— Это мне, — ответила Саванна. — Письмо пришло по почте. На конверте написано мое имя, — пыталась она объяснить злой мачехе, которая старалась каждый день ее жизни превратить в сущий ад, иногда, впрочем, небезуспешно. Если бы не отец, который постоянно ее защищал, жизнь Саванны стала бы невыносимой. Том старался принимать на себя все удары, но иногда Луизе все-таки удавалось взять над ней верх.

— Неужели тебе прислали приглашение на свадьбу?! — в ужасе воскликнула она.

Пять минут спустя она появилась в кабинете Тома, воинственно размахивая конвертом перед его носом.

— Я не желаю видеть ее на свадьбе нашего сына! — заявила Луиза, трясясь от злости. — Она не член семьи! Она ему не родная сестра! И я не позволю унижать меня на свадьбе собственного сына! — кричала Луиза.

Увидев приглашение в ее руке, Том сразу же понял, что произошло, и покачал головой:

— Если она будет здесь, когда состоится бракосочетание, ты не сможешь запретить ей присутствовать. Она не будет сидеть здесь, как Золушка, когда все остальные отправятся на свадьбу.

— А если ее не будет здесь во время свадьбы? — спросила Луиза, не желая, чтобы Саванна специально приезжала на свадьбу. Пусть она исчезнет. Навсегда. И уж конечно, пусть ноги ее не будет на таких семейных торжествах, как это. Там будут присутствовать все, кто имел вес в Южной Каролине и соседних штатах.

— Трэвис и Скарлетт должны сами решить, приглашать ее или нет. Позволь напомнить тебе, что свадьбу устраиваем не мы, а родители Скарлетт. Им и решать. — Он хотел уклониться от прямого ответа, но Луиза не позволила.

— Кто внес ее имя в список?

— Понятия не имею, — ответил он.

Луиза тут же позвонила Скарлетт и без обиняков заявила невестке, что не желает присутствия Саванны на свадьбе.

— Мама Бомон, — спокойно сказала Скарлетт, — вряд ли это правильно. Она сестра Трэвиса и мне очень нравится. На приеме будут присутствовать восемьсот человек, хотя в церкви всего триста. Неужели кого-то обеспокоит ее присутствие на нашей свадьбе? — Скарлетт давала понять, что не намерена игнорировать Саванну.

— Это обеспокоит меня! — крикнула в телефонную трубку будущая свекровь. — Ты ведь этого не захочешь? — В голосе ее послышалось предостережение.

— Конечно, нет. Я посажу ее в противоположном от вас конце шатра, — заверила ее Скарлетт.

Луиза, повесив трубку, долго еще не могла прийти в себя.

— Может быть, я уже уеду, — тихо сказала отцу Саванна. — Суд к тому времени должен уже состояться.

— Тебе будет приятно пойти на свадьбу. Там соберется половина Чарлстона. Среди восьми сотен гостей будет трудно найти кого-то, даже если захочешь. И Луиза к тому времени успокоится.

Том уговаривал Саванну, пытаясь не показать, как сильно расстроен. Луиза походила на собаку, которая ни за что не желает расставаться со своей костью. Она хотела изгнать Саванну из их жизни. Для семнадцатилетней девочки это было трудное положение, но еще труднее приходилось ему, вынужденному разрываться между женой и дочерью. Саванна обижалась, у него подобное злопыхательство уносило все силы. Дейзи старалась по возможности не попадаться матери под горячую руку.

В тот вечер, разговаривая с матерью, Саванна упомянула о приглашении, и Алекса удивила дочь, сказав, что тоже получила приглашение на свадьбу.

— Ты приедешь, мама? — спросила Саванна, которая не могла себе этого представить, если там будет Луиза.

— Нет, миленькая, не приеду. Но с их стороны очень мило пригласить меня. Ты можешь пойти, если хочешь. Вряд ли мне следует это делать. У Луизы случился бы сердечный приступ, или она могла бы отравить мой суп, — сказала Алекса, и Саванна рассмеялась.

— Там будет восемь сотен гостей. По слова папы, она нас может не увидеть.

— Не хочу создавать ей неудобства, Саванна.

— Знаю, мама. Но мне хотелось бы пойти только с тобой.

— Ну посмотрим. После суда поговорим. Сейчас у меня голова не воспринимает разговоры о свадьбах, — сказала Алекса.

В тот день у нее была еще одна пресс-конференция. Общественный защитник тоже провела свою. Она настаивала на том, что всему виной неправильная трактовка событий, что невиновного человека просто подставили и что все выяснится в ходе судебного процесса. Она заявила о своей абсолютной уверенности в том, что с Люка Квентина будут сняты обвинения и он будет отпущен на свободу.

Когда Саванна чуть позднее еще раз увидела эту женщину на экране, ее вид и слова показались ей еще более безумными. Дейзи, смотревшая телевизор вместе с Саванной, совсем запуталась.

— Так сделал он это или не делал? — спросила сестру Дейзи.

— Это решат присяжные заседатели. Но он это сделал, поверь. Ему предъявят обвинение и посадят в тюрьму.

— Так почему же другая леди говорит, что он этого не делал?

— Это ее работа. Она должна его защищать. А работа моей мамы — доказать, что он это сделал, — объяснила Саванна.

Дейзи кивнула. Она ежедневно получала от Саванны уроки юриспруденции. Судья запретил съемки в зале судебных заседаний, но как только начнется суд, в коридорах и на ступеньках лестницы, ведущей в здание суда, закипят страсти.


В день начала суда Саванна посмотрела новости перед уходом в школу. Потом смотрела их снова в кафетерии во время обеденного перерыва. Рядом толпились учащиеся, знавшие, что ее мама выступает обвинителем на этом судебном процессе. В окружении толпы репортеров Алекса поднималась по ступенькам в здание суда, но даже не остановилась. Последующие несколько дней суду предстояло заниматься выбором присяжных заседателей.

Судья Артур Либерман, человек лет пятидесяти с небольшим, казался суровым. Его зоркие глаза замечали каждую мелочь в зале заседаний. Бывший морской пехотинец, подтянутый, с коротко подстриженными седыми волосами, он не выносил никакой расхлябанности в работе.

Он терпеть не мог прессу, но и адвокатов не любил, ни со стороны защиты, ни со стороны обвинения, считая, что они зря тратят его время бесполезными ходатайствами и пустыми возражениями. Перед слушанием дела он пригласил Алексу и Джуди Даннинг к себе в кабинет и прочел им отрезвляющую лекцию, строго предупредив, чего он от них ожидает.

— Я не допущу в моем зале заседаний никакого вздора, никаких глупых выдумок, никакого заигрывания с Большим жюри и неуместных действий. В моем зале заседаний еще никогда не допускалось нарушений процессуальных норм, и я не намерен допускать этого и впредь. Это ясно?

Обе женщины кивнули и сказали, словно послушные дети:

— Да, ваша честь.

— У вас есть клиент, которого нужно защитить, — продолжал он, обращаясь к Джуди, — а вам нужно доказать, что он виновен в убийстве восемнадцати человек. — Он взглянул на Алексу. — Это единственное, что от вас требуется. В моем зале заседаний я не потерплю никакого безответственного актерствования и излишней драматизации событий. И будьте осторожнее в беседах с представителями прессы! — напутствовал он.

Через полчаса начался выбор присяжных, которому, казалось, конца-краю не будет. Алекса сидела за прокурорским столом между Джеком с одной стороны и Сэмом Лоренсом — с другой.

Алекса прониклась уважением к Сэму, когда они вместе готовили судебный процесс. Он придирался к каждой мелочи. Однако благодаря ему она стала работать еще тщательнее, чем обычно. За последние месяцы они не раз обедали вместе за ее рабочим столом. Она знала, что ему за пятьдесят, что он много лет назад овдовел и всю свою жизнь посвятил ФБР. Она знала также, что если они выиграют дело, то не без его помощи. Сэм ненавидел Квентина и был так же твердо намерен изолировать его от общества, как Джек, Алекса или окружной прокурор. Именно это являлось его единственной целью, а не желание во что бы то ни стало отобрать у нее дело в отличие от директора регионального отделения ФБР. Старший специальный агент Сэм Лоренс хотел, чтобы обвинение осуществлялось самым компетентным работником, и, считая таковым Алексу, всячески помогал ей. Он улыбнулся, когда она заняла место рядом, и отбор присяжных начался.

После того как были отпущены будущие матери, больные, те, кто не мог уйти со своих работ, кто не говорил по-английски, ухаживал за умирающими родственниками или отказывался, не будучи в состоянии привести убедительные причины, отобрали сотню потенциальных присяжных заседателей для этого долгого, изнурительного процесса.

Алекса знала, что среди этой сотни людей, сидевших в зале с надеждой, что их тоже отпустят, будет еще немало таких, которые откажутся по аналогичным причинам. Судья объяснил им всем, что дело будет рассматриваться долго, поскольку связано с множественными убийствами, свидетельские показания и аргументация могут продлиться несколько недель или даже больше месяца. Те, для кого это может создать трудности или кому это не подойдет по состоянию здоровья, должны заявить об этом секретарю суда. Не прошло и нескольких минут, как к нему выстроилась очередь примерно из двадцати человек. Остальные восемьдесят человек замерли в молчании, ожидая, когда им начнут задавать вопросы защитник и обвинитель, чтобы либо оставить их, либо отпустить. Среди них были люди всех рас, возрастов, обоих полов, и они выглядели как обычные люди, каковыми и являлись — врачи и домохозяйки, учителя, почтальоны, студенты. Все застыли в ожидании, глядя на Джуди и Алексу.

Когда процесс начался, тихо привели Люка Квентина, в костюме и без наручников или кандалов. Поскольку за месяцы пребывания в тюрьме в ожидании суда никаких проявлений ярости с его стороны замечено не было, ему позволили появиться как цивилизованному человеку, чтобы не оказывать ненужного воздействия на присяжных своим злодейским видом, хотя те и знали, за что он там оказался.

Скользнув по нему взглядом, Алекса заметила новенькую белую сорочку. Она не встретилась с ним взглядом, но видела, как Джуди ободряюще улыбнулась ему, когда он вошел, и потрепала по руке, когда он уселся рядом. Он казался спокойным и собранным, отнюдь не испуганным. Неторопливо прошелся взглядом по жюри присяжных, как будто собирался сам их выбирать. Формально он тоже имел право задавать им вопросы, хотя Алекса сомневалась, что он будет это делать.