На его фоне даже она чувствовала себя сильной. Индеец игнорировал ее, и Онор, немного успокоившись, стала следить за звуками, доносившимися из-за частокола. Время тянулось медленно.

Наконец, Красный Волк вернулся. Его суровое лицо было мрачно.

— Какие известия принес брат мой? — угрюмо спросил Меткий Томагавк.

— Бледнолицые повесили его. Слишком поздно.

Ни один мускул не дрогнул на темном лице, неподвижном, будто высеченном из камня.

— Мой брат будет отмщен, — веско заявил он.

Волк, казалось, считал естественным, что его долг — участвовать в мести.

— Гарнизон небольшой. Солдат немного. Меня никто не видел. Мы можем напасть на них.

Посовещавшись, индейцы отвели Онор и Клода в лес и, связав им руки и ноги, оставили одних.

— Клод, вы здесь? — окликнула Онор товарища по несчастью.

— Здесь, — отозвался он хрипло. — За деревом. А вы связаны?

— Да.

— Крепко?

— Да.

Они надолго умолкли, перебирая в уме возможности побега.

— Клод, я думаю, эти индейцы просто погибнут, а нас с вами найдут и отпустят. Как вы думаете?

— Я думаю, не стоит обольщаться. Эти краснокожие дьявольски хитры.

Шум и выстрелы вдалеке стали понемногу приближаться.

— Кажется, мы попадем в гущу событий и совершенно беспомощные, — заметил Клод. Онор захотелось задушить его за его здравомыслящие замечания. Она попыталась зубами развязать узел, но у нее ничего не вышло.

Она устало выругалась.

Тут перед глазами у нее выросла фигура солдата. Он бежал с раскрытым от ужаса ртом, но его догнала стрела, и он рухнул в двух шагах от Онор, и его ружье шлепнулось на землю. Следом явился Меткий Томагавк. За ним следовали солдаты, но он, бросив лук, разнес одному из них голову своим топором. Но остальные двое солдат выстрелили и ранили его. Меткий Томагавк упал на колени, держась за грудь. Но все же он успел метнуть нож, и еще один его враг пал. Последний из солдат упал, сраженный стрелой Волка, который уже спешил на помощь.

Между тем, Клод кое-как изловчился развязаться и вскочил на ноги, подгоняемый леденящим душу ужасом.

— Помогите мне, — воззвала Онор, ей никак не удавалось справиться с узлом, хотя она уже ослабила его.

Клод бросил мгновенный взгляд на приближающуюся фигуру индейца и молниеносно бросился в лес.

— Будь ты проклят, трус! — крикнула она ему вслед.

Но Клод уже был далеко. Разъяренная, Онор наконец развязала руки, но до ног добраться не успела — Волк справился с последним из преследовавших его солдат. Теперь он неумолимо направлялся к ней. Она испуганно схватила выроненное погибшим солдатом ружье и нацелила дуло на индейца.

— Оставь меня в покое! — закричала она. — Просто оставь меня в покое!

Он медленно приближался, не обращая внимания на угрожающее дуло, нацеленное чуть выше его набедренной повязки. Он был совсем близко. Онор понимала, что теперь не сбежит — ее ноги остались связанными, а если б и нет — Волк бы запросто догнал ее.

— Я убью тебя, — крикнула она. Нет, он явно не верил ей. И не напрасно. Она прижала пальцем курок, но никак не решалась спустить его.

Волк остановился. Если б он схватился за нож, или просто сделал что-нибудь угрожающее, конечно, она с перепугу убила бы его. Но он молча, холодно стоял и смотрел на нее. Она медлила и, как назло, ей вспомнился залитый кровью Быстрый Олень, умиравший в невыносимых страданиях у нее на глазах.

Все это могло повториться. Но она не этого хотела. Ей представилось, как он будет лежать скорчившись у ее ног, и поняла, что это будет свыше ее сил. Онор вскрикнула от отчаяния и просто швырнула ружьем в Волка, словно это была обычная палка. Волк слегка отклонился.

— Ты обязан мне жизнью, — зло процедила она сквозь зубы.

— Я знал, что у скво недостанет смелости.

— Я просто пожалела тебя, — заявила она. — Так что мы в расчете.

Кстати, спасибо, что ты сохранил мне тогда жизнь.

Он подошел к Меткому Томагавку, но ему уже ничем нельзя было помочь.

— Пошли, — грубовато велел он.


Очень скоро они достигли лагеря индейцев. Это была временная стоянка среди густого леса. Здесь жили в основном воины, хотя Онор увидела и нескольких женщин с детьми. Затерянный в чаще, этот лагерь был надежно спрятан от врагов. Не так-то просто его было бы отыскать. Стоило Онор пересечь его незримую границу, как дюжина индейцев с луками в руках окружили ее. Их враждебность не прикрывало никакое лицемерие.

— Волк, они порвут меня на части, — тихо сказала она. Ее спутник негромко обратился к собратьям. Они выслушали его, сдержанные и неподвижные, как лесные идолы.

— Тигровая Лилия, ты можешь пока осмотреться. Скоро соберется совет племени. Там старейшины решат твою судьбу.

Она последовала его совету и, обнаружив, что никто не пытается наброситься на нее с оружием, прошлась между вигвамами. Она мысленно ругнула их «большими шалашами», которыми они в сущности и были, и ужаснулась, что ей придется жить без всяких удобств в одном из них.

Индейцы собрались вокруг костра, где на земле лежал человек без признаков жизни. Он был облачен в вышитые кожаные одежды, а на голове у него красовался гигантский головной убор из белых перьев. Похоже, они прибыли на очередные похороны. Онор пожалела, что не может ни у кого спросить, что происходит, а Волк не попадался ей на глаза, и, кроме того, индейцы сейчас все выглядели для нее на одно лицо. Она стояла на почтительном расстоянии от всех, с любопытством рассматривая окружавших ее людей. Индейские девушки понравились ей. Молоденькими они были очень красивы, особенно очаровали ее их роскошные черные косы. Но, по-видимому, они быстро теряли очарование молодости. Кроме совсем молодых женщин, Онор попадались на глаза морщинистые, непривлекательные создания неопределенного возраста, совершенно не следившие за собой. Но присмотревшись, Онор поняла, что их сделало такими: та самая бедность и непосильный труд, которых она так страшилась всю жизнь. С мужчинами все было как раз наоборот, молодые были ничем не примечательны, но с возрастом приобретали необычное достоинство, которое сразу обращало на себя внимание. До глубокой старости они сохраняли гордую посадку головы и легкую походку. Кроме того, все они до старости сохраняли длинные густые волосы, которые лишь седели до белизны, но не выпадали.

Онор наблюдала за похоронной церемонией, сопровождающейся грустными протяжными песнопениями. Она не чувствовала ни малейшего сочувствия, только детское любопытство. Она дождалась конца и только тогда рискнула смешаться с толпой. Кто-то коснулся ее плеча. Она вздрогнула от неожиданности.

— Волк? Ты испугал меня.

— Ты иди со мной, Лилия.

— А что здесь случилось? Кто умер?

— Брат моего отца, Гроза Гор, великий воин.

Лицо его не изменило своего выражения.

— О! Извини, я не знала. Но… Ты, кажется, не огорчен?

— Тигровая Лилия, бледнолицые думают, что духи умерших радуются, когда видят, что за ними горюют открыто. Может, у духов бледнолицых так и есть.

Но духи наших воинов рады, если их родные достойно примут горькую весть.

— Понимаю… — сказала она, хотя ей с трудом удавалось понять его ведь на словах его речь была не такой разборчивой и правильной, как может показаться. — А твои другие родственники… живы?

— Нет.

Она ожидала продолжения, и он неохотно ответил:

— Мои родители умерли от странной болезни, которую принесли с собой бледнолицые. Раньше таково у нас не видели.

Она опустила голову, смутно ощущая чувство вины.

— Сейчас совет племени будет решать твою участь, Тигровая Лилия.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Волк! Может, все-таки… Я могла бы заплатить за себя хороший выкуп.

— Что такое выкуп?

Она задумчиво потерла подбородок.

— Я богатая женщина, у меня на родине я занимала высокое положение.

Там у меня такое состояние, что я могла бы скупить половину Нового Света и не разориться. Я бы заплатила вам, а вы бы меня отпустили домой.

— А зачем гуронам твои деньги? — она была просто поставлена в тупик.

Но Онор не сдалась.

— А оружие? Вы могли бы купить ружья, пистолеты, как у французов.

Воевали бы с ними их же оружием.

— Кто же продаст гуронам ружья? — насмешливо поинтересовался Волк, так, словно Онор сморозила величайшую глупость в своей жизни. Она вынуждена была признать его правоту, хотя и подозревала, что среди ее соотечественников нашлись бы отступники, и немало, которые бы так и сделали, если бы им заплатили вдвое.

— С нашими луками и томагавками мы победим твоих франков. Нам не нужно ваше оружие, не нужны ваши деньги, — серьезно заметил Волк. Она вздохнула, поняв беспочвенность своих надежд. Никто ее не отпустит. Ей придется сбежать или ждать помощи, которая неизвестно, будет ли когда-нибудь вообще. Она последовала за Волком в вигвам, где собрались старейшины и вожди. Там было темновато и сыро; она предусмотрительно заняла позицию за спиной у Волка, готовясь к самому худшему, даже что все они, как дикая стая, бросятся на нее. Онор не заметила ни единого сочувствующего взгляда.

Они, не церемонясь, рассматривали ее, негромко переговариваясь между собой. Судя по всему, хотя Онор не понимала ни слова, Волк представил ее всем, кто находился здесь. Несколько долгих минут Онор вынуждена была мириться с тем, что они обсуждают ее судьбу, а она не знает даже, о чем они говорят. Она заглядывала в их суровые лица, но не могла прочитать ни единой мысли, ни единого душевного движения.

— Подожди решения старейшин снаружи, — наконец, велел ей Волк.

— Да что толку? Я все равно не понимаю, о чем они там бормочут.

— Не прекословь. Иди.

Она фыркнула по-кошачьи и рассерженная выскользнула из вигвама.

Неподалеку она заметила грубую деревянную лавку и присела там. Здоровенный серый пес выскочил откуда-то и с рычанием устремился к ней. Она уже была столь измучена морально, что не испугалась его.