— Кто-нибудь закончил проводить взрывы в туннеле? — спросила Дженна, которая еще слишком хорошо помнила о случившемся и впервые задумалась над тем, нужна ли вообще железная дорога — слишком уж много страданий она причинила людям.

— Опять-таки по случайности в лагерь забрел рудокоп и сказал, что он знаком с Делани. Он пожелал помочь нам закончить работу.

— А где Ченс? — спросила Дженна. — Сегодня я его еще не видела.

— По-видимому, он предпочитает строительство работе сиделки, — язвительно заметил Генри. — Он вернулся на трассу, несмотря на советы Драммонда.

Дженна нахмурилась.

— Какие советы? Зачем Драммонду давать советы Ченсу?

— Когда я беседовал с Драммондом, он сказал, что тебе нужна поддержка отца ребенка, пока ты не оправишься. Врач посоветовал Кайлину побыть с тобой и помочь тебе перенести потерю.

Соломон снова фыркнул и подошел к Дженне.

— Я отведу тебя в комнату, детка. Похоже, наш разговор стал настолько скучным, что Генри пустился рассказывать басни.

Если бы Дженна могла убежать из гостиной, она так и сделала бы. Но, торопливо поднявшись, она покачнулась от внезапного головокружения и благодарно приняла руку Соломона, замечая, что Генри воспользовался предлогом, чтобы уйти. Дженне надоело выслушивать его язвительные замечания в адрес Ченса.

В своей комнате она удобно устроилась в зеленом шезлонге, который дедушка купил ей в Уолласе. Соломон подложил ей под голову подушку.

— Драммонд, правда, посоветовал Ченсу побыть рядом со мной, дедушка?

— Дженна, если бы глупость была в цене, Генри давно бы стал миллионером. Конечно, это неправда! Ченс был с тобой потому, что беспокоился о тебе. А теперь отдохни. Напрасно ты стала спускаться в гостиную.

Дженна взяла дедушку за руку и удержала его рядом, вглядываясь ему в глаза так пристально, словно надеялась прочитать мысли.

— Тебе стыдно за меня? — тихо спросила она. — Скажи правду, дедушка.

Соломон погладил ее руку, словно Дженна вновь превратилась в ребенка, испуганного тенями огромного дома — в детстве Соломону часто приходилось убеждать ее, что призраков просто не бывает.

— Дженна, что за глупости! — В его глазах появилась печаль. — Позволь ответить на вопрос вопросом. Ты перестала бы любить меня, зная, что я любил другую женщину, не только твою бабушку?

— Разумеется, нет. Я стала бы только считать тебя более…

— Каким? — Соломон в притворном гневе нахмурил брови. — Нет, будь честной до конца и не щади меня! Что ты хотела сказать?

— Ну ладно, — с проказливой улыбкой согласилась Дженна. — Если бы я знала о твоей любви к Лили, я стала бы считать тебя более простым, человечным.

Соломон усмехнулся.

— Любовь обретают немногие, лучшие из людей. Как же я могу стыдиться твоей любви? А что касается имени Ли, то наша репутация настолько крепка, что позволит пережить любой скандал. Вопрос в том, выдержишь ли это ты?

Дженна отвела глаза.

— Газеты приписывают мне столько любовных похождений, что, думаю, еще одно никого не удивит. Разница только в том, что эта связь — не мнимая, а реальная.

Соломон печально взглянул на внучку, слишком хорошо зная, что такое муки любви, и понимая, что помочь ей ничем не может. Точно так же, как Дженна ничем не могла помочь ему.

В дверь постучали. Соломон погладил Дженну по щеке и встал.

— К тебе гости, а мне пора. Попозже я зайду к тебе.

Соломон вышел, пропустив в комнату Ченса. Дженна мгновенно вспомнила, что сказал о нем сегодня за обедом Генри, но, увидев в руках Ченса букет горных цветов в стеклянной вазе, мгновенно забыла обо всем.

— О Ченс, какая прелесть!

Ченс шагнул к ней и с насмешливой галантностью поклонился. Вода из вазы пролилась на шезлонг, и Дженна рассмеялась. Ченс принялся вытирать ее, но преуспел только в том, что пятно стало еще больше.

Наконец он прекратил бесполезное занятие и протянул вазу Дженне.

— Осторожнее, из нее льется.

По-прежнему смеясь, Дженна рассматривала бутоны шиповника, штокроз и лилий, и только спустя некоторое время поняла, что Ченс еще стоит перед ней, неловко держа в руках шляпу. Дженна подняла голову, и ее улыбка исчезла, едва она увидела серьезное выражение на его лице. Он придумал весь фокус с цветами, чтобы сломать между ними лед. Ченс явно был готов к серьезному разговору. Дженна уже целую неделю чувствовала, что когда-нибудь этот разговор состоится.

Ченс придвинул стул поближе.

— Нам надо поговорить, Дженна, — мягко произнес он. — Ты же понимаешь, дальше откладывать этот разговор нельзя.

За прошедшую неделю Дженна слегка привыкла к тянущей пустоте внутри, но при этих словах ощущение одиночества и боли вновь усилилось. Дженна решила, что его уже не забыть и ничем не заполнить.

Она отставила цветы на столик рядом с шезлонгом и опустила голову, чтобы не видеть тревожные зеленые глаза Ченса.

— О чем ты хочешь поговорить?

Ченс с сожалением отметил, что ее голос вновь стал безучастным. Он уже и так слишком долго медлил — считая, что Дженне сейчас опасно волноваться. Теперь Ченс чувствовал, что она погружается в собственные мысли, которыми отказывается делиться. Может, он и вправду поспешил, но боль в душе не давала ему покоя.

— Ты могла бы сказать мне про ребенка, Дженна, — начал Ченс. — Я имел право знать… как-никак, ребенок был моим.

— Теперь это неважно, — голос Дженны стал ровным и холодным.

— Нет, важно, черт возьми! — взорвался Ченс. — Почему ты молчала? Может, ты вообще не хотела говорить мне о ребенке?

Ему показалось, что в глазах Дженны промелькнула жалость к нему. Надежда перейти самый трудный мост исчезла на глазах. Дженна уставилась в окно, словно смотреть туда было легче, чем на Ченса.

— Может, я действительно сделала ошибку, не признавшись тебе, — отчужденно проговорила она. — Но я боялась, что ты примешь мои слова за попытку заставить тебя жениться. — Ее голос постепенно звучал громче. — Я не хочу заставлять жениться ни тебя, ни любого другого мужчину. Ребенок погиб. Все кончено. Тебе незачем оставаться со мной — ты свободен.

Ченс пересел со стула на шезлонг и осторожно повернул голову Дженны за подбородок.

— Я не верю тебе, Дженна Ли. Если бы ты хотела прогнать меня, ты и пальцем не пошевелила бы, чтобы вытащить меня из туннеля, не стала бы работать до изнеможения. И если ты считаешь, что я пришел сюда только по велению долга, ты ошибаешься. Я здесь потому, что люблю тебя… и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Дженна не смогла ответить, застыв в оцепенении. Какими бы удивительными ни были его слова, они прозвучали слишком поздно, чтобы исцелить рану. Дженна вспомнила о том, что сказал за обедом Генри, и в ее душе вспыхнули все сомнения и опасения, обиды и тревоги.

— Трудно поверить, Ченс. Прежде мне казалось, что ты готов послать меня ко всем чертям, едва дорога будет закончена. Только не говори, что дедушка подкупом или угрозами заставил тебя пойти на это!

Ченс был ошеломлен ее ответом на признание в любви. Он поднялся, внезапно желая оказаться подальше от нее. Что сделала с ним эта женщина? Все эти месяцы он в муках пытался примириться с любовью, но когда решился сделать признание, Дженна ответила так, словно ненавидела его.

— Твой дедушка ни к чему меня не принуждал, — выпалил Ченс. — Еще возвращаясь из Байярда вместе с Делани, я собирался просить твоей руки. Но ты спала, а Патерсон запретил тебя будить. Потому я отправился прямо в туннель и начал взрывы.

— Генри всегда был прав, — равнодушно отозвалась Дженна.

— О чем ты говоришь?

— Он сказал, что ты бываешь у меня только потому, что тебе посоветовал Драммонд. А жениться на мне ты хочешь, чтобы загладить чувство вины.

Эти обвинения оскорбили Ченса — особенно потому, что он не чувствовал за собой никакой вины.

— Значит, ты веришь Патерсону, а не мне?

— Но ведь Драммонд действительно советовал тебе побыть со мной?

— Да, но я обошелся бы и без его советов.

Дженна обдумала его ответ.

— Я могла бы тебе поверить, но зачем? Ты с самого начала дал мне понять, как ты ко мне относишься, а я имела глупость поверить, что смогу переубедить тебя. После первой нашей ночи в Кердалене я поняла: то, что сделал для твоей семьи дедушка, всегда будет самым важным для тебя, этого ты никогда не забудешь и не простишь. Соломон Ли останется между нами навсегда, Ченс. Даже после его смерти ты ненавидел бы его компанию и меня. Почему же ты так неожиданно изменился? Только не говори, что ты чувствуешь вину перед ребенком.

Ченс раздраженно провел ладонью по волосам.

— Это изменение не было неожиданным, Дженна. И вина здесь ни при чем. Ты даже не представляешь себе, как я мучился с тех пор, когда узнал, кто ты. Я хотел тебя с самого начала, но мне мешали твой дедушка и воспоминания.

— Ничего не изменилось — и тем более прошлое.

— Это для тебя ничего не изменилось, Дженна, но не для меня. Я выяснил, что твой дедушка — не святой, но и не грешник. В шестнадцать лет я считал его негодяем, который берет себе все, что захочет, и отшвыривает с пути тех, кто попадется ему под ноги. Но сейчас я вижу, что он всего-навсего усталый старик, который способен вселить страх в тех, кто позволяет ему это. Люди меняются, — добавил Ченс. — И я изменился, и Соломон. Может, я никогда не сумею полностью простить его, но теперь я понимаю, почему он так поступил. Он прибег к помощи своей власти, чтобы добиться любви моей матери. Но завоевать ее Соломону так и не удалось. В этой борьбе моя семья потеряла все, но сам Соломон потерял еще больше.

Ченс пытался успокоиться.

— Прошлого не изменить. Называй это как хочешь — мудростью, истиной, проявлением слабости — но мне все равно, кто твой дедушка и что он сделал. У меня есть собственная жизнь.