Почти всегда, когда ей удавалось заснуть, ей снилось, что она играет роль Катарины, а живот ее торчит, публика шипит, улюлюкает и бросается тухлыми овощами.

Когда миновала неделя, Мэгги принялась разыскивать Риви, но он не возвращался, хотя она получала все больше подарков и записок. Подарки всегда были легкомысленными и дорогими, а в записках все время упоминался Джеми.

Пролетело полных десять дней, когда как-то ближе к вечеру к ней в гримерную вошел Филип, не потрудившись даже постучать. Он сжимал в руке желтую бумажку, а лицо его было мертвенно-бледным.

Теперь, когда ее костюмы были в основном готовы, Мэгги в свободные минуты примеряла новые платья, которые для нее шили сестры-костюмерши. Увидев Филипа в зеркале, она резко обернулась и спросила:

— В чем дело?

— «Элизабет Ли» попала в переделку, Мэгги. Часть команды погибла.

Мэгги почувствовала, как побледнела, и колени у нее подкосились. Она тяжело опустилась на скамеечку перед зеркалом.

— Риви? — шепотом спросила она.

Филип печально пожал плечами и протянул ей бумажку. Мэгги выхватила ее и прочла телеграмму:

«БОЛЬШОЕ НЕСЧАСТЬЕ ТРИ ДНЯ НАЗАД. ДВЕНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК ПОГИБЛИ. ОСТАЛЬНЫЕ ЖИВЫ В ОКЛЕНДЕ. ЯКОБ ХЬЮЗ, ПЕРВЫЙ ПОМОЩНИК, ЭЛИЗАБЕТ ЛИ».

Уставившись куда-то вдаль, Мэгги с трудом спросила: — Кто дал тебе это?

— Прислали в офис Маккены, Мэгги. Клерк принес ее мне.

Телеграмма смялась в руках Мэгги, и она аккуратно разгладила ее на колене.

— Думаешь, Риви мертв, да? — каким-то деревянным голосом обвинила она Филипа.

Филип вздохнул и, подойдя, ласково положил руку ей на плечо.

— Якоб Хьюз первый помощник, а не капитан. Если бы Риви был жив, он бы сам послал телеграмму.

Мэгги захотелось, как зверю, наброситься на Филипа, царапать, кусать, бить. Как он смеет предполагать, что Риви мертв! Но вместо этого она сидела совершенно неподвижно, судорожно и глубоко дышала.

— Я еду в Окленд.

Филип присел на край шезлонга и протянул руки к Мэгги, чтобы взять ее руки в свои.

— Ты не можешь, Мэгги, и тебе это известно. Ты должна подумать о спектакле и, кроме того, какая от тебя польза в Окленде? «Элизабет Ли» пойдет в Сидней, как только наберет команду и снарядится для плавания, — это ее родной порт.

— К черту проклятый спектакль! — выкрикнула Мэгги, вскакивая и со слезами на глазах расхаживая взад-вперед по гримерной. — К черту всех и все, кроме Риви Маккены!

Филип снова вздохнул, на этот раз тяжело и прерывисто.

— Я понимаю, Мэгги, что ты чувствуешь, но тебе нужно остаться здесь. Ты должна дождаться новостей!