— Известно ли тебе, что намного эротичнее и чувственнее, когда в тебе находятся обычные бытовые приборы, нежели мой член? — Мои взволнованные шокированные глаза метнулись к бутылке потом к нему и то, что я увидела в его глазах вызвало во мне разряд электрического тока.

— Да?

Он медленно улыбается.

— Да.

Я киваю, и он сильно ударяет подушечкой большого пальца по моей нижней губе. Вдруг он нападает на мой рот, грубо, жестка... бутылка исчезает от моей щеки. Я раздвигаю бедра и ахаю ему в рот, когда он вставляет ее в меня. Трахни меня! Холодно, жестко и возбуждающе. Очень, очень чувственно. Я раскрываю рот.

Он поднимает голову и смотрит на меня, подкладывает руку под мои ягодицы и приподнимает меня с постели так, что я слышу и чувствую, как жидкость булькает во мне. Я хочу закрыть рот, но у меня вырывается.

— Ах!

— Да, «Ах!», — говорит он шепотом, резко вздыхая, глаза плавятся и прикованы ко мне. Я, как завороженная, не в состоянии отвести взгляд на неудержимый мужской блеск в его глазах, это свет собственника. Он знает, что ничего не может сделать мне.

Когда бутылка становится пустой, он отшвыривает ее подальше.

— Как ощущения?

— Возбуждающие, — говорю я хриплым шепотом.

Он злобно смеется.

— Все недозволенное (запрещенное) является незаконными(прегрешением).

Обнаженный, он тянется к кубикам льда. Он проводит ими по моей горячим складочкам и вставляет их по одному в мой проход, я беспомощно извиваюсь от холода. Вдруг в какой-то момент мне становится стыдно и закрываю глаза.

— Открой глаза, — приказывает он.

Я моментально открываю, и он приковывает свой взгляд ко мне.

— Это моя пизда, — констатирует он, и его черты лица становятся жесткими, наполненные похотью.

Я сглатываю комок в горле и киваю, мои руки сжимаются в кулаки и хватаются за одеяло.

— Я люблю смотреть на тебя, когда ты такая: беспомощная, открытая, с эпиляцией... моя.

В его глазах читается одно, полное обладание, пока он продолжает вставлять в меня кубики льда.

— Я хочу тебя любыми способами.

Затем он становится на колени между моих ног и начинает пить из моей киски.

— Процесс этот медленный чувственный штурм.

Лижет, лижет, сосет, лижет, лижет, сосет, сосет, пока холодная жидкость сочится из меня, я выгибаю спину.

— Да, вон там... да.

Ощущения настолько непривычные, холод от ледяных кубиков, его жгучий язык, иногда зубы, булькающий алкоголь внутри. Он неутомим. Это декадентство. Казалось, что у меня нет костей, а только существующая потребность. Я настолько погружена в ураган ощущений, что даже не слышу пронзительные животные звуки, вылетающие из моего рта.

— Мы собираемся подняться на один уровень выше, — он ложится рядом со мной. — Сожми свои мышцы и сядь мне на рот.

Очень осторожно я сильно сжимаю свои мышцы и нависаю над его ртом. От необходимости сжимаю свои мышцы, пока он медленно пьет маленький ручеек, который меня ужасно нервирует, и я чувствую себя грязной, но при этом изысканной. Как будто нет преград между нами. Он хочет взять все, что у меня есть, даже мои соки. Внезапно он устремляется вверх, поймав мою киску и жестко начинает сосать, притягивая меня вниз к своему рту. Он поглощает мой вход своим ртом.

Я так напряжена, чтобы сразу не вытекла вся жидкость, но у меня уже не хватает сил держать мое тело под контролем, оно начнет самопроизвольно сокращаться и вырывается из-под контроля. Я кончаю мощно и стремительно и из меня начинает литься поток, смотрю вниз, он жадно пожирает всю жидкость. Я отстраняю свою киску подальше от его рта и вижу его лицо: все мои соки перемешались с виски. Он притягивает меня обратно вниз, к себе на рот и дочиста вылизывает.

— Моя Лана, — говорит он, в его глазах светится чувство собственности и обладания.


8.


Я возвращаюсь в Англию вдохновленная Карбоне и решаю приготовить праздничный ужин, который несомненно вызовет удовольствие Блейка. Он дал строгие указания, что придет домой пораньше. Два часа я томила на плите кролика, панчетта, лук, чеснок, шалфей в кастрюле, полив предварительно Санджовезе. Как только смесь была готова, я добавила розмарин, тимьян, несколько палочек корицы и гвоздики.

Сейчас, когда кролик стал разваливаться в соусе с приправами, который превратился в липкую массу, как жидкий мед, и я могу красиво украсить тарелки ригатони ручной работы, которые Франческа привезла сегодня. Я планирую сервировать это богатое на вкус и островатое блюдо, целым артишоком, пропитанным теплым оливковым маслом и лимонным соком, предварительно посыпав измельченной мятой.

В духовке у меня готовится персиковый пирог, который будет подаваться с итальянским джелато.

Я кидаю взгляд на Сораба, который потирает глаза. Весь день мы были в парке, и ему явно не мешало бы прикорнуть, но я не собираюсь укладывать его спать, тогда всю ночь он проспит не просыпаясь. Я слышу, как Блейк открывает дверь.

— Папа пришел, — восторженно говорю я, хватая Сораба с пола, и выбегаю к входной двери.

— Эй, — провозглашает он, и большая улыбка растягивает на его лице.

Сораб начинает вырывается и тянет ручки к нему, Блейк забирает его и подняв высоко в воздух дует на животе с каким-то странным звуком, что вызывает у Сораба смех, от которого он начинает извиваться видно ему щекотно и сучить ногами.

Он поворачивает голову, смотря на меня и нюхает воздух.

— Что это?

— Что, — с усмешкой переспрашиваю я, — твой ужин.

— Пахнет потрясающе.

Прижав Сораба к своему телу, он наклоняется и целует меня, окуная мое тело в томный, чувственный жар. На кухне великолепная еда, мой мужчина с моим ребенком на руках дома, о чем большем я могу мечтать в этом мире.

Блейк дотрагивается до моей руки и вдруг резко прищуривается.

— Что это такое? — спрашивает он мягко, дотрагиваясь до пластыря на пальце.

— Ничего страшного. Я порезала палец, пока нарезала овощи.

Он хмурится и зажимает в своей руке мою руку.

— Я не хочу, чтобы ты больше готовила. Я скажу Лауре, чтобы она выбрала тебе шеф-повара завтра.

— Нет, — сразу же отвечаю я. – Мне не нужен шеф-повар, я не хочу. Я люблю готовить, и я получила удовольствие, когда готовила для нас сегодня. И няню я тоже не хочу. Я хочу, чтобы нас было трое.

Он пристально смотрит на меня, его челюсти крепко сжаты, так что начинают двигаться желваки на скулах.

— Прими это хотя бы на некоторое время, Блейк. Прошу тебя.

— Окэй, на некоторое время. В любом случае, мы переезжаем в апартаменты в Гайд-парке на следующей неделе.

— Что?

— Там гораздо лучше. У тебя появится возможность обращаться к шеф-повару «Mandarin Oriental».

— Разве мы не можем задержаться здесь немного дольше? Все случилось так быстро, и я до сих пор так сильно смущаюсь. Эти апартаменты, как будто мой дом теперь. Я чувствую себя комфортно здесь, и Билли не так далеко.

Он кладет руку на мою талию.

— Если это сделает тебя счастливой, то мы можем остаться здесь подольше. Но, в конечном счете, мы должны переехать

— Спасибо, отвечаю я, улыбаясь на него снизу-вверх. — У меня есть для тебя сюрприз.

— Да?

Я даю ему коробку.

— Передай мне ребенка.

Он вручает мне Сораба, открывает крышку и насмешливо смотрит на меня. — Тапочки?

— Да, удобные для дома.

— Как у дедушки?

Я счастливо заливаюсь смехом.

— Ты не выглядишь, как дедушка, если ты это имеешь в виду. Теперь примерь их, — Сораб хватает коробку и кусает ее за угол, пока Блейк снимает обувь и надевает тапочки.

— Ну?

— Я счастлив.

— Отлично.

Он смотрит в мои глаза, его становятся темными и увлажненными.

— Ты знаешь, я никогда не носил тапочек?

— Никогда?

— Никогда. Ты полностью меняешь мою жизнь, Лана.

— Я еще не закончила, — говорю я и передаю ему следующий пакет.

Он открывает его.

— Свитер?

— Хммммммм...

Я стоя, наблюдаю, как он снимает свою офисную одежду, и надевает темно-синий спортивный костюм.

— Что скажешь?

— Съедобно, даже очень, — говорю я, и действительно имею в виду именно это. Брюки, низко сидящие на сильных сексуальных бедрах, виднеется немного кожи, и я дотрагиваюсь до нее.

В ту же минуту он со всей глубиной смотрит мне в глаза и выражение его лица изменяется.

— У меня другие планы на тебя сегодня вечером, — говорю я ему и убираю свою руку. — Вот, — и передаю ему ребенка.

Он берет Сораба и направляется в гостиную, я возвращаюсь на кухню. Еда будет готова через двадцать минут. К тому времени, как я ставлю в духовку хлеб, слегка смазанный томатным соусом, Сораб спит, как убитый, на груди отца. Блейк укладывает его в кроватку, а я выключаю свет в гостиной, и делаю несколько шагов назад, восхищаясь отблеском свечи, стоящей на белой скатерти, полностью заставленной всевозможными блюдами.

Терпкий гардиниера в оливковом масле, с копченым мясом из деликатесного гастронома, салат, обжаренные ленточки в тесте, посыпанные сахарной пудрой и замысловатый деликатес из фруктов, выложенными слоями, пропитанными алкоголями. И конечно, особенную бутылку красного вина, которую открыла заранее.

Первый кусок исчезает у него во рту, появляется выражение восторга и удивления, и меня это очень радует.

— Это похоже на то, как изображал трапезу Караваджо в своих картинах — римляне, поедающие зажаренную в печи дичь, — говорит он.