Она посмотрела на Хантера, и на ее лице мелькнула догадка.

— Бентон послал его убить нас?

— Или, по крайней мере, меня. Как я и подозревал. — Хантер пожал плечами. — Ну что ж, думаю, об этом парне нам больше не нужно беспокоиться. Он уже не сможет сесть на корабль, отправляющийся в Техас завтра утром.

— Сколько же людей послал за нами Бентон? — поежившись, спросила Линетт. — Как ты думаешь, нас поджидает еще кто-нибудь?

— По-моему, нет. Иначе нападал бы сегодня не один. Может быть, Конвей решит направить за нами еще наемника, но мы к тому времени будем уже далеко. Не волнуйся!

— Я не могу не беспокоиться.

Линетт вздохнула и обернулась на распростертую в грязи фигуру, которая показалась неестественно тихой.

— Ты не думаешь, что он мертв?

— Нет, — Хантер презрительно усмехнулся. — Негодяям всегда везет. Он мог причинить боль тебе или Мэри Маргарет.

— Он мог убить тебя, — возразила Линетт.

— Нет, — Хантер покачал головой, а потом улыбнулся ей. — Он не очень-то и силен. Так, слабак.

Линетт бросила на него гневный взгляд. Из уголка рта у Хантера сочилась струйкой кровь, щека была поцарапана, а глаз начал опухать. Одна бровь была рассечена, и из ранки по лицу тоже стекала кровь.

Линетт вытащила из кармана носовой платок и принялась вытирать кровь у него с лица. Он присвистнул и схватил за руку.

— Не так сильно! А то ты закончишь дело, начатое им, — произнес он.

— Не хнычь, — состроив гримасу, сказала она, но вдруг увидела разрезанную, окровавленную рубашку, которую мужчина прикрывал до этого рукой.

— Хантер! О-о, Боже мой, у тебя рана. Он порезал тебя.

— Нет, это просто царапина, — возразил он, но Линетт уже разрывала рубашку, открывая рану, затем вскрикнула, увидев, как из нее сочится кровь.

— Хантер!

— Это не так страшно, как выглядит! Просто немного крови.

Хантер посмотрел на Линетт. На войне случались раны и пострашнее. Рана совсем не так сильно болела, как ныли ссадины на лице. Но вид озабоченного лица Линетт и чувство, с каким она нежно промокала кровь, доставили Хантеру удовлетворение.

Осторожно убрав кровь, Линетт увидела, что это не простая царапина, как утверждал Хантер, хотя рана, правда, не большая по размеру и не глубокая. Она облегченно вздохнула.

— И все-таки нужно перевязать. Пойдем. Она обхватила его за талию с противоположной стороны.

— Пойдем домой. Я обработаю рану. Хантер очень осторожно оперся на нее. Это тоже не было необходимостью, но ему показалось приятным. Они медленно двинулись к гостинице. Мэри Маргарет, пританцовывая, следовала за ними. Хантер наклонил голову.

— Опасность позади, Линетт, — убедительно сказал он. — Давай забудем о неприятностях. Просто думай о том, что ждет нас впереди. Мы приедем в Техас, а там наша дочь.

Глава 20

Морское путешествие до Техаса было скучным и утомительным. Оно длилось почти неделю. Первые два дня Линетт страдала от приступа морской болезни, поэтому почти не выходила из своей каюты, пытаясь поскорее придти в себя.

Мэри Маргарет не испытала даже маленького расстройства желудка и озабоченно омотрела на страдающую Линетт, то и дело прикладывая к ее лбу мокрое полотенце.

Девочка развлекала разнообразными историями, пока Линетт не устала лежать на узенькой кровати. Наконец больная села и решила перекусить. Мэри Маргарет предложила принести еще еды из буфета, но Линетт наотрез отказалась.

Приступы тошноты постепенно прошли, Линетт стала подниматься на палубу и даже начала понемногу есть. Но заняться на борту корабля было совершенно нечем. Судно оказалось небольшим, и кроме них путешествовали еще два пассажира, двое мужчин. Один из которых, недавно назначенный министром, направлялся в маленький северный городок Галвестон. Второй вообще был малоразговорчивым, таким хмурым занудой. Линетт не проявляла желания общаться ни с одним из них. В свою очередь они, похоже, тоже старались избегать молодую даму. Поэтому у нее оставалась возможность вести беседы либо с Хантером, либо с Мэри Маргарет. Помимо разговоров и бесцельного шатания по палубе, больше нечего было делать. Она не захватила с собой ни книги, ни рукоделия.

Линетт была благодарна Мэри Маргарет за ее веселость и разговорчивость. Юмор никогда не изменял девочке. Девчушка очень забавно рассказывала, чем смешила Линетт. Ей удавалось очень похоже имитировать людей. Она часто веселила Линетт, изображая сестер из приюта или капитана корабля, или даже Хантера, а то и саму Линетт. Мэри Маргарет имела совершенно неиссякаемый запас смешных и фантастических историй. Ей их рассказывал когда-то отец, некоторые она слышала от других людей. Девочка могла вступить в абсолютно любой разговор, моментально схватывая, о чем речь. Линетт никогда не знала, что девочка выдаст в следующую минуту, но была уверена, что так или иначе Мэри Маргарет всех развеселит, внесет в беседу оживление. Мэри Маргарет очень любила задавать вопросы и вот, имея огромное количество вопросов в запасе и столько же историй, ходила за Линетт по пятам, стараясь получить разумные ответы.

Линетт основную часть времени проводила с девочкой, чувствуя, что с каждым днем привязывается к ней все больше и больше. Было понятно, почему хмурые монахини в приюте считали Мэри Маргарет несносной. Усмотреть за ней было нелегкой задачей и невозможно предвидеть, что этот бесенок сделает в следующий момент, какие фантазии его увлекут, где он окажется. Если Мэри Маргарет вдруг исчезала из поля зрения, Линетт начинала беспокоиться. Где она может быть, чем занимается? Вскоре она отправлялась на поиски и обычно заставала девочку, когда та засыпала вопросами членов команды или исследовала закоулки на корабле. Несколько раз она действительно пугала Линетт, пытаясь забраться в машинное отделение или спускаясь в темный трюм. Но девочка никогда не подозревала, что своим поведением вызывает волнение Линетт. Всегда ее непосредственная солнечная улыбка заставляла позабыть все строгие выговоры, приготовленные заранее, так как просто невозможно сердиться или обижаться долго на такого ребенка.

К несчастью, с Хантером было намного труднее. Из-за сложившихся обстоятельств они вынуждены были почти все время находиться вместе. Как и опасалась Линетт, здесь его постоянное присутствие создавало ряд неудобств, даже больше, чем раньше, когда они жили в гостинице в Новом Орлеане. Становилось непросто избегать компании друг друга. Можно закрыться и не выходить из своей каюты. Но каюты совсем крошечные, так что никто не смог бы проводить в них все время. Приходилось часто встречаться на палубе. Иногда они сидели на раскладных креслах, иногда прогуливались по пароходу, время от времени стояли у перил, любуясь бескрайними морскими просторами. Что бы путешественники ни делали, всегда ощущали присутствие друг друга. Постоянно в памяти всплывало то, что было между ними раньше.

Линетт не могла выбросить из головы ту ночь, когда они бросились в объятья друг друга на пути в Батон-Руж. Она очень боялась, что мысли отражаются на ее лице, но надеялась, что Хантер ничего не замечает, хотя в это было трудно поверить. Все ее воспоминания касались любовной страсти, независимо от того, как давно это произошло. Плохо удавалось заставить себя сосредоточиться на настоящем. Одно его присутствие разжигало живые, зудящие ощущения страстного желания. Все в нем привлекало, волновало: и его медлительная улыбка, и пронзительный зеленый взгляд, и обветренные загорелые руки.

Однажды вечером Линетт и Хантер стояли на палубе, любуясь ночным небом и звездами. Воздух был свеж и пахло морем. Легкий ветерок ласкал их лица, развевая волнистые пряди волос Линетт. Хантер облокотился на перила, рассматривая больше Линетт, чем лежащий перед ними горизонт.

Ведя обычный светский разговор, он вдруг приостановился.

— Думаю, ты самая красивая женщина из всех, встречавшихся мне в жизни, — заявил неожиданно Хантер.

Линетт ошеломленно взглянула на него.

— Что?

— Нет, серьезно.

Потом она покраснела, не зная, что отвечать.

— Хантер, ну, в самом деле… Он пожал плечами.

— Я просто констатирую факт. Ты должна знать. Уверен, что не только я один тебе это говорил.

— Чаще всего красота мешает в жизни. В молодости это доставляло мне удовольствие.

На ее губах играла чуть заметная улыбка, а глаза будто видели вдалеке что-то, невидимое никому, кроме нее одной.

— Мне нравилось ходить на балы, вечера и видеть, как мужчины оборачиваются на меня. Я любила флиртовать и слышать их комплименты.

— Я помню.

Взгляд Линетт остановился на его лице.

— Ты не относился к числу тех, кто засыпал меня комплиментами.

— Мне казалось, что ты в них не нуждаешься. Я уже тогда бросил свое сердце к твоим ногам.

Ее взгляд оставался неподвижным.

— Думаю, это тогда, когда я уже устала от восторгов.

Воздух внезапно стал для них горячим. У Линетт появилось такое ощущение, будто кто-то выбрал у нее из груди весь кислород и она не может дышать. Она оторвала от Хантера взгляд. Какая-то маленькая частичка здравого смысла удержала ее от того, чтобы не прильнуть к нему. Но другая сила, такая же мощная, не позволяла и отвернуться.

— Когда я был в тюрьме у янки, — глухим от переполнявших его чувств голосом произнес Хантер, — ты была той, о ком я только и думал. Ты была той, что не позволила мне сойти с ума. Я вспоминал каждый сантиметр твоего лица, перебирая в памяти, как ты улыбалась, как блестели при солнечном свете твои глаза — чистые, голубые, которые при свечах казались темными, загадочными и зовущими.

— Хантер, — едва слышно запротестовала Линетт.

— Я выносил все, твердя себе, что только так смогу увидеть тебя снова. Представлял, как буду целовать, раздевать, обнимать тебя в моей постели.

Произносимые низким хрипловатым голосом слова вызывали внутри Линетт трепет. Нестерпимо захотелось поцеловать его, хотя она и понимала, что совершит тогда ужасную ошибку. Хантер просто снова отвергнет ее, как поступил после той ночи. Но тело упрямо не хотело прислушиваться к разуму, не думало о предстоящей боли. Ее тело только страстно желало удовольствия.