Брайан кивнула, не отрывая лба от коленей.

— Может, она была не такой уж и большой. Просто в зоопарке они все выглядят совсем по-другому. Дай мне минуту, я приду в себя.

— Не спеши.

К своему удивлению, Шейд обнаружил, что ему приятно успокаивать Брайан, хотя ничего подобного он не делал уже много лет. В воздухе чувствовалась прохлада, ночь стояла тихая. Было слышно, как в речушке журчит вода. Неожиданно вспомнилось крыльцо дома Браунов, их семейный портрет на качелях. Сейчас, обнимая Брайан, Шейд чувствовал такое же удовлетворение, что и тогда, в Аризоне.

Где-то над головой закричал ястреб, отправляясь в свой первый ночной полет. Брайан вздрогнула.

— Тише, — пробормотал Шейд. Его не рассмешила ее реакция, он даже не улыбнулся, успокаивая ее.

— Какая-то я дерганая, — с нервным смешком сказала она и снова откинула волосы назад.

В этот момент Шейд понял, на ней надета только свободная расстегнутая рубашка. Увидев ее гибкое стройное тело под тонкой материей, Шейд почувствовал, что его удовлетворение превратилось в невероятно сильное физическое желание, причем хотел он не просто симпатичную женщину с милым лицом, а именно Брайан.

— Пожалуй, нам надо вернуться и… — Она повернула голову, и ее лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от его лица. В глазах Шейда отражались его чувства, и, когда Брайан снова заговорила, он покачал головой.

Никаких слов. Сейчас не надо никаких слов. Только ощущения, только чувства. И когда Шейд поцеловал Брайан, у нее не осталось выбора. Пришлось признать и свое желание.

Сладость? Откуда она взялась и почему Брайан ее не замечала? Она провела с Шейдом уже почти месяц, но и не предполагала, насколько чувственный этот мужчина. Не замечала она и того, что ей необходима эта чувственность.

Его губы были требовательными и в то же время нежными, спокойными. Брайан сама не замечала, как давала все, о чем они ее просили. А то, что уже отдано, нельзя взять назад. Она почувствовала на своей коже его руку, теплую, уверенную, и вздохнула от удовольствия. В этом вздохе не было и тени протеста. Брайан хотела, чтобы Шейд к ней прикасался, ждала его, пусть и не признавалась себе в этом. Она придвинулась ближе. Теперь никаких отрицаний.

Шейд знал, что она окажется именно такой, подтянутой, стройной, гладкой. Тысячи раз он все это себе представлял. И тысячи раз пытался забыть вкус губ Брайан, но не мог выкинуть из головы ее теплый, манящий и приятный поцелуй.

Сейчас она пахла рекой, свежестью и холодом. Шейд вдохнул аромат летней ночи, прижавшись лицом к шее Брайан, и стал целовать ее, медленно спускаясь от губ к плечам. Дойдя до определенной точки, он стал изучать ее тело кончиками пальцев.

Это было пыткой, изящной, мучительной, неповторимой. Брайан хотела, чтобы это длилось и длилось. Она притянула Шейда к себе, наслаждаясь его мощным, гибким телом, чувствуя кожей ткань его одежды, шепот его дыхания, ровный и быстрый стук его сердца на своей груди.

Резкий запах здорового пота и работы исходил от Шейда. Кое-где виднелась пыль, которую он еще не успел смыть. Заметив это, Брайан вспомнила, как напряглись под рубашкой его мышцы, когда он забирался на забор в поисках удачного ракурса. Она точно помнила, как Шейд выглядел в тот момент, хотя притворялась, что совсем не смотрит на него и он ее не интересует.

Но ей была нужна его сила. Не мышцы, а та внутренняя энергия, которую Брайан почувствовала в нем с самого начала. Энергия, которой он делился в своих фотографиях, энергия, с которой жил.

Правда, разве не эта энергия ожесточила его, разве не она отгородила его от эмоций других людей? Голова кружилась, тело пульсировало, но Брайан пыталась найти ответ, который был ей так необходим.

Одного желания недостаточно. Она говорила об этом. И, боже, как же при этом хотела Шейда! У нее просто зубы сводило от возбуждения. И все же одного желания недостаточно. Но чего не хватало? Если бы Брайан знала…

— Шейд… — когда она попыталась заговорить, он остановил ее долгим поцелуем.

Брайан хотела, чтобы Шейд поглотил ее разум, тело, душу. Тогда исчезнут вопросы и ответы больше не понадобятся. Но пока вопросы существовали. Брайан пыталась удержать их в себе, правда, они не исчезли.

— Шейд, — повторила она.

— Я хочу заняться с тобой любовью. — Он поднял голову. Его взгляд был темен и суров. Даже не верилось, что руки при этом оставались мягкими. — Я хочу чувствовать твою кожу под своей рукой, слышать биение твоего сердца, смотреть тебе в глаза.

Шейд говорил тихо и совершенно спокойно, а в его глазах пылала страсть. Его слова испугали Брайан сильнее, чем пламя желания.

— Я не готова к этому, — едва смогла произнести она, отодвигаясь назад.

Желание вспыхнуло с новой силой, и вместе с ним к Шейду пришла злость. Он сделал над собой неимоверное усилие и смог взять чувства под контроль.

— То есть ты не хочешь меня?

— Нет. — Запахивая рубашку, Брайан замотала головой. И когда так успело похолодать? — Нет, хочу. И глупо это отрицать.

— Отказываться от того, чего мы оба хотим, тоже глупо.

— Я ни в чем не уверена. Здесь нельзя рассуждать логически, Шейд. — Она встала, собрала одежду и прижала ее к груди. — Я не могу думать о том, что случилось, как ты, рассуждать и систематизировать. Если бы могла, все было бы иначе. Но я не могу, я опираюсь только на чувства и интуицию.

Шейд встал. Он был убийственно спокоен. Самообладание вернулось, и он снова добровольно вошел в тюрьму, которую сам для себя создал.

— И?

Брайан дрожала. Не то от того, что холод жег изнутри, не то от ночной свежести.

— И моя интуиция говорит, что мне нужно больше времени. — По лицу Брайан и красноречивому взгляду было ясно, что она говорит искренне. — Может, я хочу, чтобы это случилось. Может, я боюсь того, что так сильно хочу тебя.

Слово «боюсь» Шейду не понравилось. Оно будто делало его ответственным за все происходящее, и он почувствовал, что должен защищаться.

— Я не хотел сделать тебе больно.

После паузы Брайан немного успокоилась. Дыхание стало ровнее, но сердце все еще билось слишком часто. Может, Шейд об этом и не знал, но он сам дал ей возможность отдалиться от него. Теперь она могла смотреть на него без опаски, мысли прояснились.

— Я знаю, что не хотел, однако сделал. А я панически боюсь шрамов. Возможно, в эмоциональном плане я трусиха. Это, конечно, не самая приятная мысль, зато истинная. — Она со вздохом поправила волосы. — Шейд, наше путешествие продлится еще два месяца. Я не могу позволить себе провести такое количество времени, страдая из-за тебя. А мои инстинкты подсказывают: ты, пусть и сам того не желая, можешь причинить мне боль.

«Она знает, как загнать мужчину в угол», — с тоской подумал Шейд. Он мог бы надавить и избавиться от кома в груди, возникшего из-за Брайан, но тогда, скорее всего, еще долго слушал бы ее упреки. Всего несколько слов понадобилось ей, чтобы он снова ощутил, как давит груз ответственности.

— Иди в фургон. — Он отвернулся и стал расстегивать рубашку. — Мне надо помыться.

Брайан хотела ему ответить, но поняла, что все уже сказано, пошла к фургону по залитой призрачным лунным светом дорожке.

Глава 7

Пшеничные поля. Вскоре она убедилась в том, что ее представления о Среднем Западе верны. Канзас оказался штатом пшеничных полей.

Кроме полей, во время путешествия по этому штату Брайан поразили степи, до горизонта заросшие золотистой травой. Они были прекрасны. Цвет, текстура, форма, образ. Эмоции. Конечно, попадались и города, в которых чудеса современной архитектуры соседствовали с роскошными домами. Тем не менее суть Америки Брайан видела в зерне, которое колосилось под голубым небом.

Кому-то бесконечные акры колыхавшихся от ветра злаков могли показаться скучными. Но она думала иначе. Горожанка сделала для себя настоящее открытие. В полях не возвышались горы, не сияли башни небоскребов, не петляли шоссе. Ничто не мешало взгляду. Такие же прекрасные, как и каньоны Аризоны, эти бескрайние плодородные просторы дарили покой. Брайан любовалась ими и не переставала удивляться.

Пшеничные и кукурузные поля символизировали сердце страны, ее трудовой пот. Но картинка вовсе не была идиллической. Просматривались насекомые, грязь, запачканная техника. Люди работали на полях, стирая руки и надрывая спины.

В городах Брайан замечала энергию и скорость. На фермах — четкий распорядок, которому позавидовал бы член правления любой крупной компании. Год за годом фермер всего себя отдавал земле и ждал, что она ответит тем же.

Если выбрать правильный ракурс и удачное освещение, можно сфотографировать пшеничное поле так, что оно покажется бесконечным и могучим. В вечерних тенях будет олицетворять спокойствие и непрерывность. Просто трава, просто стебельки, которые растут лишь для того, чтобы их срезали, переработали и использовали, живые и по-своему красивые. И Брайан хотела передать эту красоту так, как сама видела ее.

Шейд в том же самом видел вечную и всем давно известную зависимость человека от природы. Человек сеял зерно, ухаживал за ним, потом собирал урожай, навсегда привязанный к земле. Но не только тракторист, мокрый от пота канзасского солнца, худой от многолетнего труда, зависел от земли. Земля тоже от него зависела. Без человека пшеница станет дикой, какое-то время, возможно, будет процветать, но потом обязательно засохнет и погибнет. Такую вот связь видел Шейд, глядя на поле. Ее-то и хотел запечатлеть.

Несмотря на разницу во взглядах, пожалуй, первый раз с момента отъезда из Лос-Анджелеса Шейд и Брайан снимали вместе. Может, они и не заметили, но теперь чувства, ощущения и желания подталкивали их к одному и тому же.