Императрица наблюдала, как лицо женщины все больше и больше опадало. Точно так же обреченно одрябли черты лица этого Галла. Галл был пособником Агриппины на острове. Довольно долго он неплохо справлялся, ему удалось почти полностью остановить все работы. Еще несколько «дурных знаков», и ни один человек во всем государстве пальцем не пошевелил бы ради строительства Домуса. К сожалению, его замыслы раскрыли. Один преданный сторонник Юлии Селены проследил за ним и поймал на месте преступления. Венера якобы послала белого голубя, давая благословение Домусу, а через два дня обезглавленный труп Галла нашли в реке.

Агриппина была вынуждена принять другие меры. Но безуспешно. Любовь народа была защитой Юлии Селене, к тому же ее связывала дружба с Клавдием. Ему нравилась Юлия Селена, и он приветствовал ее начинания. Агриппина еще не превзошла властью своего мужа, поэтому ей следовало быть осторожной. Хотя Домус и был уже почти готов, у нее еще было время. С ребенком же, напротив, следовало поторопиться.

— Ну и?.. — спросила она акушерку.

Марселла положила на стол последний свиток и опустила голову.

— Я сделаю то, что ты хочешь.


В городе стоял палящий зной. Даже маленький ветерок не шевелил листья деревьев. В цирке Максима одно представление сменялось другим, лишь бы хоть немного отвлечь народ, который в летний палящий зной особенно склонен был к взрывам насилия и мятежу.

В этот день люди толпами валили на игрища в честь бога Августа. Ведь этот месяц был назван в его честь. На искусственном море должна была состояться великая морская баталия между двумя кораблями с катапультами, которые будут сражаться до тех пор, пока один из них не будет уничтожен.

Поэтому улицы Рима были почти пусты, когда Селена и Паулина не спеша подходили к Форуму, где стоял храм божественного Юлия Цезаря. Андреас просил Селену не выходить, но она не послушалась, твердо решив выполнить задуманное. Прошло четыре месяца с тех пор, как Ульрика уехала на север, и Селена до сих пор ничего о ней не слышала. Она хотела принести жертву и попросить божественного Юлия защитить Ульрику.

Пиндар, сопровождавший ее, очень о ней беспокоился, он то и дело брал ее под локоть, чтобы она могла опереться, и нес ее аптечный ящик. Селена, которой осталось ходить всего несколько недель, двигалась тяжело, и ей часто приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Ребенок в ее чреве несколько дней назад перевернулся, и теперь уже был почти готов выйти на свет.

Святилище божественного Юлия Цезаря стояло на лужайке, украшенной фонтанами и кустарниками, маленькое круглое строение, крышу которого поддерживали колонны. Пристроек рядом не было, жрецы жили не здесь. Внутри стояла лишь статуя Юлия Цезаря, в ногах которого постоянно горел огонь.

Селена вздохнула, войдя в прохладную тень. Она прижала руку к спине и подумала, что ей, пожалуй, следовало послушаться Андреаса, который советовал отправиться в дорогу в паланкине. Тогда это показалось излишним, ведь идти было недалеко, да и утро было довольно прохладным.

Она взглянула в каменное лицо своего предка и спросила себя, действительно ли он присутствует в этом храме?

— Божественный Юлий, — пробормотала она и положила цветы к его ногам, — пожалуйста, защити и огради Ульрику, твою правнучку. Она отреклась от тебя, но она молода, ей нужно сначала найти свой путь, как я должна была найти свой. Когда-нибудь она вернется к тебе.

Селена удовлетворенно углубилась в свои мысли. Все шло по плану. С тех пор как в апреле Руфус занял место начальника, дела в Домусе быстро продвигались. Купол уже доделали, стены и колонны были готовы. Теперь рабочие занимались мелочами — засовами на дверях, решетками на окнах. Через два месяца откроются ворота Домуса перед больными и теми, кто жаждет знаний.

Селена закрыла глаза. У нее было ощущение, будто она стоит на пороге чего-то важного. Она прошла такой дальний путь, и казалось, что еще более длинный ждет ее впереди. Скоро она начнет совместную работу с Андреасом.

Она почувствовала вдруг, как сжалось ее тело, и ощутила теплую жидкость, текущую между ног.

Слишком рано, думала она в тот момент, когда по всему ее телу пробежала судорога, начавшись в спине.

— Пиндар, я должна сесть. Помоги мне. Взгляни… — Новая судорожная боль, на этот раз более сильная, пронзила ее.

Пиндар взял ее под руку и отвел за статую Юлия Цезаря, где стоял большой каменный сундук, в котором жрецы держали одежду и фимиам. Пиндар опустил Селену на сундук, она положила обе руки на живот. Не успела она вздохнуть, как пришли новые схватки, еще сильнее, чем прежде.

— Приведи Марселлу, — прошептала она, задыхаясь, — я пойду домой.

Пиндар тряхнул головой.

— Иди! — Она подтолкнула его. — Еще много времени. Я успею вовремя. Я пойду медленно. Беги же, Пиндар!

Он помедлил несколько секунд, потом развернулся на каблуках и побежал. Она мельком увидела его фигуру в дверях, залитую августовским солнцем, он выглядел как бог Гелиос на картинах, изображавших его в обрамлении золотых солнечных лучей, — потом он исчез, а она осталась одна.

Следующие схватки оказались настолько сильными, что она скорчилась от боли и обеими руками вцепилась в подол платья. Она обливалась холодным потом, а ее тело горело от палящего солнца.

Она едва успела перевести дыхание, как пришли новые схватки, горящее железное кольцо, обхватившее ее тело. На мгновение у Селены потемнело в глазах. Она оглохла и ослепла, ничего не ощущая, кроме ужасной жгучей боли.

С Ульрикой все было не так, пронеслась у нее мысль. Это не может быть нормально.

Она попыталась встать. Новая волна боли опрокинула ее, она упала на колени, потом, корчась, опустилась на пол. Холодная и влажная ткань одежды облепила ее тело. Она подождала. Следующая волна боли, похоже, начиналась в сердце, прилив жидкого огня, который разлился по ее телу и перекатывался волнами.

Она вскрикнула.

Потом некоторое время она лежала неподвижно, скорчившись и пытаясь собраться с силами, чтобы выдержать следующую схватку. Боль была невыносимой.

— Помогите, — прошептала она, но ей казалось, что она это прокричала.

Этот ребенок убьет меня. Я умираю.

Ей показалось, что она уплывает. Она видела, как мимо пронеслись мраморные ноги Юлия Цезаря, когда она опустилась в какой-то туннель, где ее ждала лишь жгучая боль.

Пол был холодный и твердый, но Селену будто поглотил черный огонь. Минуты растянулись в часы, а часы — в дни, которые превратились в вечность. Пиндар превратился всего лишь в далекое воспоминание.

Потом она увидела, как к ней бегут ноги. Кажется, божественный Юлий передумал и решил ей помочь. Но это были ноги Пиндара. Она видела его лицо, когда он склонился над ней; лепеча по-детски, он объяснил, что побоялся бежать на остров за Марселлой. Он не хотел оставлять Селену одну. Обливаясь слезами, он пытался поднять ее.

Селена была в ужасе — его не было всего несколько минут.

— Что-то не так, — шептала она.

Он просунул свои сильные руки ей под локти и подтащил ее обратно за статую. И тут Селена с изумлением поняла, что она ползла по полу. Куда? — спрашивала она себя. Она видела, как Пиндар сломал замок каменного сундука и откинул крышку. Охваченная новой волной боли, Селена думала удивительно отстраненно, что он не должен этого делать. Это осквернит храм.

И в этот момент она вспомнила, куда ползла. Она пыталась выбраться из храма, чтобы не осквернить его родами.

«Но почему, собственно? — думала она, корчась от приступа очередной волны. — Это чудо жизни. Боги сами создали его».

Промежутки между схватками, когда Селена могла дышать и думать, становились все короче, пока она, наконец, не опустилась на пол под наплывом боли. Она сама стала болью, потому что она поглотила ее и уносила теперь прочь к темной точке за пределами времени и жизни. Пиндар что-то делал: вытаскивал из сундука пурпурные одежды и золотые пояса.

— Тебе нельзя… — бормотала она.

Он всхлипнул, он чуть не обезумел от страха, но решительно собирался остаться и поддержать ее. Он подсунул ей под голову подушку, вторую — под поясницу. Селена взглянула на выпуклый потолок храма и ощутила теплый, залитый солнцем воздух на бедрах, когда Пиндар поднял ей платье.

Она подумала о рождении Ульрики и попыталась вспомнить, как она тогда себя чувствовала. Это было совсем иначе. Она лежала на большой мягкой кровати. Рани дала ей выпить теплого вина, а помогал ей зороастрийский жрец, который за свою жизнь принял более тысячи детей. Ульрика как будто выскочила из ее чрева в мир.

Да, такова уж и есть Ульрика, думала Селена, отделяясь от своего измученного тела. Где бы она сейчас ни была, борется ли она бок о бок со своим отцом или все еще ищет его, она всегда будет стараться обнять весь мир. Она снова ощутила боль, на этот раз по-другому, более глубокую. Это была ужасающая режущая боль. Потом она почувствовала руку Пиндара на своем лбу, и это прикосновение явилось для нее неожиданным бальзамом.

Я слишком стара, думала она. Ульрика родилась, когда мне было девятнадцать лет, когда я была еще молодой… Мое тело зачерствело, оно сопротивляется насильственному открытию. Я умираю…

— Он останется со мной, — шептала она. — Этот ребенок останется во мне, и я до конца жизни буду носить его.

Она вскрикнула.

Голуби вспорхнули с балок под крышей, затрепыхались под куполом, потом снова сели.

Селена снова вскрикнула.

Нет, все как-то не так. Она чувствовала, а Пиндар видел это. Она сопротивлялась. Он хотел сказать, чтобы она не делала этого. Он пытался успокоить, расслабить ее. Он неловко попытался приказать ей успокоиться, чтобы все произошло само собой, он сказал, что борьба причиняет лишь вред.