Ее отец подарил ей квартиру на шестнадцатилетие и, как только она достигла этого возраста, переписал ее на Софи. С условиями. Она не могла ее продать, а это значило, что фактически квартира ей не принадлежит. По крайней мерее, она была куплена не в ипотеку — и на том спасибо. Отец заплатил за нее наличными. Будучи подростком, Софи особо не интересовалась, откуда у него деньги. Тогда она была слишком занята, беспокоясь о том, что ее заберет социальная служба после его неизбежного, как ей представлялось, ареста. В то время у нее в голове просто не оставалось места, чтобы думать о денежных проблемах или о том, как ее отец, не имея работы, мог вести такой экстравагантный образ жизни. Тогда экстравагантность казалась обыденностью. Софи никогда не знала ничего другого.

Моральный аспект ее положения не заботил Софи, пока она не закончила университет. Заручившись поддержкой двух самых близких подруг, она, наконец, перестала брать деньги у отца, и это кардинально изменило ее жизнь. Когда ее машине потребовался дорогостоящий ремонт, она продала ее, начала ходить пешком и ездить по городу на надземке. Жизнь стала более напряженной, но теперь было определенно легче, и ей это нравилось. Она гордилась тем, что стала сильной, независимой женщиной, которая сама могла добиться успеха.

Софи решила, что сегодня у нее личный рекорд. Она вечно и всюду опаздывала, но прилагала все усилия, чтобы изменить эту плохую привычку. Заскочив по-быстренькому домой, она пришла в паб за пять минут до начала встречи.

Заведение Космо привлекало разную публику. Сюда всегда заглядывали младшие менеджеры, чтобы познакомиться с кем-нибудь за бокальчиком белого вина или мартини, строители — чтобы отдохнуть после тяжелого трудового дня за кружкой ледяного пива и перекусить, супружеские пары и одиночки из местных — выпить чего-нибудь прохладительного и узнать последние новости.

Бар был известен тем, что в нем подавали бутылочное пиво всего на два градуса выше нуля. Космо, как до этого и его отец, был помешан на температуре. В пабе также был небольшой, но весьма неплохой выбор вин с виноградников Калифорнии и бочкового пива, которое варилось тут же, в Чикаго. Кухня паба была популярна своими гамбургерами с халапеньо[25], которые, казалось, становятся все острее с каждым годом. Здесь не было ничего вычурного, и, возможно, именно поэтому Софи так нравилось бывать «У Космо». Это было комфортное и гостеприимное местечко, куда все местные жители могли прийти хоть в вечернем наряде, хоть в джинсах и чувствовать себя как дома.

Обстановка была такой же эклектичной[26], как и владелец. Гладкая мебель сочеталась с блестящими хромированными столами и стульями с большими черными мягкими подушками. Вдоль двух стен располагались кабинки со скамейками, обитыми плюшем с бахромой. На потолок тоже стоило посмотреть. Космо любил астрономию и, поскольку торчал в пабе почти каждую ночь, решил сделать небо внутри. Он покрасил сводчатый потолок темно-синим цветом, покрыл его желтыми кругами, которые, видимо, представляли планеты, и натянул рождественские гирлянды с крошечными белыми лампочками вдоль перекладин. Включая лампочки, Космо превращал потолок в свою собственную восхитительную звездную ночь.

Космо заметил Софи, как только она вошла в дверь. Он окликнул ее по имени, чтобы привлечь внимание, послал ей воздушный поцелуй и пару раз стукнул себя по груди, показывая, что из-за нее его сердце бьется сильнее. Он начал относиться к ней с особой нежностью после того, как она написала восторженный отзыв о его баре. Космо был так рад, что вырезал ее статью, вставил в рамку и повесил над барной стойкой, где все могли ее увидеть. Сегодня рядом со своей статьей она заметила надпись. Большим жирным шрифтом Космо напечатал “«Рутбира Келли» нет”.

Софи прокладывала себе путь через толпу, выглядывая Уильяма Харрингтона, и нашла его сидящим в кабинке в самом конце зала. Он выглядел взволнованным.

— Мистер Харрингтон?

Он вскочил и протянул ей руку.

— Вы Софи Саммерфилд? — спросил он удивленным голосом. Впрочем, выглядел он тоже удивленным.

Она не поняла его реакцию.

— Она самая, — ответила Софи. — Вы же сказали прийти в шесть тридцать.

— Да, да. — Он продолжал стоять, глядя на нее с недоумением.

— Может, сядем и начнем? — предложила она.

Софи скользнула в кабинку, подождала, пока он сядет напротив, и достала свой цифровой диктофон.

— Я впервые пользуюсь им, так что, пожалуйста, будьте терпеливы, — сказала она.

Обычно такой маленький гладкий диктофон бывает ужасно дорогим, но эту редкую модель сняли с производства, поэтому она смогла купить ее с огромной скидкой. Учитывая, что эти расходы были нужны для дела, Софи была уверена, что мистер Биттерман все ей возместит. Прежде чем положить диктофон на стол, Софи проверила зарядку.

Харрингтон глядел на нее пристальным взглядом.

— Что-то не так? — спросила Софи.

— Я знал, что вы молоды, — сказал он. — Я понял это по голосу, когда разговаривал с вами по телефону, но никак не ожидал, что вы такая хорошенькая.

Она ничего не ответила, и он спросил:

— А вы удивились, когда увидели меня?

Он ждет, что она вернет ему комплимент?

— Я видела фотографии на вашем веб-сайте, — ответила Софи, — поэтому нет, я не удивилась. Я знала, как вы выглядите. Может, начнем?

— Не хотите для начала чего-нибудь выпить?

Он убедил ее сделать заказ, и Софи попросила чай со льдом. Себе он заказал газировку.

— У меня правило — никогда не пить алкоголь или кофеин на ночь перед забегом. Вы в курсе, сколько это — пять километров[27], а? Больше трех миль. Мне нельзя быть вялым, иначе это повлияет на мой результат, именно поэтому я пью только воду.

— Почему бы вам не рассказать мне о своем первом забеге?

В течение следующего часа она не задала ни одного вопроса и не вставила ни слова. Как только он начинал говорить, остановить его было невозможно. Он был ужасно скучным, но, нравилось это ей или нет, Харрингтон был настроен пройтись по всем двадцати четырем забегам от старта до финиша, причем он помнил все двадцать четыре во всех мельчайших подробностях.

Если бы у нее был старый диктофон, ей понадобились бы, как минимум, две кассеты. «Хороший репортер прервал бы его и взял бы интервью под свой контроль», — подумала она. Или, по крайней мере, мог бы заставить себя послушать, о чем он говорит. Честное слово, Софи и вправду пыталась несколько раз прервать его. И слушать она тоже пыталась, но его монотонный голос мог усыпить даже страдающего бессонницей. Он уже рассказывал о своем десятом забеге, когда она полностью отключилась и начала думать обо всех мирских делах, которые ей предстояло переделать за выходные.

Мысленно составив список дел, Софи опять начала мечтать о путешествии по Европе. Она уже ездила туда однажды, после того как окончила университет, но тогда она пропустила некоторые страны Западной Европы. В следующий раз она хотела бы увидеть Испанию и Португалию. Хороший речной круиз был бы замечательным способом расслабиться и увидеть красоту этих стран. Конечно, она могла выбрать и пассивный отдых во время отпуска. Или, возможно, могла бы заказать проживание на шикарном курорте, только что открывшемся на Сент-Бартелеми [28], о котором читала в «Vogue»[29] …

Реальность быстро вмешалась в ее мысли. В настоящее время у нее на счету было не достаточно денег, чтобы купить авиабилет хоть куда-нибудь, разве что она решит, что может обойтись без пищи месяц или два.

— У меня стало традицией надевать ярко-красные носки.

Внимание Софи вернулось к Харрингтону.

— Да, вы об этом упоминали. Красные носки, белые шорты и красная футболка.

— А я уже говорил, что носки у меня особые? Сверху на каждом из них имеется тоненькая белая подвязочка. Их продавали только в одном магазине, и я купил больше ста пар. Я не могу без них бегать, — добавил Харрингтон. Затем, пожав плечами, продолжил: — Наверное, я суеверен. Вы все это записываете?

— Да, — сказала Софи и ткнула пальцем в диктофон.

— Хорошо, ладно. Давайте уделим минутку разговору о волдырях. Читатели, наверное, захотят узнать о них все. Некоторые из них были очень неприятные. Был один…

«Я ненавижу свою работу. Вот прямо сейчас точно ненавижу. И я просто ненавижу быть бедной. Но кому нравится быть бедным?» — спросила она саму себя. Может, у Ганди и матери Терезы другое мнение на этот счет, но их обоих считают святыми, а Софи, ясное дело, святой не была.

Харрингтон закончил свои рассуждения о мази для ног и, не переводя дыхания, тут же продолжил:

— Может, вернемся к забегам, а? Значит, утром, в день моего одиннадцатого забега…

«О, Боже, убейте меня прямо сейчас».

Она застонала вслух? Харрингтон либо не заметил, либо ему было плевать на то, что у нее уже слипаются глаза.

Софи глубоко вздохнула и представила, что она в классе йоги. Она должна избавиться от всей отрицательной энергии в мыслях и думать только о положительном. Завтра вечером у нее будет ужин с Риган Бьюкенен и Корди Кейн, двумя ее лучшими подругами еще со времен начальной школы. Она не могла дождаться встречи с ними. Риган ездила по делам, но сегодня поздно вечером она возвращается в Чикаго. Корди работала над своей диссертацией для получения докторской степени в области химии, и Софи не видела ее больше двух недель. Она задумалась, где они могли бы поужинать, когда поняла, что Харрингтон замолчал и с надеждой взирает на нее.

— Простите. Не могли бы вы повторить последнее…

— Я спросил, встречаетесь ли вы с кем-нибудь.

— О… нет, не встречаюсь, — ответила она и, прежде чем он смог задать еще один личный вопрос, покопалась в своей сумочке, достала блокнот и открыла его. — По телефону вы упомянули, что вас пригласили присоединиться к какому-то эксклюзивному проекту, а еще вы говорили что-то об испытании. Кажется, вы назвали его «Проект Альфа». Что вы имели в виду?