- Господи, от вас двоих нет мне ни минуты покоя!

- Рядом с детьми чувствуешь себя молодой, Кора, - Селеста пыталась не расхохотаться при виде горестного лица Джулии.

- Беру свои слова назад. Погляди только, сколько они мне добавили седых волос.

- Она мне вчера волосы покрасила в синий! Теперь мы квиты!

- Это ты так решила? Ну погоди у меня! - погрозила Джулия. - Это еще не все! Видели бы вы Ив Мост! Все ее кучеряшки валяются по городской площади!

- Она твоя соучастница в преступлении! - Луиза с видом победительницы скрестила руки на груди.

- Орри Тадья, это ты там за ледником ошиваешься? - вопросила Кора.

- Да, миссис Хансмайер.

- Ты в этом участвовала?

- Да, мэм.

- Какая же ты после этого христианка? - обвинила Луизу Кора. - Мало того, что ты чуть не обрила собственную сестру, так еще и Орри в это втянула.

- Я извиняться не стану, мама. Она это заслужила.

- Ну тогда просто берите и убирайтесь отсюда, пока я вас не прибила!

Луиза с Орри поспешили к задней двери. Рамелль сжалилась над Джулией.

- Дайвай-ка посмотрим, смогу ли я поправить эту беду. Короткие стрижки как раз входят в моду.

- Отличная идея! - Селеста поспешила за модными журналами.

Все трое возились с Джулией, пока не привели ее в порядок. В итоге она стала обладательницей короткого каре, которое ей очень шло. Селеста подарила ей шляпку-клош, и Джатс надолго сделалась законодательницей мод. Она оказалась первой молодой женщиной в Раннимиде, которая настолько коротко подстриглась. Так, благодаря мстительности своей сестры, Джулия обрела репутацию женщины, которая чуть опережает само время, и репутация эта сохранилась до самой ее старости.

[“Клош” — дамская шляпка в форме колокольчика, которая была в моде в 1920-х годах. Название произошло от французского слова cloche — колокольчик.]

2 февраля 1920 года

Пока Рамелль увеличивалась в размерах, Селеста все больше размышляла о том, что ей тоже придется быть матерью - ну, или матерью номер два. Она беспокоилась о том, сможет ли вести себя ответственно и опасалась, что окажется паршивым родителем. Грейс Петтибон прислала ей пару книжек этого знаменитого венского доктора; и его мрачные теории о детской сексуальности никак не добавляли Селесте оптимизма. Тогда Кора наставила ее на путь истинный словами "Делай, что можешь, а остальное оставь на волю Господа". Селеста не была уверена, что хочет оставить все на волю Господа, но одержимость идеей создать идеальное окружение для новорожденного потихоньку сошла на нет. Она смирилась с тем, что будет совершать ошибки, как и любой человек.

Карлотта, пронюхав, что Рамелль в положении, активизировала свои усилия по спасению душ, в особенности души еще не родившегося ребенка. Когда Селеста была больше не в состоянии выслушивать ее по телефону, та перешла на письменные послания, явно вообразив себя святым Павлом в женском обличье, причем таким же непримиримым. Несмотря на все усилия Проповедницы замолвить словечко за Брутуса, ни Селеста, ни Кертис не согласились с тем, чтобы военный монумент был посвящен Споттисвуду. Райф с Карлоттой удовлетворились тем, что водрузили статую бронзового солдата, похожего на Споттисвуда, хоть и не подписанную его именем.

Это оказалось той самой соломинкой, что сломала спину верблюду. Селеста больше не верила, что в мире существует справедливость, но всерьез задумалась о том, где проходит граница между обществом и совестью отельного индивида. Брутус Райф убил одного человека, заплатил за убийство еще нескольких, втихую снабжал деньгами Ку-Клукс-Клан и держал добрую половину населения Раннимида в кулаке. И никто до сих пор ничего не сделал. Селеста задавалась вопросом - а почему она сама ничего не сделала? Этот человек был воплощенным злом. Может быть, общество и в состоянии снисходительно относиться к злу, если то достаточно богато и скрывается под маской добропорядочности, но может ли так поступать она?

Задняя дверь распахнулась и закрылась, на кухонный стол шлепнулись книжки. Оживленный разговор донесся до уединившейся в библиотеке Селесты. Она встала из своего кресла с высокими подлокотниками и пошла на шум.

- Я больше не буду учить эту тупую латынь! Какая мне разница, что Цезарь пришел, увидел и победил? Все равно его потом зарезали! - надулась Джулия.

- Будешь учить все, чему тебя учат! - ответила ей Кора.

- Да ты сама даже во второй класс не ходила, так что...

- Вот поэтому я и говорю, что школу ты должна закончить. Потому что я знаю, как важно уметь читать и писать.

- Латынь - это не чтение и не письмо. Это скукотища!

В комнату вошла Селеста.

- Латынь может казаться неважной сейчас, но когда ты станешь старше, ты поймешь ее ценность.

- Так все говорят, причем обо всем! Мне надоело штаны просиживать! Я хочу заняться делом, хочу зарабатывать деньги, и латынь мне в этом никак не поможет!

- Джулия, тебе стукнет пятнадцать в следующем марте. Давай тогда об этом и поговорим, - Кора выглянула в окно кухни. Там вихрями кружился снег на фоне необычно желтого неба. - Интересно... - протянула она.

- Да, выглядит, почти как гроза, - согласилась Селеста.

Вспышка молнии и последовавший за ней раскат грома подтвердили их прогноз.

- Гроза! - Джулия подбежала к окну.

- Кора, ты такое когда-нибудь видела?

- Один раз. Много лет назад.

- Рамелль наверху? - спросила Селеста.

- Она прилегла отдохнуть, но этот гром ее точно разбудит.

- Я выйду ненадолго. Если она и правда проснется, скажи ей, что к ужину я вернусь.

- Не надо тебе выходить в такую непогоду.

- Это такое редкое событие, что я не хочу его пропустить.

- Мисс Чальфонте, а можно мне с вами?

- Нет, Джатс. Я хочу заполучить все молнии себе. - Селеста поспешила в переднюю, надела тяжелое пальто, сапоги, вернулась в кабинет, сунула что-то в карман и выскочила в дверь прежде, чем Кора или Джатс смогли выдумать причину, по которой ей стоило остаться дома.

Селеста едва могла собственную руку различить, хоть и заслоняла ею лицо. Снег заметал ее следы, а гром творил зловещие заклинания над некогда знакомым городом. Она пошла кружным путем и направилась к ряду офисных зданий в квартале от северной стороны площади. Стихия замедлила ее продвижение. Полчаса ушло на то, чтобы пройти путь, который в обычное время занимал десять минут. На улицах не было ни души, а если кто-то и был, то снег скрывал их из вида. Селеста нырнула в здание. В холле сиял свет. Обливаясь потом под тяжелым пальто, она толкнула дверь офиса. Полукруглая надпись "Райф и сыновья" украшала стеклянную часть двери. В офисе никого не было. Ей подумалось - может, все ушли пораньше, опасаясь попасть в метель? С чувством странного разочарования она замерла в фойе. Шум из-за двери отдельного кабинета привлек ее внимание. Она подошла поближе и постучала.

- Кто там?

Это был Брутус.

- Селеста Чальфонте.

Раздался шум шагов, дверь отворилась, и Селесту встретил весьма удивленный Брутус.

- Мисс Чальфонте, что вы здесь делаете?

- Меня застигла метель. Я вошла в переднюю дверь и заметила, что вы в своем кабинете. Простите, что побеспокоила вас.

- Входите, пожалуйста. Не хотите ли снять пальто?

- Нет, благодарю вас. Сниму его чуть позже, я все еще никак не согреюсь.

Его глаза заблестели. Брутус подвинул тяжелое кресло, чтобы она могла сесть и переставил деревянный офисный стул поближе, чтобы дышать с ней одним воздухом. Ее красота не давала ему покоя вот уже двадцать лет.

- Раз уж я здесь, то хочу вас кое о чем спросить, - пристально посмотрела на него Селеста.

- О чем?

- Брутус, ты осознаешь, что то, как ты поступаешь - неправильно?

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, Селеста.

- Тогда позволь мне озвучить несколько вещей, о которых я знаю. А чего не знаю я, то ведает Бог.

Брутус заерзал на месте. Честность слабо привлекала его. Так какое дело было до этого Селесте?

- Скорее всего, это ты убил Ханса Зеппа много лет назад. Именно ты приказал убрать Эймса Рэнкина. Ты покупаешь конгрессменов, словно сигары. В твоих руках собрано бог знает сколько повторных закладных и решений о взыскании имущества за просроченный платеж. Ты покупаешь все, что можешь и всех, кого можешь. А те кто сопротивляется, оказываются в могиле.

- И ты ожидаешь, что я буду сидеть здесь и все это выслушивать? - он двинулся, чтобы подняться.

- Я хочу, чтобы ты осознал, как низко ты пал.

- Селеста Чальфонте, ты живешь в ином мире, в мире благородства, изысканности и романтики. Ты не понимаешь, как все на самом деле устроено, да и не хочешь понимать. Ты слишком хороша для нас, простых смертных.

- Да, я и вправду живу в другом мире, но ты в любом мире будешь считаться христопродавцем.

- Христопродавцем? А как ты думаешь, резину производят потому, что людям нравятся джунгли? Ты думаешь, сталь выплавляют потому, что людям нравится жара? Людей надо заставлять работать силой! Люди невежественны, глупы и ленивы. Сильный человек должен загонять слабого, иначе не видать нам ни прогресса, ни роста.

- Ах, да, промышленный кровопийца-прогресс... - Селеста была холодна, словно метель снаружи.

- Ты предпочла бы неясную буколическую иллюзию? Селеста, ты и тебе подобные - вымирающая порода. Америку построили такие, как я. Ваше время вышло в Геттисберге, а теперь - моя очередь. То, что ты называешь коррупцией, это цена, которую мы платим за прогресс. Римляне тоже думали, что Цезарь был коррупционером, но он превратил республику в империю. Америка становится империей!

- Alea jacta est.

- Да, жребий брошен. Возврата нет. Почему бы тебе не наслаждаться своим богатством и своей женщиной, - на этом месте его голос зазвенел, - и не оставить бизнес мужчинам? Тебе все равно его не постичь.