Линетт, глядя на его мускулистую, загорелую спину, не знала, что отвечать, что делать. Хантер без рубашки выглядел очень красиво и достойно. Действительно, ему нечего было стесняться. Однако она не могла высказать этого вслух, иначе совсем смутится. Поэтому Линетт просто приняла равнодушный вид и направилась к единственному стулу, стараясь не смотреть на Хантера.

«Тем не менее, — подумала она, — это плохо удается». Ее просто очаровывал его вид, движения. Как он бреется! В том, как Хантер, едва касаясь кожи, мягко, размеренно водил бритвой по щеке, было что-то завораживающее, что-то чисто мужское и почти загадочное. Какой-то волнующе-таинственный мужской обряд. Она постаралась представить себе, как бы все происходило, если бы осталась здесь и наблюдала, как он моется, держа в руке губку и водя ее по голой коже, скользя по буграм мышц, по плоскому животу. От этого влажные волоски на груди блестят и завиваются под стекающими каплями воды…

У Линетт перехватило дыхание, и она поняла, что не может отвести взгляд от него. Обращает ли он на нее внимание? Вдруг он увидел на ее лице откровенное любовное влечение? Это будет ужасно. Хантер, похоже, всегда умеет контролировать свои эмоции. Она опустила глаза, сосредоточенно уставясь на маленький коврик под ногами и некоторое время внимательно рассматривая неяркий геометрический рисунок.

— Да, я видела Мэри Маргарет, — начала Линетт. — Она прекрасно проводит время, играет с детьми миссис Браун.

— Хорошо, — продолжая работать бритвой, подхватил разговор Хантер. На Линетт он упорно не смотрел.

— Она даже не очень обрадовалась моему появлению.

— И что? Она даже не подошла к тебе?

— Нет, почему? Мы перебросились двумя словами…

— И Мэри Маргарет тут же убежала?

— Да. Наше общество ей уже наскучило.

— Так и должно быть. Надоело постоянно находиться со взрослыми. Да и все путешествие для нее, несомненно, утомительно и очень однообразно.

Хантер запрокинул голову и начал водить бритвой по шее, не осознавая, что его равномерные движения приковывают к себе взгляд Линетт.

— Как будет хорошо, когда мы наконец найдем Джулию! Девочки смогут играть вместе. Ведь они одного возраста.

— Значит, ты предполагаешь оставить Мэри Маргарет?

— Что же еще мне с ней делать? — удивленно взглянула на него Линетт. — Разве я могу оставить ее здесь. Как такое тебе пришло в голову?

— Знаю. Но я не это имею в виду. После того как ты заберешь Джулию, ты собираешься растить и Мэри Маргарет?

— Я не думала еще, — она помолчала немного. — Ну, да. Я уверена, что буду. У меня будет две девочки.

— Возможно, моя мать захочет взять Мэри Маргарет.

— Но я не уверена, захочу ли ее отдать, — почти резко ответила Линетт. — Она такая милая, доверчивая и добрая! И я не считаю, что она в самом деле способна на обман, как утверждали монахини из приюта. Знаешь, мне кажется, я привязалась и полюбила девочку.

Хантер снова усмехнулся отражению Линетт в зеркале.

— Ее вообще трудно не полюбить. Даже несмотря на то, что временами она может заставить тебя поседеть раньше времени.

— Это точно, — согласилась Линетт.

— Например, когда я увидел, что она пытается вскарабкаться на мачту корабля, то…

— Видя такую картину, я чуть было не упала в обморок.

Линетт улыбнулась, хотя тогда действительно почти лишилась чувств.

Хантер помолчал. Лицо его стало вдруг пасмурным. Он искоса глянул на Линетт.

— Линетт… — начал он осторожно.

— Что? — Линетт сжалась. В его голосе было что-то странное и неуверенное, что заставило ее насторожиться.

— Что, если… Ну, вот я думаю… Когда мы найдем Джулию, что, если она вполне счастлива? Если она не захочет поехать с нами?

— Нет!

— Послушай. Давай поговорим спокойно. Линетт покачала головой, крепко прижала ладони к коленям и подозрительно посмотрела на него.

— Я ее мать! Мы ее настоящие родители. И она, естественно, захочет поехать с нами.

— Но девочка нас не знает, — мягко напомнил он ей.

— Даже не хочу ничего подобного слушать!

Он закончил бриться и вытирал с лица оставшуюся пену, потом подошел к Линетт и сел на кровать рядом со стулом. Он осторожно взял ее ладони в свои и серьезно заглянул ей в глаза.

— Знаешь, не каждая сирота бедствует. Некоторые берут их в свои дома, чтобы сделать из них прислугу. Но не все. Когда ее взяли, Джулия была еще младенцем. Это совсем другое дело. Я думаю, что эти люди растили ее как собственную дочь.

— Хантер, прошу тебя!

— Что, если они были всегда добры к ней?

— Я не могу этого слышать сейчас.

— Вдруг девочке прекрасно живется у этих людей?

На лице Линетт появилось выражение паники и страха.

— Хантер! Она моя! Она не принадлежит им! Все эти годы мое сердце разрывалось от тоски по ней. Неужели ты не понимаешь? Как бы эта женщина ни обращалась с ней, все равно она ей не мать! Только я! Неужели ты сейчас отвергаешь нашу затею? Ты хочешь сказать, что сможешь просто оставить ее там? И, ничего не сделав, уехать?

— Нет, нет. Успокойся, родная, — это слово непроизвольно сорвалось у него с языка. Он сам не ожидал. Хантер смотрел на ее расстроенное лицо, глаза казались огромными, и в них стояли слезы. Он притянул Линетт к себе, хотя женщина была напряжена и слабо сопротивлялась.

— Не волнуйся. Я не оставлю тебя. Обещаю! Когда мы найдем Джулию, ты обязательно заберешь ее, даже если мне придется украсть ребенка.

Линетт судорожно обняла его за шею и прижалась.

— Я знала, что могу тебе доверять и рассчитывать на тебя.

— Конечно, можешь. Всегда.

— Спасибо, — прошептала она.

Глава 21

Все, что Линетт испытывала в этот момент, было тепло рук Хантера. Она чувствовала его защиту. Удивительное ощущение надежности после потрясшего ее душу страха, вызванного его словами. Она может положиться на Хантера. Он может спорить, ругаться, сыпать проклятиями, бушевать со сверкающими зелеными глазами. Пусть! Даже может относиться к ней с презрением и ненавистью, как в последние годы, когда горькая злость ни разу не позволила ему выслушать Линетт. Но выяснилось, что она всегда могла на него рассчитывать. Он всегда мог стать для нее опорой. Хантер никогда не лгал, никогда не использовал ее ради достижения каких-то своих личных целей.

Хантер прямой и честный человек, чувства которого чисты и искренни. Он принадлежал ей, как Линетт ему, в чем-то главном, что не смогли изменить годы их вражды. Линетт сейчас уже не сомневалась, что он сделает для нее все, как и она могла бы ради него пойти на все. Не важно, что эти двое так долго старались скрыть привязанность друг к другу и вообще отрицать свои чувства.

Линетт была уверена, что продолжает испытывать к Хантеру очень сильные чувства, никогда не переставая его любить. И еще она осознала, что будет любить этого человека до конца ее дней на белом свете.

Все годы, что Хантер отсутствовал, она была мертва. Ее душа, лишившись всех, кого любила» опустела. А когда Хантер вновь возник на ее жизненном пути, она ожила и поняла, что он ее судьба, ей нет жизни без него. Где-то глубоко-глубоко в душе Линетт инстинктивно ощущала, что Хантер тоже любит ее. Она почувствовала, увидела это той ночью, когда они так стремительно отдались друг другу. Каждый слишком много значил для другого, каждый был неотъемлемой частью другого, и врозь они уже не могли нормально существовать. Может быть, Хантер не осознает, не хочет признаться в этом даже самому себе. Но Линетт больше не сомневалась.

Можно понять Хантера. Он испытал такую боль, что просто не смеет позволить себе опять бесконтрольно отдаться своим чувствам.

Но не сможет постоянно удерживать в себе эту страсть и преодолеть любовь к ней, которая все еще слабо горит, но снова и снова временами пламенем вспыхивает в нем… Каждый раз Линетт видит его горящий взгляд. Каждый раз, когда Хантер не может удержаться от поцелуя, смеется вместе с ней над общей шуткой, обнимает ее, чтобы утешить, — всякий раз она видит проявление его любовного чувства. Там, глубоко в нем, продолжает жить любовь. Линетт уверена. Эта любовь просто спрятана за решеткой сомнений и страхов Хантера.

Когда-нибудь она окрепнет и станет достаточно сильной, чтобы превозмочь все. Просто нужно подождать, и однажды Хантер будет принадлежать ей, как когда-то в юности.

Даже отдыхая в объятиях Хантера, она чувствовала жар его тела. Он хочет ее, и это непреодолимое любовное желание вернет его ей. Мысли разожгли сильное пламя внутри Линетт, и ее губы тронула манящая улыбка. Она хотела его ничуть не меньше, чем он ее. А пробудить в нем влечение было настоящим удовольствием. Ее щека прикоснулась к обнаженной груди. Моргая, она слегка дотронулась до его кожи ресницами и почувствовала, как в ответ на такое движение вздрогнуло все тело мужчины.

— О-о, Хантер.

Ее легкое дыхание ласкало кожу. Она потерлась щекой о его грудь, мягко и нежно, словно кошка. Хантера словно обожгло. Он подпрыгнул, кожа внезапно стала раскаленной, точно огонь.

Разжав объятия, он быстро встал и отошел от Линетт. Женщина в недоумении посмотрела на него. На загорелом лице Хантера проступил румянец, глаза лихорадочно блестели. Он несколько секунд раздумывал. В каждой линии тела застыли отчаяние и страсть.

Потом, что-то промычав, он резко отвернулся и отошел от нее в другой угол комнаты, молча, быстрыми злыми движениями надел рубашку и застегнул ее.

— Хантер? — беспокойно спросила Линетт. — Ты сердишься на меня?

— Нет, — сухо ответил тот, не глядя на нее. — Ты не виновата, что так воздействуешь на меня.

Он закатал рукава.

— Но думаю, будет лучше, если я сейчас же уйду отсюда. Мне нужно побыть одному.

Линетт не ответила, просто вежливо отвернулась и бесцельно стала смотреть в окно, пока Хантер одевался. Но через несколько минут из противоположного конца комнаты донесся раздраженный возглас, заставивший Линетт вздрогнуть и обернуться. Что-то случилось. Выругавшись, Хантер с отвращением бросил на кровать развязанный галстук.