Только Эди будет касаться его. Своими руками.

Своим телом.

Глава 17

Эди видела во сне, что танцует с Гауэйном. Они летали по бальному залу, все более широкими кругами, двигались идеально гармонично. А потом она остановилась на полушаге, притянула его голову к себе и поцеловала.

И проснулась с ощущением счастья. Оказалось, она проспала завтрак, так что упражнялась несколько часов до ленча. Спустившись вниз, Эди нашла Лилу в столовой. Выглядела та помятой, но более жизнерадостной, чем за все последнее время.

– Дорогая! – вскричала мачеха. – Садись со мной. Джонас скоро придет.

– Я не желаю слышать никаких подробностей, – заявила Эди, обходя стол.

– Можно подумать, я бы стала рассказывать нечто столь непотребное, – отмахнулась Лила, и со стоном потерла рукой лоб. – У меня ужасно болит голова, дорогая. Ты не представляешь. Твой отец и я…

– Надеюсь, вы смогли вести разумную беседу.

Лила хихикнула:

– Не помню. Не думаю. Кролики, дорогая! Кролики!

Эди, подумав, решила, что подражание кроликам всю ночь хоть и может быть неплохим началом, все же этого недостаточно, чтобы решить все насущные проблемы семейной жизни.

– К счастью, для тебя, – продолжала Лила, – я могу планировать свадьбу, даже если голова вот-вот расколется. Не говоря уже о походе по магазинам. Мы должны купить подарки для твоей маленькой дочери. Хотя на самом деле она твоя сводная золовка или что-то в этом роде.

Эди прикусила губу.

Взгляд Лилы смягчился.

– Ты будешь прекрасной матерью для этой бедняжки, Эди. Вот увидишь. Стоит тебе взглянуть на нее, и твое сердце растает.

Сердце самой Лилы таяло при виде любого ребенка. Она останавливалась у каждой детской коляски, воркуя и восхищаясь. Но Эди обычно и близко к ребенку не подходила. Дети такие маленькие и хрупкие, она просто не знала, что с ними делать. Что им сказать.

– Сегодня днем мы посетим «Эгбертз эмпориум», – решила Лила. – Для девочки лучший подарок, конечно, кукла. Можем купить и игрушечную ферму, и одну из новых разрезных карт Англии.

– Карта Шотландии более уместна, – вставила Эди.

– Англии, Шотландии. Какая разница! Несколько дней назад я видела очаровательную куклу. К ней полагаются три шляпки. Знай я про девочку, сразу бы все купила. Но твой отец не упоминал при мне о Сюзанне.

Эди прекрасно понимала, почему граф ничего не сказал жене. При мысли об осиротевшей малышке, глаза Лилы наполнялись слезами, а ее муж, очевидно, предпочел молчание трудному разговору.

Эди потянулась через стол и сжала руку мачехи.

– Ты приедешь ко мне? Пожалуйста.

– Конечно! Я буду самой доброй теткой, которая когда-либо была у ребенка. Предупреждаю, что намерена осыпать ее лентами, туфельками и всеми возможными подарками! Вместе мы восполним ей потерю матери.

В этот момент дверь открылась – и вошел отец Эди. В отличие от жены он, как всегда, выглядел безукоризненно. Эди не представляла отца одетым небрежно, хотя, конечно, ей было все равно.

Граф уселся. Подали первое блюдо.

– Я обдумал твою свадебную церемонию, Эдит, – объявил он.

Эди кивнула. Она решила, что откажется ждать еще четыре месяца.

– Герцог надеется поторопить меня, купив специальное разрешение. Хотя я это понимаю, все же отчасти сочувствую его нетерпению. Кроме того, слухи все равно пойдут, будем мы ждать четыре месяца или нет. Жаль, что леди Рансибл рассказали о требовании Кинросса.

Он бросил на жену неодобрительный взгляд, показавший Эди, что ее предположения оказались верны: никакие кроличьи игры не могут залатать образовавшуюся пропасть.

К счастью, Лила подперла голову рукой и не видела молчаливого упрека.

– Я решил, что позволю вам обвенчаться в самом ближайшем будущем, – продолжал граф. – Но приглашенных будет мало. Я попрошу епископа Рочестерского провести церемонию. Мы с ним вместе учились в школе.

Губы Эди расплывались в невольной улыбке.

– Однако я намерен настаивать, чтобы герцог либо остался в Лондоне на несколько месяцев, либо ездил в Шотландию и обратно, пока ты остаешься в городе. Необходимо, чтобы все увидели, что свадьба была поспешной не из-за нарушения правил пристойного поведения.

– Но что, если Эди забеременеет через неделю-другую? – спросила Лила, поднимая голову. – Тогда не будет никакой разницы в том, останется она здесь или уедет в Шотландию.

– Не забеременею. Уверена, такого не бывает, – поспешно проговорила Эди.

– Но случилось же с твоей матерью, – жестко отрезал отец, что было с его стороны непростительно жестоко. Но подбородок Лилы оставался высоко поднятым, что, по мнению Эди, было достойно восхищения.

– Герцог Кинросс показался мне чрезвычайно мужественным. Он настоящий мужчина, – заявила Лила.

– Не знаю, где мы будем жить в Лондоне, – пробормотала Эди с бешено колотящимся сердцем. Что будет с ними, когда она уедет? Она играла роль миротворца в этой семье.

– У герцога большой городской дом недалеко от нашего, – сообщил отец так же спокойно и холодно, как всегда. – Тебе нужно узнать, чем владеет твой муж. В Шотландии у него замок с землями и еще два поместья неподалеку от замка. Кроме того, у него есть дом в Шропшире и вышеуказанный городской дом в Лондоне. И кажется, кто-то упоминал о небольшом острове недалеко от побережья Италии.

– Это так романтично! – воскликнула Лила. – Пожалуйста, Эди, скажи, что пригласишь меня на остров!

После злобной реплики мужа она не смогла сохранять самообладание. Голос ее слегка дрожал.

– Конечно! – воскликнула Эди. – Если на острове есть дом, буду только рада принять тебя!

Ей стало немного не по себе. Похоже, она выходит замуж за богача. Не то чтобы она была этим недовольна, но и радости особой не испытывала. Она видела, сколько времени уделяет отец управлению собственными поместьями и различными домами. Если бы не эта тяжелая ответственность, граф мог бы стать одним из самых известных в мире музыкантов. Эдит ощутила укол грусти при этой мысли. Хотя сама выросла, зная, что у женщины нет шансов играть на публике, но у отца, несомненно, рано или поздно появился бы выбор.

Но сейчас, глядя на его сжатые челюсти, она вдруг поняла: на самом деле выбора и не было. Граф никогда бы не отвернулся от выполнения своего долга. Он был в плену своего титула… как Эдит – в плену своего пола.

Если бы Гауэйн не унаследовал многих обязанностей и большую ответственность, возможно, провел бы жизнь, выращивая пшеницу. Конечно, это не то что стать музыкантом мирового класса. Хотя тоже имеет определенное буколическое очарование.

– Сегодня днем я извещу герцога о своем решении касательно церемонии, – добавил отец.

– Поскольку у нас не будет времени сшить подвенечное платье, можешь надеть мое, – вставила Лила. – Мода не так сильно изменилась с тех пор. Мы подошьем его, и оно прекрасно тебе подойдет.

– О, Лила, это такое великодушное предложение!

Эди взяла мачеху за руку, от всей души жалея, что у нее нет детей. Лила хранила платье для своей дочери… но теперь, очевидно, отказалась от мечты.

Даже будучи неуклюжим подростком, Эди восхищалась подвенечным платьем мачехи – шелковым, вышитым крошечными блестками стекляруса, со складками, стекавшими, как вода, что придавало обладательнице неземной вид. Лила плыла в нем, ослепительно улыбаясь отцу Эди.

Теперь воспоминания казались невыносимо трогательными.

– Эдит наденет подвенечное платье своей матери, – отрезал граф.

Лила съежилась. Эди возмущенно уставилась на отца.

– Я не знала, что мама оставила платье.

– Ее платье и драгоценности будут переданы тебе перед свадьбой.

– Ясно.

Она крепко сжала руку Лилы под столом. Глаза мачехи подозрительно блестели. Она встала и просто сказала:

– По-моему, вчера я выпила слишком много шампанского, и теперь у меня совсем нет аппетита.

Эди и ее отец закончили завтракать в полном молчании. Она решила посмотреть, пойдет ли он наверх поговорить с женой. Но он устремился в переднюю и велел принести плащ. Дверь хлопнула. Отец ушел.

Поэтому Эди побежала наверх, и нашла Лилу в окружении горничных и трех сундуков.

– Я уезжаю погостить к родителям. В Бервик-на-Твиде, – сообщила она. Ее лицо приобрело пергаментный окрас, но она не плакала. – Поскольку подагра отца не позволяет ему приезжать в Лондон, я поеду к нему.

Эди присела на стул.

– Мне жаль только, что я пропущу твою свадьбу, – продолжала Лила. – Но насколько я поняла, вряд ли мне есть место в присутствии платья твоей матушки.

– О, Лила, нет! – вскрикнула Эди.

Глаза мачехи переполнились слезами.

– Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Но мысль о том, чтобы стоять в церкви рядом с твоим отцом во время свадьбы и делать вид, будто ему до меня есть дело… нет. Не могу.

– Понимаю, – кивнула Эди, вставая, чтобы обнять ее. – Правда, понимаю.

– Загородный дом моих родителей недалеко от шотландской границы, так что я нанесу тебе визит, прежде чем… если вернусь в Лондон.

Она с трудом сглотнула.

Эди прижала мачеху к себе. Ее сердце ныло. Она открыла рот, чтобы сказать, что отец наверняка приедет за женой… и тут же закрыла. Вполне возможно, что граф не станет трудиться вернуть Лилу.

– Главное, чтобы ты, дорогая, была счастлива со своим великолепным шотландцем, – прошептала Лила, целуя ее в щеку.

И точно, граф, вечером приехав к ужину, безразлично заметил, что в маленьком городке на границе с Шотландией просто нечего делать.

– Моя жена не найдет там развлечений и, конечно, очень быстро вернется. Не вижу причин тратить время и энергию, отправляясь за ней.

– Если бы ты только был к ней добрее, – взмолилась Эди. – Она обожает тебя.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – отрезал отец.

– Я знаю, что ты ее любишь. И все же обращаешься с ней, как с ничтожной наложницей. Словно факт, что ты ведешь себя, будто имеешь право учить всех морали, означает, что все должны склоняться перед тобой, когда ты проходишь мимо. Я знаю, что она любит…