— Ты уверена, что беспокоишься за Саванну, а не за себя? — спросила вдруг мать.

Алекса смутилась. Мать попала в самую точку. Она, как всегда, точно отыскала эпицентр боли.

— Может, ты и права, — честно призналась Алекса, пытаясь сообразить, чего она боялась больше. Трудно сказать. — Я была там счастлива, я любила Тома и его мальчиков. Полностью доверяла ему и думала, что мы вместе навсегда. А теперь ничего не осталось. Замужем за ним совсем другая женщина, которая живет в том же самом доме. С этим не так легко смириться. — Он украл все ее мечты, и с тех пор она уже никому не могла верить, а его возненавидела. Он сжег ее дотла. — Я не хотела бы туда ездить. Никогда.

— Порой приходится смотреть невзгодам в лицо. Может быть, ты не излечишься, пока не сделаешь этого. Ты ведь еще не излечилась? — Они обе знали, что это правда. — Нельзя продвигаться вперед, пока не похоронишь прошлое и пока в тебе сохраняется боль и обида. Может быть, это пойдет тебе на пользу.

Такси остановилось перед зданием терминала, и Алекса сказала матери, что должна идти. Но она знала, что мать права. Обида в ней была еще жива. Ни разочарование, ни ощущение предательства не померкли за последние десять лет. Более того, эти чувства стали острее. В ее жизни не было мужчины, и она не хотела этого, потому что не могла забыть и простить человека, который обидел ее сильнее всех. Она не простила также мать Тома и его жену, которые всеми силами толкали его на предательство. Они устроили против нее заговор, потому что она не была одной из них. Это казалось безумием, но было правдой. Луиза победила благодаря своему южному происхождению и традициям, а Том подобно Эшли из «Унесенных ветром» оказался слабохарактерным. Даже теперь Алекса не могла простить ему этого. И десять лет ненависти отравили ее, как радиоактивная субстанция, которая попала в ее организм много лет назад и продолжает течь по кровеносным сосудам. Она не хотела бы, чтобы Саванна приближалась к этим людям, но у нее не было выбора.

Алекса бегом промчалась сквозь охрану и едва успела на самолет. Она не хотела пропустить рейс и разочаровать Саванну. Не прошло и двух часов, как самолет приземлился. У Алексы замерло сердце, когда она увидела аэропорт. Она обещала Саванне позвонить по прибытии, и они собирались встретиться в гостинице. Не стоит Саванне одной здесь ждать. Получив багаж, Алекса взяла такси и назвала гостиницу.

Дорога в город была знакомой и короткой. У нее екнуло сердце, когда она увидела мосты и шпили церквей, которые так нравились ей когда-то. В одной из этих церквей крестили Саванну. Город был полон воспоминаний, словно перезревшая слива, готовая лопнуть. Пришлось усилием воли отогнать их. Еще не добравшись до гостиницы, она позвонила Саванне, которая ждала ее звонка в своей комнате. К тому времени было уже почти девять часов. Саванна намеревалась поехать в гостиницу одна, но отец обещал подвезти ее, потому что маме, наверное, не захочется, чтобы она одна ехала в центр города. Саванна сообщила ему о звонке матери и сбежала вниз по лестнице с небольшим чемоданчиком в руке. Она поцеловала на прощание Дейзи, которая уходила в гости к подруге; Луиза в тот вечер играла в бридж. Том решил остаться дома. У него с Луизой по-прежнему не ладились отношения, но спали они в одной комнате. Они едва общались, но все-таки общались.

— Ты, должно быть, ждешь не дождешься встречи с мамой? — спросил Том по дороге в отель «Уэнтуорт-Мэншн». Алекса помнила, что это лучший отель в городе, который первоначально был построен как большой усадебный дом. Он до сих пор оставался одним из самых красивых зданий в викторианском стиле и отличался всеми мыслимыми современными удобствами, отличным обслуживанием и роскошными интерьерами, а также первоклассным салоном красоты, от которого Саванна наверняка будет в восторге и где обе они смогут отдохнуть. Отель располагался в самом центре города, вокруг было множество магазинов и ресторанов. Из окон отеля открывался живописный вид на историческую часть Чарлстона. Алекса надеялась, что пребывание там доставит удовольствие обеим, хотя Саванна была готова остановиться хоть в мотеле, лишь бы увидеться с мамой. Ей не терпелось поскорее ее увидеть.

— Да, я жду встречи с ней, — ответила Саванна, широко улыбаясь. — Она мой лучший друг. Я по ней сильно скучаю.

— Знаю.

Тому хотелось бы как-то скрасить одиночество Саванны, но, увы, было слишком поздно. Они просто знакомые, но не такие друзья, как Саванна с Алексой. И в этом его вина.

Он надеялся наверстать упущенное, пока дочь находится здесь, но, несмотря на опасения матери, три месяца — очень недолгий срок. И уж конечно, недостаточно долгий, для того чтобы восполнить десятилетнюю пустоту.

С чемоданчиком в руке Том вошел следом за Саванной в «Уэнтуорт-Мэншн». Она взяла с собой минимум вещей, сказав, что в крайнем случае может надеть одежду матери. Саванна влетела в вестибюль, сразу же увидела мать, стоявшую у стойки администратора, и буквально прыгнула в ее объятия. Они крепко обнялись и так прижались друг к другу, что выглядели как некое двуглавое существо, а Том тихо стоял рядом; и ни та ни другая его не замечали. Алекса провела руками по волосам Саванны, по ее лицу, словно изголодалась по ней. Том видел, что Саванна прильнула к матери, как маленький ребенок. Лишь через пять минут они вспомнили о его присутствии. Том втайне загрустил, увидев, как они близки, и понимая, что сам способствовал этой тесной связи, бросив обеих. Он чувствовал себя ненужным, но понимал, что не имеет права рассчитывать на большее. Когда-то он имел все, но предал их, а теперь жил на пепелище. Алекса и Саванна подобно солнечным лучам проникли в темноту его жизни сквозь тюремную решетку. Эту тюрьму он построил сам из-за своей слабохарактерности и страха.

— Ну, я вижу, вы очень счастливы видеть друг друга, — сказал он, улыбаясь обеим. Его печаль была незаметна для постороннего глаза.

Казалось, Том радовался за них, но, по правде говоря, он завидовал их близости. Все, что касалось их, было чистым золотом. При виде его Алекса сразу же напряглась. Она забыла о том, что он находится здесь, как и Саванна, но теперь старалась быть вежливой. Она была благодарна за то, что он дает их дочери пристанище, но он оставался человеком, которого она ненавидела и который обидел ее так, как никто и никогда. Вот он обнял и поцеловал Саванну и пожелал обеим хорошего уик-энда. Все это выглядело искренним, но разве можно было с ним быть в чем-нибудь уверенным? Алекса, как всегда, обвиняла Юг, где, по ее мнению, каждый южанин — лицемер и лжец, который только и ждет, как бы предать любимого человека или друга. Ей они казались особой национальностью, которая вызывала отвращение.

— Саванна действительно очень ждала этой встречи, — тихо произнес Том, не зная, что еще сказать. Алекса была как будто крепко закрыта для окружающего мира и открывалась, только когда смотрела на Саванну. Тогда душа ее смягчалась.

— Я тоже, — сказала Алекса. — Спасибо, что держишь ее здесь у себя. Это, должно быть, тебе нелегко. — Она знала от Саванны о его ссорах с Луизой, но не сказала об этом.

— Она наша дочь, — просто сказал Том, — и я счастлив хоть немного помочь тебе чем могу. Как продвигается твое дело?

Она не хотела говорить с ним на эту тему, но при его отличных манерах и южном обаянии было трудно не ответить. Он оставался все еще красивым, привлекательным мужчиной.

— Много работы, — вежливо сказала Алекса. — Но мы его приперли к стенке. Я была бы удивлена, если бы его не признали виновным.

— Уверен, ты выиграешь дело, — сказал Том, передавая чемоданчик Саванны лифтеру. — Желаю хорошо провести уик-энд, — сказал он Саванне. — Заеду за тобой в воскресенье. Позвони, когда будешь готова или если тебе что-нибудь потребуется.

Он улыбнулся обеим и вышел из вестибюля, легко ступая на длинных стройных ногах. Нельзя было отрицать, да Алекса и не пыталась, что его гены вреда Саванне не причинили.

Алекса зарезервировала самые лучшие апартаменты в отеле, и Саванна, издавая восторженные возгласы, оглядывалась вокруг и переходила из гостиной в спальню и обратно. Там стояла большая кровать под балдахином, как в «Тысяче дубов», а комната декорирована в глубоких желтых тонах и обставлена мебелью темного дерева. Это был классический образец усадебного дома времен перед Гражданской войной. Саванне не терпелось поскорее увидеть салон красоты. Они были записаны на массаж, маникюр и педикюр на завтрашний день перед ужином. Алекса хотела устроить обеим роскошный уик-энд по полной программе.

Они заказали еду в номер, потому что Саванна уже ужинала, а Алексе хотелось съесть что-нибудь легкое. Потом она распаковала несколько вещей, которые забыла положить в чемоданы в Нью-Йорке, а также пару новеньких блузок и свитерок, которые купила Саванне. Они ей понравились, и она заявила, что будет носить их в школу. Поговорили о школе, о новых знакомых и о встрече с южной бабушкой. Затем поговорили о матери Алексы. В разговоре не забыли ни одной мелочи и все время обнимали и целовали друг друга, подшучивали друг над другом, и Саванна рассказала о привычке южан добавлять «храни ее Господь!» до или после особенно злобного замечания, и Алекса, громко расхохотавшись, сказала, что знает эту привычку. Они наслаждались присутствием друг друга и только в два часа пополуночи улеглись в огромную кровать под балдахином, где и заснули, обнявшись, счастливые впервые за несколько недель.


Едва проснувшись утром, они начали говорить о том, что хотели бы сделать. Алекса хотела побывать с дочерью в прелестных лавочках, которые помнила, если они еще существуют, а потом пообедать в своем любимом ресторане. У Саванны тоже имелся целый список мест, которые хотелось посетить. Дел хватило бы на целую неделю, и в половине одиннадцатого прекрасного солнечного утра они уже шли, направляясь к центру Чарлстона. У Алексы сжималось сердце, когда она видела знакомые места, но она не позволяла себе расстраиваться. Этот уик-энд был полностью посвящен Саванне, а не собственным разочарованиям Алексы.