„Эх, Витька, чего ж ты меня раньше-то не нашел!“ – скажет.

Хотя нет, вряд ли. Ничего не скажет ему. Наверное, ей неловко очень будет, когда он перед ней появится. Любая женщина такого прошлого, как у нее, стесняться будет…

„Но мне до лампочки твое прошлое, – скажет ей тогда Виктор. – Я всякое в своей жизни видал, меня ничем не удивишь. Я тебе хочу сказать, Алька, Алевтина, ангел мой глазастый, что лишь благодаря тебе я не пропал, в люди вышел. У меня ж мать пила, детство нелегким было… Но смотрел на тебя в школе и хотел другой жизни – хорошей, счастливой, правильной, без всяких там безобразий…“

„Зачем пришел?“ – спросит.

„Спасибо сказать. Сказать, чтоб не переживала ни из-за чего… Ну было и было. Что теперь! Вон взять, например, Сонечку Мармеладову, о которой Рената Савельевна в школе на уроках литературы рассказывала, – можно сказать, героическая личность. Святая! А Мария Магдалина?! Ежели по Дэну Брауну, так эта самая Магдалина женой Христу была!“

Вот о чем думал Виктор Ерохин, трясясь по грунтовке.

Наконец увидел указатель – „Раевское“.

Оно…

Мимо, поднимая пыль, прошло стадо коров.

Темные дома, заборы… Старухи на завалинках. Дети бегают… А вдруг среди них – Алькин? Хотя нет, Алькин ребенок, наверное, уже школу скоро заканчивает. А если второго она завела? А то и третьего? А если муж у нее нынче есть – нормальный мужик какой-нибудь? Ревновать еще вздумает…

Эх, конечно, Виктор зря сюда приехал!

Хотя, опять же, ну не может здесь Алька жить, это адрес ее бабки, сто процентов – покойной уже бабульки…

Улица Ленинская, дом три.

Деревянный, почерневший от дождей и времени дом за покосившимся забором, рядом канава, в которой щиплют травку две грязных, мелких козы…

Если бы Одинцова была рядом!

Тогда все просто – вот они ищут бывшую одноклассницу, такие дружные все и сознательные… А так ясно – он, взрослый мужик, надеется найти свою первую любовь.

Ну не в любви тут дело, не в любви!

Виктор напомнил себе, что вряд ли найдет тут Алю. Надо, надо выйти из машины и спросить…

Тем временем из дома номер три выползла старуха и, прислонив ладонь ко лбу, стала смотреть в сторону Виктора – дескать, кто это тут остановился?

Виктор вышел из машины, подошел к реденькому, щербатому штакетнику.

– Добрый день! – стараясь, чтобы голос звучал максимально солидно и независимо, начал он. – Вы не подскажете ли мне, любезная…

– Не все любезно, что в рот полезло! – немедленно выдала старуха и захохотала, блеснув на солнце железными зубами.

Впрочем, не такой уж и старухой она была. Просто немолодая женщина, явно – сильно пьющая. Эти клоунские дерганые движения, эта одутловатость малиновых щек, мутные, заплывшие глаза-щелочки… Алкоголиков Виктор вычислял с ходу. У матери было такое же лицо…

Вслед за женщиной на крыльце показался мужик синюшного вида – совсем плохой. Руки тряслись, голова дергалась. Денатурат они тут хлещут, что ли? Скоро помрет, наверное, дядька…

– Ха… Хальк! – просипел он. – Хто ета? Твой?

– Отвянь, сука… – огрызнулась женщина.

– Ха… Ета ты – сука, а я – кобель! – парировал мужик.

Этот диалог, сильно далекий от русской классики, тоже не особо шокировал Виктора Ерохина. И не такое слышал! Больные люди, что с них взять…

– Здесь раньше Головкины жили, – прокашлявшись, крикнул Виктор. – Вы не в курсе, где они сейчас?

– Хто? Хо… Холовкины?… твою мать —……. твои Холовкины… вкины! – сострил мужик.

– Отвянь! – Женщина толкнула своего сожителя в грудь, оттеснила назад, к двери. – Ну я Головкина… Чё надо?

„Из родни кто-то, – догадался Виктор. – Может, тетка Алькина?“

– Я ищу Алевтину. Знаете такую?

– Хальк… Я ж грю….. твой из города приперся! У……. проклятая!

„Она – тоже Алевтина?“

– Мне ту Алю, которая раньше в Москве жила! – уточнил Виктор. – Ее мама работала доктором, а отец – на заводе…

– ….. на…! – разразился хриплым хохотом мужик.

– Сссука! Когда ж ты сдохнешь… Пшел! – Женщина звезданула своего сожителя в лицо – тот опрокинулся назад, в дом. Женщина немедленно захлопнула дверь, приперла ее деревянным чурбачком. Затем шустро заковыляла к забору, не обращая внимания на разгневанные вопли своего сожителя.

Женщина обхватила штакетины черными пальцами с зелено-черными ногтями.

– Чё надо? – угрожающим шепотом спросила она. – У нас сё равно описывать нечего… Нищие мы!

– Я не судебный пристав, вам нечего меня бояться, – покачал головой Виктор. – Я ищу Алю Головкину. Ей сейчас лет тридцать семь должно быть или около того…

– Ты кто?

– Я?

– Ты!

– Я Виктор Ерохин. Бывший Алин одноклассник. Случайно ехал мимо и решил узнать, как там Аля поживает… – мужественно признался Виктор, стараясь не смотреть в лицо этой женщины.

– Была Аля, да сплыла… – Женщина шмыгнула носом. – Виктор… Е-ро-хин! – издевательски повторила она. – Крутой какой… на иномарке теперь ездит… – Она с завистью кивнула в стороны машины. Его изрядно побитой, бывалой „немочки“. В здешних краях она казалась, наверное, чуть ли не лимузином.

И тут Виктор понял. Догадался. Узнал – хотя узнать было невозможно…

Это же и есть она, его Алька Головкина.

Его нежный, строгий ангел с темными глазищами…

Виктора словно в грудь ударили – на некоторое время он даже дышать перестал. Это – Алька?

Говорить с ней было бесполезно. Она и не человек была теперь: уж такая болезнь – алкоголизм. И в такой стадии, судя по всему, что вернуть ее назад, к человеческому облику, – невозможно. Виктор являлся в этом вопросе знатоком. У самого мать алкоголичкой была, перед гибелью своей точно так же выглядела… Разрушено все – и тело, и душа.

Лучше бы он ее не видел. Не искал.

Тогда она осталась бы в его воспоминаниях хрупкой девочкой – такой, какой он видел ее в последний раз, двадцать лет назад, у школы.

Он все испортил.

Лишился одного из своих самых лучших, самых прекрасных воспоминаний.

Виктор сделал шаг назад, к машине. Потом еще… Он отступал.

– Виктор… Е-ро-о-о-хин… Кто? Крутой хрен в пальто… – пробормотала Аля, с ненавистью глядя на него. – Бывший одноклассник. Кто? Крутой хрен в пальто-о… Ерохин – кто? Крутой хрен в пальто!

Виктор открыл дверцу у машины.

– А чё приезжал, Ерохин? Посмотреть? Ну и чё? Сильно изменилась? Чё нашим потом расскажешь – пропащая Алька стала совсем?

Виктор захлопнул дверцу и нажал на газ. Бибикнул – курицы бросились из-под колес в разные стороны… Он проехал Раевское и только тогда остановился – ему было плохо.

Он вообще-то был очень здоровым человеком, никогда не пил и не курил. На всех медосмотрах доктора его хвалили. Но тут… Виктор наклонился над канавой, и его стало рвать – для человека, никогда не страдавшего ничем подобным (разве лет пять назад отравился несвежим салатом), состояние крайне мучительное.

Потом нашел в салоне бутылку минералки – попил, умылся.

Мимо шлепала приличного вида пожилая женщина с корзиной яиц.

– Мужчина, вам плохо? – беспокойно, властным голосом крикнула она. – С лица вы прямо белый!

– Ничего, все в порядке… спасибо, – Виктор оперся о капот. – Просто привидение только что увидел.

– Да ну? – Тетка, судя по всему, была любопытной – моментально притормозила, стала напротив. – Настоящее привидение? Здесь?

– Да. Зовут Алей Головкиной… – прошептал Виктор, не чувствуя собственных губ.

– Кто? А, это вы об Альке… Она же пьянь последняя! – презрительно закричала тетка. – И мужик ейный, Пашка, – тоже пьянь! Работать не хотят, тырят у соседей, что плохо лежит, на станцию попрошайничать ходят… Тьфу! Скольки раз им морды били… А вы кто Альке?

– Никто, – сказал Виктор. – Вернее, мы с ней учились когда-то вместе, в Москве.

– Посмотреть приехал? Зря только время потерял! – Тетка плавно перешла на „ты“. – Она квартиру в Москве-то продала, а деньги пропила… И тутошний дом тоже бы пропила, да не берет никто ее халупу! А Пашка ейный – ваще уголовник! Десять лет за особо тяжкое отбывал…

– Она была такой милой… – уже не слушая тетку, с тоской просипел Виктор (когда он волновался, то всегда сипел). – Тоненькая, глазищи – во! Ангел. Строгая, тихая такая…

– О, о… Бедный ты. Ангелом была, говоришь?.. Сатана она теперь в юбке, а не ангел… – Тетка прониклась внезапным и очень жарким сочувствием к Виктору. – Ты, милый, лучше выбрось эти глупости из головы. Найди себе молодую, чистенькую, хорошую… Мало ли сейчас девок приличных! Сам-то видный – блондин, глазки синие… Да ты принц! Ты принц, неча из-за Альки-то сердце рвать! – страстно закричала тетка, едва не выронив корзину с яйцами.

И тут с Виктором случилось нечто странное, чего он от себя никак не мог ожидать. Он вдруг сполз вниз и зарыдал – в голос, уткнув лицо в капот.

– Парень, да ты что! Ай, беда-то какая… Нет, вы гляньте! – Тетка от сочувствия сама чуть не рыдала. – Из-за Альки… Было б из-за кого! Она ж проститутка, б…дь!

Виктор рыдал. Тетка орала, призывая его, такого видного и симпатичного, немедленно выбросить Альку из головы.

Начинал накрапывать мелкий дождик.

Виктор вдруг резко повернулся:

– А ребенок?

– Какой ребенок? – вмиг осеклась, захлопала глазами тетка.

– Я слышал, у нее был ребенок!

– Твой, что ли? – Лицо тетки приняло ошеломленно-молитвенное выражение – наверное, с таким она смотрела мексиканские сериалы по телевизору.

– Нет!!! Я и не целовал-то ее ни разу! Только смотрел!

– Господи, господи, что ж это деется-то… Как мучается-то он, бедняга… Ну да, такие, как ты, с ребенком не бросают… Помер ребенок! – выпалила тетка. – Витькой мальчонку звали – он тут с бабкой Алькиной жил. Больным родился, от болезни и помер. С самого начала ясно было – не жилец…