Ник прекрасно освоился на кухне. Еда, которую он готовил, была по-настоящему вкусной. Он и правда умел превратить дерьмо в конфетку. Это делало счастливыми всех, пока Ник не терял хорошего расположения духа и не показывал себя во всей красе. Он терял терпение, кричал, картинно падал на диван, театральными жестами пытался снискать женское сочувствие. Пэтси называла это мужским эго и находила это частью его шарма. Сьюки считала, что это «детство в заднице», и находила это довольно эротичным. Кэти считала, что он ведет себя как задница, и предлагала ему стать женщиной. Однако в глубине души она знала, что причина такой ее нетерпимости заключается в том, что такая же черта характера присуща и ей. Она понимала Ника и поэтому, в отличие от остальных, не боялась его и точно знала, как можно вывести его из себя.

Ник считал, что Кэти нелегко уважать, ей это нравилось, и, таким образом, у них сложился негласный союз.

В отличие от других, Мэтт не изменился. Как и большинство подростков, он считал себя революционером, но на деле действовал как старый реакционер. На первой неделе он жаловался буквально на все. На второй неделе он уже забыл, как все было когда-то, и все стало хорошо. Одна вещь, которая ему явно пришлась по душе, – это смена клиентуры.

Теперь это выглядело так: постоянные клиенты-пригородники продолжали появляться в свое обычное время, но теперь им нравилось брать что-нибудь вкусненькое к кофе – печенье, приготовленное Ником, или горячий бекон с эмментальским сыром, или чеддер и жареный перец. Дэн и Кэти пытались читать мысли своих клиентов и однажды утром решили, что, несмотря на вечные жалобы пригородников на все на свете, им все нравилось – они привыкли к этой части своей жизни. Кэти знала, что ей необходимо покупать по утрам шоколад и газету, так же и пригородникам требовался их кофе. Так что они усадили Ника и заставили придумать легкие завтраки, которые подходили бы к кофе. И это сработало. Едва клиенты решили, что лучше заплатить два фунта за кофе и вкусный завтрак, чем один фунт только за кофе, дело было сделано. Клиенты стали привыкать к новому порядку. Они стали нуждаться в своем бутерброде не меньше, чем в кофе. Ник начал выполнять индивидуальные заказы постоянных клиентов, и через несколько дней клиенты уже жаловались, если вдруг он не делал что-то «их любимое». «Любимое», о существовании которого они раньше и не догадывались.

После того как пригородники разъезжались, приходили мамаши с почти истеричными от веселья малышами, счастливые от того, что их отпрыски могут знакомиться с новыми друзьями, пока их матери занимаются тем, чем хочется, вместо того, чтобы бегать за ними. Пэтси прекрасно ладила с ребятишками. Некоторые даже плакали, если у Пэтси не оказывалось времени поиграть с ними, а Сьюки и Кэти были на грани слез по той же самой причине.

К всеобщему удивлению, все новые посетители любили сидеть за стойкой, благодаря идее Дэна установить доступ в Интернет с двух компьютеров по более низкой цене, чем в обычном интернет-кафе, располагавшемся неподалеку. Люди растворялись в виртуальном мире, попутно выпивая три латте и что-нибудь съедая.

Клиенты, заходившие во время ланча, в основном были незнакомыми. Модные работники на дому, как муравьи из муравейника, сползались на ланч в «Кричтон-Браун», а потом оставались там за компьютерами заканчивать обеденную работу в окружении негромкой музыки и персонала, который не старался скорее от них избавиться. Приходили на ланч писатели, актеры и театральные агенты. Кроме того, дважды в день заходили и старые посетители – работники местного центра, банков и офисов: около девяти со списками заказов на кофе и закуски, а потом около четырех, чтобы поесть или просто сменить обстановку.

Появление одной клиентки изменило жизнь Мэтта. Он влюбился.

Она регулярно появлялась в обеденное время и стала радостью для скучающих глаз. Она была приблизительно ровесницей Мэтта – может, чуть старше – и затмевала собой любую его одноклассницу. Ее волосы были похожи на шелк (Мэтт никогда не видел шелк, но представлял, что именно так он и должен выглядеть), ее лицо было таким же нежным, как утренняя роса (он никогда не видел утреннюю росу, но представлял, что она должна быть именно такой), а ее голый живот был таким же, как у телевизионных красоток (а уж их-то Мэтт насмотрелся вдоволь).

Она была блестящей лисичкой в мире полукровок, и, что наиболее важно, теперь она приходила каждый день – так регулярно, что тело Мэтта стало в одно и то же время предвкушать ее появление. Она вместе с подругой приходила каждый день в десять минут второго, и они обедали до без десяти два. Мэтт предполагал, что она подрабатывала где-то во время летних каникул и это был ее обеденный перерыв. Он также предполагал, что эта летняя подработка для нее не слишком приятна. Кроме того, ему не нравилась ее подруга. Они настолько различались, что можно было только диву даваться. Волосы подруги, в отличие от блестящих волос лисички, были похожи на шерсть черной овцы. Цвет ее лица не поддавался описанию, а живот всегда полностью закрывала одежда, что, наверное, означало то, что он изуродован или что-то в этом роде. Все это говорило Мэтту – эксперту по социальным привычкам девушек-подростков, – что у обеих не было возможности приходить на ланч в другое время. При иных обстоятельствах они явно никогда не выбрали бы друг друга: лисичка – потому что овца разрушала ее имидж, а овца – потому что лисичка делала ее невидимой для мужских глаз.

Первую половину первой недели Мэтт предпочитал смотреть на свою новую пассию из-за спасительной кухонной двери, но в четверг он стал терять терпение. Неделя – это очень много для подростковой любви. А что, если ее летняя работа продлится всего две недели? И Мэтт стал находить повод появляться в зале – собрать тарелки со столов, поговорить с Кэти и Сьюки или просто послоняться на виду. К своему удивлению, он обнаружил, что, когда бы он ни взглянул на девушку, она смотрит на него. И не просто глазеет или хихикает, а смотрит прямо, уверенно, заинтересованно и с вызовом. Как настоящая женщина. Каждый день теперь Мэтт все дольше задерживался в зале и получал доказательства того, что это не просто его фантазии – девушка знала о его существовании. В пятницу они встретились взглядами, в понедельник на второй неделе это был больше чем мимолетный взгляд – она смотрела на него, во вторник она смотрела на него и улыбалась, в среду – тоже, а в четверг – долгая улыбка. А в пятницу – о, сладкая пятница! – все те же взгляд и улыбка, снова и снова, и они тянулись целую вечность – вероятно, около пяти секунд. А одета она была в самый маленький топ, который он когда-либо видел. Это было практически бикини. Мэтту приходилось совершать над собой чудовищные усилия, чтобы не ронять посуду.

Во вторую пятницу после ланча, когда он заканчивал мыть столовые приборы, устав от глубоких, как океан, взглядов, Мэтт чувствовал себя не слишком хорошо. А что, если она не придет на следующей неделе? Что, если этот короткий топ означает «подойди и возьми сейчас или никогда»? И, как какой-то идиот, Мэтт совершенно не способен был ответить. Вот и все. Самая большая возможность в его жизни – по правде говоря, единственная возможность, – а он просто шмыгает в кусты, так и не приблизившись ни на йоту.

Если она придет на следующей неделе, надо обязательно что-то предпринять.


Кроме этого, менялось и еще кое-что. Джон подписал контракт с Ричардом Миллером и закончил свою книгу. Его мечта сбылась. Миллер также попросил его принести краткое содержание второй книги и хотя бы несколько идей насчет будущих работ. Мечта закончилась, началась реальная жизнь. К своему удивлению, Джон понял, что никогда не думал о том, чтобы постоянно публиковаться. Он думал только об одной книге. А теперь ему предстояло обдумывать новую идею и писать новую книгу. Он больше двадцати лет шел к написанию первой книги и вложил в нее все лучшее, что мог придумать. Так что Джон пребывал в угрюмом настроении и заливал свое горе алкоголем.

У Сьюки проходило все больше и больше проб, и ее все чаще приглашали на окончательные пробы. Возможно, Грета говорила правду. Теперь она начинала играть роль прежде, чем пойти на пробы, и была изумлена: ее воспринимали совсем иначе. Это было похоже на посещение мужской тюрьмы. Грета оказалась права. Пробы были всего лишь еще одной работой. И ей казалось, что вскоре главная работа упадет к ее ногам.

Кэти тоже чувствовала себя уверенней. Ей нравилась ее работа. Для нее не имело значения, что работа с Ником была похожа на работу с темпераментным медведем, раненным в голову. Каждое утро она говорила себе, что сегодня предотвратит один из его дурацких срывов, проявив чуткость и понимание. Каждый день у нее не получалось. И каждый день это не имело значения, потому что его еда была просто потрясающей. Ей было неважно, что Пэтси ничуть не менялась. Каждый день она говорила себе, что не потеряет терпения из-за Пэтси. И каждый день выходила из себя. И каждый день это не имело значения, потому что Пэтси не замечала этого, не помнила и не беспокоилась. Не имело значения даже то, что Сьюки иногда награждала Кэти таким взглядом, которым можно наградить менеджера, но никак не друга. Что ж, приходилось справляться и с этим. Такова жизнь. Не имело значения и то, что ее работа оказалась просто работой какой-то привилегированной официантки, что-то вроде курицы-наседки, а иногда и рабыни, а не работой менеджера. Так оно и было, в общем-то, но она видела, что у Дэна нет сил и времени заниматься всем на свете. Поэтому она брала все, что требовалось, на себя. А вообще, ей нравилось, когда она чувствовала себя именно менеджером, а это тоже случалось нередко. Не имело значения и то, что когда Дэн сильно уставал, он легко выходил из себя и срывался на Кэти. Не имело значения то, что он все еще не расстался с Джеральдиной. (Конечно, это было важно, но она знала, что рано или поздно это произойдет.) Не имело значения то, что у нее нет парня, чтобы утереть нос Дэну. (Конечно, и это было важно, но что она могла сделать?)