— Я твой брат. Разве что-то ещё имеет значение? — спрашиваю я. Марк пожимает плечами и подает мне стакана с содовой. — Спасибо. — Делаю пару глотков и ставлю на стол. — Покажешь, где я могу помыться и отдохнуть?

— Да, конечно. Пока моешься, я найду тебе одежду. Не забудь сбрить эту ужасную бороду. Пойдем. — Марк встает и жестом приглашает меня следовать за ним.

— Ты уверен, что я не помешаю тебе? Твой парень не против?

— Нет. Тут места на тридцать человек хватит. Я заказал тебе дубликат ключей, доставят сегодня.

Поднимаемся на второй этаж и останавливаемся у самой первой спальни.

— Тебе сюда. Вечером сходим куда-то?

— У нас траур, вроде как.

— Траур у Меган. А нам нужно теперь расхлебывать дерьмо после отца. А он наломал немало дров. Бизнес продавать придется.

— Делай, что хочешь. Мне это неинтересно, — отозвался я равнодушно. — Как, кстати, Меган? Сильно горюет? — с сарказмом спрашиваю, удивляясь, как быстро возвращаются старые привычки. Но это все ненастоящее. Как фантомные боли в конечностях, которых нет.

— Нет, совсем не горюет. Она, не поверишь, с Лисой живет. Они даже не скрываются, и отец знал, пока жив был.

— Я же отпустил Лису и денег ей не пожалел, — нахмурился я. Марк усмехнулся.

— Много денег не бывает, Джейс, а Меган теперь богатая вдова. Девчонка знает, где ей выгодно. И, Джейс, думаю, что тебе придется задержаться. Хотя бы до оглашения завещания и урегулирования всех юридических и финансовых вопросов. Я предлагаю собраться завтра на семейном совете и решить, что мы будем делать с бизнесом.

— Если все так плохо, и ты уверен, что выгоднее слить компанию, то делай так, как считаешь нужным. Я все подпишу. Не собираюсь задерживаться здесь дольше необходимого. А теперь оставь меня, я приму душ.

Марк кивнул и повернул ручку двери, собираясь уходить, но снова обернулся, озадаченно взглянув на меня.

— Ты уверен, что в порядке? — обеспокоенно спросил он.

— Да, я в порядке, Марк. Лучше, чем когда-либо и тебе не нужно беспокоиться обо мне, — заверил я брата, уверенно взглянув в его глаза, полные сомнения.

Закрывшись в ванной, я скептически рассмотрел свое отражение в зеркале. Не увидел ничего нового. Ничего, вызывающего недоумение и шок, которые выражали глаза Марка. Я привык видеть себя таким. Там, где я провел последние годы, мой облик не вызывал вопросов или недоумения, но здесь все иначе. И, временно, мне придется соответствовать тому образу, к которому привыкли люди, знавшие когда-то Джейсона Доминника. Или на каждом шагу меня будет ждать допрос и недоуменные взгляды, неловкие вопросы, которые все равно не избежать. Люди не забыли, почему я покинул Нью-Йорк. Они не знали истинной причины, но были уверены в обратном. Я никому ничего не собираюсь доказывать. Я даже притворяться не стану кем-то другим. На самом деле, в образе заросшего бродяги легче сохранять инкогнито и в аэропорту меня, вообще, никто не узнал. Даже брат родной. Бороду, конечно, я сбрею. В Нью-Йорке в ней нет никакой нужды.

Закончив с мытьем и бритьем, я чувствую себя в приподнятом настроении. Блага цивилизации, все-таки, значительно облегчают нашу жизнь. Как быстро я вспоминаю все, от чего успел отвыкнуть. Руки помнят… У рук, вообще, долгая память.

Когда выхожу из ванной, то на кровати вижу ворох одежды. Вешалки с костюмами, запечатанные рубашки, свитера, галстуки, джинсы, футболки, коробки с туфлями, кроссовками, кеды. Я чувствую, как губы искривляются в усмешке. Марк рассчитывает, что я задержусь тут до старости? Из всей кучи выбираю белую футболку, темно-синие джинсы и черно-белые кеды к ним. Небрежно забираю влажные волосы в хвост на затылке, уже предчувствуя вопросы относительно прически. В нашей семье никто не носил длинные волосы. Наверное, и правильно делали. Я буду первым.

Улыбаясь своим мыслям, спускаюсь в гостиную, где Марк уже накрыл импровизированный столик. Я чувствую резкие запахи фастфуда и алкоголя. Я стол лет не ел пиццы. Не уверен, что мой желудок сможет принять ее без последующих проблем для пищеварения. На самом деле я бы не отказался от отварной курицы и риса.

— Я знал, что ты не сможешь лечь спать. И ты, парень, теперь немного похож на моего брата. Только подстричь бы тебя и откормить, — заметив меня, расплылся в улыбке Марк. — Давай, налетай. И рассказывай.

Я послушно сел за стол. Налил себе воды. Мой взгляд скользил по тарелкам с бургерами, чипсами, острыми крылышками, нагетсами и прочими несъедобными продуктами, пока не обнаружил пластиковый контейнер с греческим салатом. Даже обрадовался. Хотя бы что-то.

— Ты где это так затариться успел? — с сарказмом спросил я, пододвигая к себе салат. Марк не услышал иронии в моем вопросе и улыбнулся, довольный собой.

— Заказал еду на дом в кафешке, где обычно ужинаю. Мы с моим другом не готовим. Времени нет. — пожал плечами Марк. Брат налил себе виски в стакан, плеснул и мне. — Ты, помнится, водку предпочитал, но у меня нет. Вискарика чуток?

— Ты уже налил, — резонно заметил я.

— Выпьем за встречу? — Марк поднял стакан. — Здесь все так… Черт, я без тебя адски скучал.

— Я тоже думал о тебе, Марк, — сдержанно ответил я. Брат выпил почти все, что налил себе, а я просто поставил.

— Расскажи мне, где ты был. Как там в Китае?

— Нечего рассказывать, — сухо отозвался я, ковыряясь вилкой в салате и выискивая привычные ингредиенты. — Моя жизнь не покажется тебе интересной или занятной, поверь на слово.

— Так ты не занимался бизнесом? — Марк продолжал допрос, совершенно не замечая, что я не горю желанием развивать тему последних трех лет. Его любопытство оправдано, но я не чувствую себя способным на откровенный разговор.

— Нет. И я не играл в казино. Не вступил в ряды террористов, не принимаю наркотики. И я не лежал в психушке. Говорю, потому что знаю, что версии подобного рода выдвигались, — предвидя следующий вопрос, ответил я. Марк снова плеснул себе виски.

— И ты не пьешь, — нахмурившись, отметил Марк, заметив, что в моем стакане не убыло. — Ты вступил в секту?

— А, похоже? — усмехнулся я.

— Ну, фанатичного блеска в глазах не вижу. Скорее, выглядишь отрешенным и умиротворенным. Когда я видел тебя в последний раз, ты не разговаривал ни с кем, не смотрел на нас, и в твоих глазах была такая ярость, что мы и пытаться не стали навязывать свое общество. Даже отец боялся подступиться к тебе.

— Это в прошлом. Я больше не испытываю гнев без весомых причин, — ответил я лаконично, заработав еще один любопытный взгляд.

— Говоришь как-то странно, — Марк улыбнулся. — Секта тоже «нет»?

— Нет. Я вел однообразный образ жизни, закрытый. Думал, гулял. Медитировал. Молился.

Марк чуть не подавился своим виски, прыснув от смеха.

— Молился? — давясь от смеха, спросил Марк, держась за живот. Я бы на его месте реагировал так же. Мне самому стало смешно, я даже готов был посмеяться вместе. — Кому? Бахусу? Ты там не на анашу подсел, случаем?

— Марк, я сказал, как есть, а ты можешь строить свои гипотезы. Понимаю, что сложно поверить в то, что ты видишь меня таким, но у меня были причины желать изменить свой образ жизни. В принципе, я даже ничего не менял. Я стал другим в одночасье. Словно вспомнил, что я проживаю чужую жизнь, и стал собой. Другим я был до того, как уехал, Марк. Меня настоящего ты не помнишь. Маленьким был.

Марк перестал смеяться и оцепенел. Его взгляд замер на мне, озаренный смутным осознанием, робким подозрением. Я вдруг понял, что могу сказать ему. Только ему из всего прежнего окружения. Как он мне когда-то… Я был первым, кто узнал, что Марк — гей. Именно я рассказал отцу, и принял сторону брата в этом вопросе, полностью поддержав его. Но, конечно, никто никогда не узнает всей правды.

— Память вернулась? — решился предположить Марк, и я коротко кивнул. Брат нервно провел ладонью по лицу, отвел взгляд в сторону и снова посмотрел в глаза. — И что? Что ты вспомнил?

— Маму. Вас с Брайаном. Отца. Такими, какими никогда не знал. Я вспомнил себя, Марк. И мне понадобилось три года, чтобы примириться с тем, кто я есть на самом деле. Понять себя. — Я наклонился вперед, не отпуская завороженный взгляд брата. — Сделать выбор и определить путь, которым мне суждено двигаться вперед.

— Почему ты нам не сказал? Отец знал?

Я отрицательно покачал головой.

— Мне нужно было справиться с этим в одиночку.

— Когда ты вспомнил? — Марк вопросительно смотрел на меня, а я чувствовал знакомое напряжение, холодок между лопаток, когда я возвращаюсь в момент, когда моя жизнь раскололась на до и после.

— Я не хочу об этом говорить. — Резко выпрямляюсь, отводя в сторону взгляд.

— Господи, так у тебя из-за этого крышу снесло… и вся эта история с похищением Лекси и тем, что ты наворотил… — Марка понесло, он строил догадки одну за другой, неверные, но они царапали мое сердце.

— Марк, давай оставим неприятную для многих историю в прошлом, — произношу я, отчаянно игнорируя картинки прошлого, мелькающие перед глазами. Я знал, что не смогу контролировать все, когда окажусь на этой земле. Мои виски начинают пульсировать, и я прикрываю глаза, чтобы снять напряжение, глубоко дышу. Кадры, один за другим, черно-белые образы… Зеркала, и мои руки, развешивающие фотографии. Ярость, гнев, ненависть, желание унизить растерзать. Удар молотком по железному крюку, вбивающий его в стену, треск и осыпающиеся осколки. Моток веревки, который разматывают все те же руки, отмеряют, режут, привязывают к крюку, который теперь торчит из стены. Удовлетворенных вздох, и остаток веревки в моих руках. Я иду прочь из комнаты, слышу эхо своих шагов и тяжелое дыхание. Она лежит на полу в гостиной, без сознания и без одежды. На шее уже проявляются фиолетовые синяки. Гнев, отвращение, презрение. Отравляющий коктейль вместе с бешеным адреналином отравляет кровь. Приседаю над ней и смотрю в бледное бесчувственное лицо. Хочу ударить, но вместо этого наклоняюсь и целую холодный лоб. Я шепчу, что люблю ее, и она сама виновата. А потом связываю кисти ее рук веревкой. Туго. Ей будет больно, когда она попытается освободиться. Тащу ее за концы веревки, словно тряпичную куклу, раздирая кожу… Последний кадр выхватывает из пятна света мои руки, завязывающие веревку вокруг ее тонкой посиневшей шеи. Я делаю несколько узлов, и мир начинает темнеть, словно кто-то убавляет свет, пока каждую секунду, бледнея, он не гаснет окончательно, и я не оказываюсь в том своем кошмарном сне… Тьма и приближающиеся шаги. Я прижимаюсь к стене, испуганно прижимая колени к груди. Мои руки связаны, и я не могу пошевелиться, и не могу убежать, потому что привязан к стене, словно дворняга. Вспыхивает яркий свет, и я зажмуриваю глаза, дрожу от страха, когда слышу скрежет ключа в железной двери. Шаги все ближе, и я трясусь от холода, потому что на мне нет одежды, а в открывшуюся дверь дует ветер.