- Я ее до сих пор так и вижу, семилетнюю, на южной стороне площади за маленьким лотком.

- Чертова девчонка добавила в лимонад кварту джина, - рассмеялась Луиза.

- А я еще помню моду на ожерелья из разноцветных стеклянных бусинок, и как ты увлеклась и стала делать из них четки. А Никель забрала их все и стала ими торговать, а ты все это время думала, что она обращается в веру.

- Хммм...

- Почему бы тебе не погодить? Успеешь еще найти этих людей, которым все равно против чего бороться, лишь бы против.

- Нет. Я завтра еду в Йорк. Думаю, у них как раз будет собрание, и я им расскажу, что мне предложили продать свою собственность коммунистке, которая мало того, что уводит мужчин из семей, так еще и лесбиянка при этом! - Луиза сделала акцент на слоге "би".

- Повезло тебе, что Селесты Чальфонте уже нет в живых!

После этих слов две старые кошелки погрузились в сплетни, словно девчонки на пижамной вечеринке, за исключением того, что пижам на них не было.

19 июля 1929 года

В город пришла такая жара, что на тротуаре можно было запросто изжарить яичницу. Луиза, настроенная не обращать внимания на погоду, стояла над гладильной доской. Был час дня. Даже жуки решили проявить благоразумие и не летали. Но если бы Луиза не выполнила намеченных дел, планета запросто могла бы сойти с орбиты.

Мери топала по дому и сеяла разрушения на своем пути, а Мейзи, которой не было еще и полутора лет, верещала из манежа, потому что у нее на попе высыпала потница.

С утра пораньше, когда было еще не так жарко, Луиза честно занималась домашней бухгалтерией. А теперь, когда она принялась за глажку, капли пота катились у нее по ложбинке между грудей, волосы взмокли и прилипли к щекам, а рубашки, которые она гладила, тут же снова делались влажными.

В такие дни, как сегодня, она сомневалась в том, что любит своего мужа, своих детей, да и вообще кого бы то ни было. Интересно, другие люди себя тоже так чувствуют или это сам нечистый строит ей козни?

Земля раскалилась пуще ада, так что, может, дьявол уже где-то здесь? Эта мысль не давала ей покоя. Семейная жизнь с Перли не была богата событиями. Его единственным хобби было коллекционирование статуэток обнаженных женщин.

Он брал ее лак для ногтей и раскрашивал им соски в красный цвет. Эти привлекательные дамочки заполонили дом. Даже стоячая пепельница в стиле арт нуво не спаслась от умелой кисти Перли.

Иногда, когда Луиза позволяла ему спать с собой, он просил ее нарумянить соски. Она подчинялась, будучи уверенной, что это крест, который ей должно нести. Луиза умирала от любопытства, желая узнать, ведут ли себя мужья других женщин подобным образом, но никогда не могла заставить себя поднять эту тему. Джатс и Чесси были к этому моменту женаты уже около двух лет. Чесси никаких фигурок не коллекционировал, и, насколько Луиза могла судить, они с Джатс спали вместе, но когда и как, ей не было известно. Если бы только Джулия Эллен что-то рассказывала, но нет, она вечно была занята, отпуская шуточки; а если Чесси был рядом, то они вдвоем чинили машину или строили новый курятник. Луиза не могла представить себе, как они занимаются любовью. Этот процесс у нее ассоциировался со знойной Назимовой и стенающим Валентино.

[Алла Назимова (англ. Alla Nazimova, настоящее имя — Марем-Идес (Аделаида Яковлевна) Левентон; 1879 — 1945) — американская кино- и театральная актриса, продюсер и сценарист. Будущая актриса родилась 21 мая (2 июня) 1879 года в Ялте, третьим ребёнком в еврейской семье. В 1896 году семнадцатилетняя Аделаида уехала в Москву, где под псевдонимом Алла Назимова стала брать уроки у знаменитого К. С. Станиславского в его школе актёрского мастерства при Московском Художественном театре. В 1904 году в составе театральной труппы отправилась на гастроли в Европу, где с блеском играла на сценах Лондона и Берлина. Публика с восторгом приняла Аллу, и вскоре она стала одной из ведущих театральных прим того времени. В мае 1906 года Назимова осталась в США и подписала контракт с легендарным театральным продюсером Ли Шубертом. На протяжении следующих нескольких лет Назимова активно играла на подмостках Бродвея и добилась большой популярности. В 1916 году, когда актрисе было уже тридцать семь лет, состоялся её дебют в кино.

Ещё при жизни актрисы ходили слухи о её гомосексуальности. Так, в числе её любовниц упоминались Таллула Бэнкхед, первая жена Валентино Джин Эккер, Мод Адамс, Эва Ле Галлиенн и поэтесса Мерседес де Акоста, известная своими лесбийскими связями со звёздами Голливуда.]

А еще они не так уж много зарабатывали, развозя выпивку, поэтому до сих пор жили с Корой. Луиза догадывалась, что им не так часто выпадало побыть наедине. Один раз, когда Джулия поехала развозить приправленное самогоном пиво, Луиза обшарила ее комод в поисках румян, но нашла только одну маленькую баночку, да и та стояла на комоде сверху. Она даже осмелилась спросить у Джатс, использует ли она румяна еще как-то, и та ответила: "Ну, когда у меня помада заканчивается, я мизинцем растираю по губам немножко румян".

Луиза подумала, что если Перли притащит в дом еще одну статуэтку, она начнет кричать. А еще перед каждым государственным праздником кто-то постоянно надевал на памятник героям войны старые шины на манер венков, и это очень беспокоило Луизу. Она понятия не имела, почему.

- Мамочка, я хочу поиграть в купалке для птичек, - проныла Мери.

- Нет, там полно птичьего помета!

- А мне хочется...

- Ничего, перехочется!

Мери потопала к манежу. Угомонить свою вредность было не в ее силах - в такие дни, как сегодня, их и без того небольшой запас просто испарялся. А тут еще Мейзи ставила рекорды по громкости воплей и добавляла неприятных ощущений.

- Мамочка, пусть она замолчит!

- У нее прыщики на попе.

- Пусть лежит на животике!

- Она еще маленькая и ничего не понимает. Оставь ее в покое!

- Я ее поверну, - Мери перелезла через стенку манежа и перевернула сестру на живот.

Мейзи, какой бы маленькой она ни была, отлично понимала, когда ее права нарушаются, поэтому тут же лягнула Мери и попала ей прямо по губе.

Ни секунды не колеблясь, Мери с разворота припечатала сестру к манежу.

- Девочки! - Луиза бросила глажку и побежала их разнимать. Это оказалось трудной задачей, потому что Мейзи верещала уже не столько от докучливой потницы, сколько от жажды мести. А Мери вопила не только из-за разбитой губы, но и от страха перед Луизой. В процессе борьбы Мейзи до крови укусила мать за руку, и Луиза утратила остатки терпения. Она шлепнула Мейзи и треснула Мери - для равновесия. Обе девчонки уселись посреди погремушек и завыли, а Луиза тем временем учуяла дым - это утюг прожег выходную рубашку Перли. Луиза рванулась к гладильной доске, споткнулась о стратегически искусно брошенную на полу игрушку и рухнула ничком. Донельзя разозленная, она перевернулась на бок и при этом подбила гладильную доску. Чертова штука перевернулась, утюг с шипением проехался по полу. Луиза осталась лежать и истерически разрыдалась. Дети при виде бедственного положения матери было притихли, а потом, то ли от ужаса, что она могла пораниться, то ли от эгоистичной озабоченности собственной судьбой, разрыдались дуэтом.

Кора сидела на симпатичном заднем крыльце в доме Селесты и созерцала классический, в английском стиле, сад, а Фанни Джамп, Рамелль и сама Селеста обсуждали последнее письмо Фейри Тетчер. Спотти уселась под белой акацией и читала "Маленьких женщин". Она была высокой девятилетней девчонкой и всякий раз, глядя на нее, Рамелль и Селеста сдерживались, чтобы не произнести: "Как время летит!"

[“Маленькие женщины” (англ. Little Women) — роман американской писательницы Луизы Мэй Олкотт (1832—1888), опубликованный в двух частях между 1868 и 1869 годами. В романе описывается жизнь четырёх сестёр семейства Марч — Маргарет, Джо, Бет и Эмми.]

- Избранник Фейри беден. Я уж почти было решилась переплыть океан, добраться до Германии и вправить ей мозги! - в такую жару слова Фанни звучали не очень убедительно.

- Кажется, она по-настоящему счастлива, - сказала Рамелль.

- Кто может быть счастлив, живя в берлинской лачуге и проедая свои драгоценности? Она рехнулась, - Фанни втянула в рот листик мяты из своего напитка.

- Что одному хорошо, то другому смерть, - Селеста лихо расстегнула еще одну пуговку на блузке, приоткрывая прекрасную вспотевшую ложбинку между грудей.

- Ты ее лучше не защищай! А то я нервничаю!

- Фанни, в такой жаркий день ссориться не годится, - сказала Кора.

- А я не ссорюсь! Я обсуждаю Фейри Тетчер, которая носится со своим немчиком, как с писаной торбой!

- У нее есть храбрость бороться за свои убеждения. Не унижай ее, - мягко поправила разошедшуюся Фанни Рамелль.

- Я ее не унижаю. Я беспокоюсь. В конце концов, Фейри с Селестой мои самые близкие друзья на всем белом свете, - Фанни помолчала, а потом, сообразив, что нельзя обижать присутствующих, быстро добавила: - Это совсем не значит, что ты мне не дорога, Рамелль, и ты, Кора, тоже, но с ними мы знаем друг друга с пеленок. И я беспокоюсь! Черт, да она вскорости заложит последнюю безделушку, а когда профукает денежки, то ей только и останется, что податься в зоопарк и молиться, чтобы обезьяны кидались в нее орешками!

- Чего не имеешь, того не удержишь, - Кора утерла лоб.

Фанни Джамп не поняла смысла этого выражения, но на минутку притихла.

- Как раз сейчас Германия многого не имеет, - поддержала разговор Рамелль.

- Это ты о чем? - Фанни прожевала еще один листик мяты.

- Этой зимой, когда мы с Селестой в первый раз возили Спотти в тур по Европе, мы все беспокоились о судьбе Германии. Инфляция там ужасающая, правительство не пользуется доверием, а группы негодяев прикрываются противоположными политическими идеологиями.