– Привет. Как прошел твой день? – спросила, изобразив невозмутимость – не совсем удачно, но все же.

Ромка простонал и запрокинул голову назад. Потер лицо ладонями и ослабил галстук. Я жадно следила за каждым его движением и, не удержавшись, облизнула губы, когда он стянул его через голову, бросая на подлокотник дивана. Прикрыл глаза на секунду, а потом посмотрел на меня:

– Устал, – искренне ответил, продолжая улыбаться – слабой, но теплой улыбкой, – Устал чертовски.

– Голоден? – прозвучало двусмысленно.

И он уловил это, просипев в ответ:

– Возможно.

Я смотрела на него, запоминая каждую деталь – небрежно расстегнутые верхние пуговицы рубашки, взъерошенные волосы и пульсирующая венка на шее – а потом не выдержала и встала.

Его взгляд пробежался по моим плечам и груди, которая была как на ладони – бюстгальтер больше показывал, чем скрывал. Спустился ниже и снова поднялся, сфокусировавшись на моем лице.

– Ты такая красивая, – восхищение в его взгляде заставило сердце болезненно сжаться.

Мне хотелось как–то расслабить его; отлечь, и я не придумала ничего лучше, кроме как опуститься на колени перед ним, и провести ладонями по его бедрам.

– Что ты собралась делать? – спросил с ухмылкой, которая тут же исчезла, когда я положила ладонь на его промежность.

Меня бросило в жар, едва я ощутила твердеющий под одеждой член. Инстинктивно облизнула губы, и Рома подался вперед.

– Катя, – прошептал, когда я потянула пуговицу и молнию на брюках, – Кать, остановись, – прикрыл глаза и судорожно вздохнул, едва мои пальчики оттянули резинку трусов и коснулись шелковистой плоти.

Я обхватила его рукой, провела вверх–вниз и задрожала от предвкушения и желания. Сжалась внутренне и подалась вперед, снова облизывая пересохшие губы, но Рома схватил меня за шею и резко поднял вверх, едва мой язык лизнул головку его члена.

– Нет, – прохрипел он, усаживая меня верхом, – Не хочу.

Он отодвинул трусики в сторону, провел ладонью по складкам и уткнулся носом мне в шею, ощутив скользкую влагу. Повел бедрами и толкнулся внутрь, от чего я застонала в его висок. Проник на всю длину и замер подо мной, крепко держа за бедра.

Поднял голову, потянул ленту в моих волосах, и бережно снял маску, положив ее на сиденье. Притянув к себе, провел пальцем по подбородку, а затем и языком по тому месту, где только что коснулся меня.

– Эти губы созданы для поцелуев, – прошептал прямо в мой рот, начиная медленно двигаться во мне, – И я не буду их трахать. Никогда. Только целовать.

Я выгнула спину, прижимаясь к нему еще сильнее. Вдохнула, ощутив его зубы на шее, а затем ниже и ниже. Рома провел языком по краю моего бюстгальтера, а потом взял сосок в рот прямо через кружевную ткань.

Этот резкий контраст – его теплое дыхание и жесткое царапающее кружево на сверхчувствительной коже; медленные, глубокие толчки; рука на моей попе и палец, кружащий вокруг сжимающихся мышц – все это казалось нереальным. Ощущения были слишком острыми и их было слишком много. Я не могла понять, от чего у меня кружится голова – от того, что мой лифчик промок насквозь, и я чувствую слюну, что стекает по животу; или от того, что делала его рука между моих ягодиц? Или это от того, что его член такой большой и горячий, движется внутри меня осторожно и неторопливо, и мне этого мало – я хочу сильнее и жестче?

– Еще, – прошептала я, не понимая, что имею ввиду – его рот, его руки, его член или все сразу.

Рома сжал мое бедро и толкнул меня на себя, задавая ритм. Я быстро уловила его и задвигалась – жадно, резко, порывисто, именно так, как мне нужно. Он продолжал покусывать мою грудь и начал тихо постанывать, когда я ускорилась. Держал меня до конца, не отпускал даже тогда, когда вцепилась его волосы и укусила в плечо сквозь ткань пиджака – сжимал в объятиях, гладил по волосам и бормотал на ухо.

«Вот так, хорошая моя»

«Не останавливайся, пока не кончишь»

«Трахни меня, Катя»

Его мягкий тембр, срывающийся на хрип, ласкал кожу, вместе с его руками. Заставлял подниматься выше и выше, до самых небес; а потом, когда я падала вниз, смягчал удар о землю.

«Б%#ть, ты такая горячая и тугая. Только не останавливайся…»

«Обожаю, как твоя киска сжимает мой член, когда ты кончаешь»

«Еще немного»

– Боже, да! – вскрикнула я.

«Да, да, да, да…» – эхом прозвучал его голос, перемешиваясь с моим, пока наши бедра терлись друг о друга; пока я кончала на нем, а он во мне, отчаянно сжимая меня в объятиях. Пытаясь отдышаться, я почувствовала запах его тела; аромат туалетной воды; запах спермы и секса.

– Господи Иисусе, – выдохнул Рома, запрокинув голову на спинку дивана и посмотрев на меня ленивым взглядом из–за прикрытых ресниц, – Кажется, я могу на тебе жениться, если ты пообещаешь делать такие сюрпризы почаще.

Я хрипло рассмеялась, а затем провела кончиками пальцев по его лицу и задержала дыхание, когда он перехватил их и прикусил зубами. В его глазах заплясали озорные огоньки, когда он еще раз оглядел меня в полумраке. Переместив ладони с моей спины ниже, он приподнял мои ягодицы, выскальзывая из меня, и поставил на ноги. Посмотрел на мои трусики, стянул их и поцеловал мое бедро, заставив мышцы живота сладко сжаться.

– Это, – дернув болтающиеся подвязки на поясе, он поднял взгляд и посмотрел на меня, – Я пока оставлю. А это, – поднявшись, он завел руку за мою спину и расстегнул лифчик быстрым движением. Потянув бретельки вниз по моим плечам, он облизнул губы и снова заглянул мне в глаза, – Это мне кажется лишним. И мне безумно нравится красный цвет, – прокомментировав цвет комплекта, он схватил меня за запястье и потянул в сторону.

– Куда ты меня тащишь? – пробормотала я.

– На кухню.

– Полуголой?

– Ага.

Я тряхнула головой и зажмурилась, когда он щелкнул выключателем. Пока я привыкала к яркому свету, Ромка открыл коробки, которые я принесла, и довольно промурлыкал. К тому моменту, когда я смогла посмотреть на него, он уже жевал одну тарталетку.

– На стол, – качнув головой в сторону кухонного островка, он медленно расстегнул рубашку, снял ее, и достал из коробки еще одно пирожное.

Тихо хмыкнув, я подошла к столешнице и подтянувшись на руках, уселась на нее голой попой. В голове мелькнула мысль об антисанитарии, но она быстро испарилась, когда Рома, держа в одной руке пирожное, другой раздвинул мои ноги и встал межу ними.

Я лишилась дара речи – он просто разглядывал меня, невозмутимо откусывая от тарталетки и жуя, словно полуголая девица, сидящая на столе его кухни – это нормальное явление. Словно мой вид не волнует его – так, украшение и не больше. Это задело меня, и, прищурившись, я перехватила его запястье, потянула на себя и откусила добрую половину десерта прямо из его руки. Рома медленно моргнул, а затем сглотнул, когда я облизала крем с губ.

Остановив взгляд на моей груди, он задумчиво хмыкнул, посмотрел на остатки пирожного, а затем зачерпнул крем на кончик пальца и мазнул им мой сосок. Я вздрогнула от неожиданности, и втянула воздух в легкие, когда он наклонился, чтобы слизать его.

– Я буду липкая, – прошептала я.

– Ты итак будешь, – пробормотал Рома, переключаясь на вторую грудь, – Я собираюсь кончить на твои сиськи сегодня.

Я вознесла глаза к потолку и пробормотала одними губами: «Господи». Почему эти словечки, вылетающие из его рта, так меня заводят? Когда я опустила взгляд, я дернулась, увидев, что Ромка смотрит на меня – ухмыляясь.

– Ты можешь не скрывать тот факт, что тебе это нравится, – заговорщицки прошептал он, наклонившись.

– Нравится, что?

– Нравятся пошлости.

– Они мне не нравятся, – вяло запротестовала я.

Снова хмыкнув, Рома провел кончиком пальца между моих грудей; ниже, ниже, еще ниже, пока не остановился у кромки пояса для чулок.

– Тогда почему, при слове «сиськи», твоя киска сжимается? – просипел он, смотря вниз.

Это действительно было так и…

– Тебе нравится, – констатировал он, опуская палец ниже, скользя внутрь, – Очень нравится, – простонал он, вместе со мной.

Мои бедра двинулись навстречу его руке, ноги сами собой раскинулись шире. Ромка мягко надавил другой рукой на мое плечо, заставляя лечь на спину, а затем пододвинул высокий стул и уселся на него. Подняв мои пятки на стол, он обхватил бедра ладонями и придвинул меня к краю. Поймал мой затуманенный взгляд и поцеловал чувствительную кожу, а затем наклонился ниже и прошептал:

– Кажется, я по–прежнему голоден.

Я не смогла ответить ничего вразумительного, только приподняла бедра над поверхностью стола, толкаясь навстречу его лицу, языку, губам и пальцам.

13

Oh, when you think about it

Do you remember me?

Do you remember the way it made you feel?

Do you remember the things that let you feel?

Jarryd James «Do you remember?»

Незаметно для меня пролетел октябрь, за ним ноябрь. Я все чаще ловила себя на мысли, что постепенно открываю Роме какие–то сокровенные, личные – слишком личные вещи.

– Расскажи, почему у тебя не сложилось с бывшим? – прошептал Ромка как–то утром, когда мы пили кофе и завтракали прямо в его постели.

Я пожала плечами и сделала глоток, отводя взгляд в сторону. Почему–то вспоминать об этом стало больно, хоть и научилась прятать эту боль в себе и справляться с ней; а в последнее время как острым бритвенным лезвием по сердцу – жжет, ноет и кровоточит.

– Что ты хочешь знать? – старалась говорить спокойно, но голос все равно дрогнул.

– Почему ты ушла от него? – Ромка перехватил мою ладонь и поцеловал тыльную сторону, – Хочу знать, каких ошибок нельзя повторять, – вроде бы и отшутился, но взгляд был серьезным и испытующим.

– Просто он предал меня, – я вытянула руку из его пальцев, отвернулась и опустила ноги на пол, – Должен был поддержать, а не сделал этого, – отрезала, пытаясь встать, но Ромка обхватил мою талию рукой и притянул к себе.