Бриттани Черри - Огонь, что горит в нас

Сади смотрела на меня умоляющим взглядом, и я шагнул вперед.

– Не думаю, что она хочет идти с тобой.

– Пардон? – спросил он. Проведя ладонью по волосам Сади, он еще сильнее прижал ее к себе. – Разве ты не хочешь идти со мной?

Она не сказала ничего. Отец продолжил:

– Я так много сделал для тебя, Сади, и вот так ты отплатила мне? Я люблю тебя. Разве ты этого не знаешь? – Он наклонился и поцеловал ее, точно так же, как когда-то целовал маму, когда лгал ей о своей любви, чтобы управлять ею. И Сади поцеловала его в ответ, точно так же, как когда-то целовала его мама. В этот момент я понял, что Сади не собиралась никуда уходить. Она была слишком крепко опутана его сетями.

– Что ж, Логан, увидимся позже, – бросил он. Это прозвучало скорее как угроза, чем как обычное прощание.

Но я не был потрясен. Мой отец ничего не знал о счастье, однако был профессиональным носителем беды.

После их ухода я не чувствовал ничего, кроме отвращения. Я молчал и щелкал браслетом на своем запястье. Алисса приблизилась ко мне.

– Ты в порядке?

Я покачал головой.

– Если хочешь, можем выйти на свежий воздух.

– Ага, ладно.

Однако мне было нужно нечто куда большее, чем свежий воздух. Мне нужно было, чтобы мой отец исчез, позволив всем, кто когда-либо попадался ему на пути, наконец-то освободиться от его пут.

Когда мы с Логаном вышли наружу, руки его были сжаты в кулаки, его лицо покраснело от злости на отца. Я не знала, что было у Логана с Сади, но я знала, что он боится за нее. Впрочем, тут было чего бояться. Даже находиться рядом с отцом Логана было страшно. Я не могла представить себя на месте Сади, у которой не было возможности сбежать от него.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Дай мне пару минут. – Логан заложил руки за голову и начал расхаживать по парковке. На большой площадке было припарковано много машин, люди наслаждались хорошей погодой, разговаривали и смеялись, в то время как Логан делал совершенно обратное. Он пытался справиться со своими демонами, которые постоянно преследовали его. «Он заслуживает передышки».

Я прислонилась к стене здания, ожидая, пока он успокоится. Он продолжал расхаживать, пиная кроссовками высокие стебли травы.

– Ты думаешь о том, чтобы вмазаться? – спросила я.

– Угу, – пробормотал он, закрыв глаза и продолжая нарезать круги.

«Бедняга».

– Ты знаешь, от чего сейчас может стать лучше? – спросила я, упирая руки в бока и прижимая подошвы левой кроссовки к стене здания.

– И от чего?

– Ты знаешь, что мы должны сделать, чтобы тебе действительно стало лучше?

– Ну не знаю. Но, полагаю, у тебя есть какие-то идеи?

– О, они у меня всегда есть! – Я посмотрела ему в глаза. – Ты меня слушаешь?

– Да.

– Нет, я имею в виду: ты меня по-настоящему слушаешь?

Он засмеялся. «Хорошо». Я была так счастлива, когда он смеялся. Я тоже смеялась, потому что он был очень красив. Я смеялась, потому что он снова был моим другом. Я смеялась, потому что мое сердце знало: мне этого никогда не будет достаточно.

– Да, я слушаю.

Я выпрямилась во весь рост, выпятила грудь и произнесла:

– Караоке.

– О боже, нет.

– Что? Послушай, ты что, не помнишь, как мы ходили в караоке, когда были моложе? И ты пел «Билли Джин» Майкла Джексона и вот так вот дергал задом. – Я изобразила, как он в тот раз вилял бедрами.

Он фыркнул.

– Да. А еще я помню, что, когда я вот так дергал задом, я был под наркотой.

Мое лицо вытянулось от потрясения.

– Что? Ты был под кайфом, когда делал все это?

– Да, иначе я ни за что не согласился бы исполнять караоке, поверь мне.

– О, я просто думала, что ты в восторге от их коллекции песен Майкла Джексона и Джастина Бибера. Ну неважно. Сегодня мы идем в караоке в бар «О’Рейли».

– Ни за что.

Я взяла его за руки.

– Нет, за что.

– Алисса, я ценю то, что ты пытаешься подбодрить меня и все такое, но серьезно, не надо. Мне уже лучше. Ты уже подбодрила меня. И к тому же я больше никогда и ни за что на свете не буду петь в караоке.

Я снова согласился петь в караоке.

Алисса каким-то образом сумела вытащить меня на сцену в баре «О’Рейли» и сунула мне в руки микрофон. Она пообещала, что мы будем петь дуэтом, чтобы мне не пришлось отдуваться одному, но я все же чувствовал, как от нервного напряжения у меня все холодеет внутри. Она выбрала песню «Love The Way You Lie» Рианны и Эминема.

– Ты знаешь слова? – спросила она у меня. – Я пою эту песню всегда, когда веду машину, поэтому знаю слова наизусть.

– Я могу читать с экрана.

Она широко улыбнулась. Я улыбнулся еще шире.

«Мой самый сильный наркотик».

Когда заиграла музыка и по экрану поползли первые строки песни, ни я, ни Алисса не издали ни звука. Люди в баре начали кричать, чтобы мы пели, но мы продолжали молчать.

Диджей выключил музыку и махнул нам рукой:

– Эй, вы в курсе, что для того, чтобы петь, нужно открывать рот?

Я в замешательстве посмотрел на Алиссу.

– Почему ты не пела? Там было сказано, что это партия Рианны.

– Ой, но я не пою ее партию. Мне нравятся рэповые вставки Эминема.

– Что? – прошипел я, делая шаг к ней. – Я не буду петь партию Рианны.

– Почему?

– Потому что я не женщина.

– Но у тебя красивый высокий голос, Ло. Думаю, из тебя получится замечательная Рианна, – поддразнила она меня.

– Я снова ставлю трек, – сказал диджей. – Сейчас или никогда.

– Я не буду этого делать, Небо, – заявил я, когда мы стояли нос к носу, выпятив грудь.

– Нет, будешь.

– Не буду.

– Будешь.

Я помотал головой.

– Нет.

Она кивнула.

– Да.

– Алисса!

– Логан.

– Небо.

– Земля.

Заиграло вступление, и я продолжил мотать головой, давая понять, что ни за что не собираюсь этого делать, но потом началась партия Рианны, микрофон оказался у меня под носом, и я стал петь женскую партию песни – высоким, кошмарным тембром.

Алисса прикрыла рот, чтобы скрыть неудержимый смех. Я бросил на нее убийственный взгляд, потом повернулся лицом к залу и полностью принял свою женственную роль. Мне казалось, я справляюсь довольно неплохо. Мне казалось, что я вношу волшебство в наше выступление.

Но потом что-то случилось.

Началась партия Эминема, и Алисса преобразилась в нечто, чего я никогда прежде не видел. Она сорвала бейсболку с диджея, нахлобучила себе на голову козырьком назад и начала маршировать по сцене взад-вперед, вовлекая зрителей в свое исполнение, понуждая их размахивать руками в такт ее рэповому исполнению.

Алисса Мари Уолтерс зачитывала рэповую партию Эминема. И она была просто невероятна. Она вложила в это всю себя – в жесты, в выражение лица, – отдавая все, что у нее было. В этот момент она была неукротима и прекрасна. Свободна.

Когда ее часть подошла к концу, Алисса взглянула на меня, и я снова запел ужасным высоким голосом.

Затем она опять начала начитывать рэп, заколачивая каждое слово, точно гвоздь.

Когда песня дошла до последнего куплета, самого сложного, который ей нужно было начитать, она сделала глубокий вдох, потом посмотрела мне в глаза, на миг ухватив зубами воротник своей футболки. Она кивнула. Я кивнул. Она выпустила воротник и начала начитывать последний куплет, обращаясь прямо ко мне.

И это было чертовски сексуально.

Ее тело раскачивалось взад-вперед, она вся превратилась в слова, а слова проникли в нее, и когда Алисса договорила последнюю строку и опустила микрофон, зрители словно сошли с ума, а я спел для нее завершающий финальный припев Рианны.

Уже закончив песню, мы никак не могли перестать смеяться. Мы крепко обняли друг друга, а все сидящие в зале аплодировали нам и просили повторить.

Мы исполнили еще пять песен, а потом вернулись в выгородку в дальней части бара, чтобы выпить за свой успех.

Мы просидели там до глубокой ночи, болтая о том и о сем и смеясь так, как давно не смеялись. На какое-то время все стало таким, как было когда-то.

Ее смех становился моим дыханием. Ее улыбки становились моим сердцебиением.

Я смотрел, как шевелятся ее губы, когда она рассказывает длинные истории. По правде говоря, я уже не слушал ее. Я перестал слушать уже давно, потому что мои мысли были совсем не об этом. Я хотел сказать ей, что я чувствую к ней – снова. Я хотел сказать ей о том, что снова влюбился в нее. Я хотел сказать ей, что по-прежнему люблю ее непокорные волосы, по-прежнему люблю ее губы, которые постоянно щебечут то об одном, то о другом.

Я хотел…

– Логан, – прошептала она, замерев. Мои ладони каким-то образом легли ей на поясницу, и я привлек Алиссу ближе к себе. Частое дыхание срывалось с моих губ, замерших в нескольких дюймах от ее рта. Ее жаркие выдохи становились моими глубокими вдохами, Мы дрожали в объятиях друг друга. – Что ты делаешь?

Что я делал? Почему наши губы оказались так близко? Почему наши тела прижались друг к другу? Почему я не мог отвести взгляд? Почему я снова влюбился в свою лучшую подругу?

– Правда или ложь? – спросил я.

– Ложь.

– У меня нет зависимости от твоей улыбки. Твои глаза не заставляют мое сердце биться чаще. Твой смех не заставляет меня дрожать. Твой персиковый шампунь не сводит меня с ума, а когда ты жуешь свой воротник, я не влюбляюсь в тебя еще сильнее. Потому что я не влюблен в тебя, нет.

Ее вдохи сделались глубже, а выдохи тяжелее.

– А правда?

– Правда в том, что я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты снова была в моей жизни во всех смыслах и больше того. Я не могу перестать думать о тебе, Небо. Не для того, чтобы сбежать от реальности, а для того, чтобы принять ее. Ты мое сердце. Ты моя душа. Я хочу тебя. Всю тебя. И больше всего на свете я хочу сейчас тебя поцеловать.