Вайолет издала яростный вопль и метнула в брата клубок голубой шерсти.

Вернее, попыталась метнуть, но задела рукой свой округлившийся живот, и клубок шерстяных ниток полетел на пол.

Брат с сестрой смотрели, как он прокатился и замер у ног Джонатана.

Тогда Джонатан перебросил ей его назад и, наклонившись к ней и крепко зажмурившись, замер так, чтобы она смогла кинуть в него клубком еще раз.

Клубок отскочил от его груди.

Они наблюдали, как клубок остановился в нескольких футах от окна.

– Ну что, полегчало? – спросил Джонатан.

– Нет. Ты можешь принести его?

– Конечно. – Он поднял клубок и протянул ей.

– А теперь не смог бы ты принести мне марципан? И, может, немного малины?

Джонатан недоверчиво посмотрел на нее.

– Женщина, ты путаешь меня со своим добровольным рабом графом Ардмеем. И где мы найдем малину в это время года? О господи, ты сейчас разревешься, не так ли?

Вайолет обдумала его слова.

– Не в этот раз, – наконец решила она. – Но мне кажется, малышу хочется малины.

– Я считаю, что у тебя девочка и она будет вылитая ты. – Джонатан произнес это как ругательство, бросился в кресло рядом с ней и развалился, устроив ноги в сапогах на мягком стульчике. Ему захотелось позволить это себе, пока мать не видит.

– Ашер тоже всегда так делает, – мечтательно сказала Вайолет.

– Он бы вел себя по-другому, если бы рос с тобой и должен был все время оттаскивать тебя за локти от колодцев и тому подобное. – Однажды Вайолет в споре с поклонником пригрозила броситься в колодец и уже занесла над ним ногу, но тут ее оттащили за локти в сторону. Судя по всему всем в Англии стало известно об этом случае. – Будь уверена, его грива поседеет уже к тому времени, когда ребенку исполнится два годика. В конце концов, он – граф. И захочет сына.

– Кстати насчет колодцев: так я не кидалась в них постоянно и не собиралась кидаться вообще. И кроме того, Ашер сделал для меня гораздо больше твоего. – Она снова мечтательно улыбнулась. – То, что мужчина может позволить себе…

Джонатан зажал уши руками.

– Нет! Не желаю ничего слушать. – Сестра засмеялась. – Но ты выглядишь просто превосходно, вся светишься, хоть и растолстела.

По правде говоря, вид у сестры был немного утомленным. Джонатану не нравились фиолетовые тени у нее под глазами. Он подумал, что не так-то просто выспаться тому, кто носит в себе живой груз, который к тому же, возможно, станет графским наследником. Беременность оказалась совсем не легкой для Вайолет, но для нее ничто не было легким.

– Спасибо. Можешь немного отодвинуться от меня, пожалуйста? Ты пахнешь куревом, а меня от дыма тошнит. Страшно не хочется избавиться от содержимого желудка здесь, в гостиной. Когда собираешься отправиться в паб, поиграть в дартс? Может, выведешь меня прогуляться, Джонатан?

Он тут же отодвинулся от нее.

– Я курил сигару сегодня поздно ночью. – Ему захотелось рассказать ей про случайную встречу с Томми, но потом он передумал и решил оставить все при себе. – Должно быть, дым впитался в одежду. Ты сказала о прогулке? В твоем положении? С ума сошла? Если только до окраины парка, а потом я приведу для тебя осла с повозкой. Их найти будет легче, чем достать карету.

– О, пожалуйста, пообещай! Я задумала короткую прогулку, а Ашер в Лондоне по распоряжению короля. Это сплошной эгоизм со стороны короля вызвать к себе моего мужа, когда он мне так нужен. Я хочу навестить цыганку Леонору Херон и Марту – ее дочку. О боже! Только посмотри на себя. Ты побледнел как смерть! Тебе плохо?

– Мне не нравится эта девчонка. – Один раз дочь цыганки нагадала ему такое, что его ужас пробрал до мозга костей. – И ты знаешь почему. Зачем тебе нужно увидеться с маленькой цыганкой?

– Затем, что мне хочется спросить ее о ребенке.

Джонатан ласково взял сестру за руку и понизил голос до шепота.

– Ты боишься родить зверушку?

Вайолет выдернула свою руку из его руки.

– Я хочу спросить ее о ребенке, потому что девочка оказалась права насчет… – Она остановилась. Покусала губу. В глазах зажглась тревога.

Но было поздно. Джонатан прекрасно понимал ее и поэтому мгновенно переспросил:

– Права насчет чего, Вайолет?

Та хранила молчание.

– Права насчет чего? – проявил настойчивость Джонатан.

– Насчет… кое-чего. Я слышала, что она правильно предсказывала определенные вещи.

Он недовольно фыркнул.

– Начни снова. Насколько мне помнится, во время нашего визита к миссис Херон вместе с Цинтией та упомянула о каком-то твоем путешествии по водам. И тут эта ее полоумная дочка Марта выпалила слово «ла Вей». И… дай-ка вспомнить. На балу ты – ох, да еще как! – возбудилась, узнав, что ла Вей – это имя первого помощника капитана на судне графа Ардмея. Подумать только, почему-то ты решила, что Лайон стал пиратом под именем ле Шат. Граф получил лицензию от короля на охоту за ним. А потом, – Джонатан заговорил медленнее, – ты отправилась в гости на загородную вечеринку. И осталась там на две недели. Практически сразу после твоего возвращения здесь объявился граф Ардмей, и вуаля! Ты выскочила за него замуж через несколько недель.

Вайолет выслушала его.

– Последовательность событий была такова, – осторожно согласилась она.

Джонатан пристально посмотрел на сестру.

На ее лице бродило выражение погруженной в себя, блаженно улыбавшейся мадонны, рука безотчетно поглаживала живот, что было уловкой, чтобы вызвать у брата чувство вины.

Вайолет давно следовало бы привыкнуть к тому, что на него такие уловки не действуют.

– Эта «загородная вечеринка», случайно, проходила не на корабле? – саркастически поинтересовался Джонатан.

Сестра по-прежнему держала рот на замке.

– Пресвятая Богородица! Вайолет! – Он испытывал страх, был недоволен и немного зол. – Что произошло? Единственное, что я могу сказать: я рад, что вы с графом Ардмеем теперь вместе. Тебе страшно повезло, что ничего дурного с тобой не случилось. Я безумно устал от секретов этой семьи. Дай мне клубок. Сейчас же!

Как настоящая кающаяся грешница, Вайолет, ссутулившись и крепко зажмурив глаза, протянула ему клубок ниток.

Он не хотел набрасываться на беременную сестру, поэтому с силой кинул клубок через комнату…

И угодил в возникшую в этот момент на пороге мать, как раз в ее богато украшенную грудь.

Клубок отскочил от нее, покатился по ковру, оставляя за собой след из разматывавшейся голубой нити, подкатился к ногам Вайолет и остановился, как преданный щенок.

Джонатан и Вайолет замерли наполовину от ужаса, а наполовину, – чего уж тут скрывать! – от удовольствия.

Онемев от неожиданности, мать мгновение стояла совершенно неподвижно. Потом пришла в движение.

– Что я говорила тебе о том, как надо бросаться вещами в доме, Джонатан? – наконец спросила она.

Он сделал вид, что вспоминает.

– Никогда не промахиваться?

Мать засмеялась. Фаншетта Редмонд всегда сквозь пальцы смотрела на проделки младшего сына. Возможно потому, что после неожиданного исчезновения его старшего брата Лайона мать вообще перестала смеяться. И только Джонатан в один прекрасный день сумел развеселить ее.

– Отец хочет поговорить с тобой, сын. Я не знала наверняка, что ты приехал. Сейчас он в библиотеке.

– Ах! – только и сказал Джонатан в ответ.

В коротком восклицании было скрыто так много! Отец к проделкам сына относился не так снисходительно, как мать.

– Спасибо, – не забыл добавить Джонатан.

– Разговор не значит приговор, мой дорогой.

Он тут же нашел достойный ответ:

– Тюремный юмор, матушка. Но придумано удачно.

Мать слегка покраснела. Возможно, она совершенно естественно предположила, что сын попал в какую-то переделку. Позже будет достаточно времени, чтобы все объяснить ей.

Джонатан встал и потянулся, заметив при этом, как на лице матери промелькнуло удивленное, смешанное с тоской выражение, которое, впрочем, тотчас исчезло. Джонатан сообразил, что она, как и многие другие, обратила внимание на его все более увеличивающееся сходство с Лайоном.

Проклятье!

Он любил брата. Но прекрасно понимал, что тот отнюдь не был святым, о чем другие иногда хотели забыть, если вообще знали об этом. И Лайон исчез, не сказав никому ни слова, будто бы потому, что Оливия Эверси разбила ему сердце. Это было как исполнение древнего проклятия, о котором знала вся Англия: раз в поколение между Эверси и Редмондами вспыхивала любовь, влекущая за собой катастрофические последствия. В этом веке вражда между семействами Эверси и Редмондов кипела, скрываемая внешней любезностью. А в другие времена, как, например, в 1066 году, они, по слухам, топорами пробивали друг другу черепа. И вот – исчезновение Лайона…

Джонатан намотал нитку на клубок и, не говоря ни слова, отдал его сестре. Поцеловав мать в щеку, он отправился наверх, чтобы уговорить отца вложить деньги в дело сына, который не собирался никуда исчезать, не говоря уже о том, чтобы пасть жертвой проклятия, связанного с неуместной и неподходящей любовью.

Нет, ни в коем случае! Он станет победителем, а не побежденным.

Редмонды побеждали всегда! И с неизменным успехом.

Глава 3

Если кабинет отца воспринимать как симфонию, то написать ее должен был сам Бах. Со вкусом, выверено, мужественно и стройно. Здесь было много коричневого и бежевого цветов, драпировки из богатых и плотных тканей – бархата, сукна и крепа. «Лучший способ заглушить крики жертв Айзеи», – подумал Джонатан и развеселился. Хотя глушить крики было не так уж и необходимо. Его отец мог просто парализовать жертву – либо непокорного сына, либо дурно распоряжавшегося делами управляющего – одним лишь умело подобранным словом и острым взглядом зеленых блестящих глаз. Прямо как… дикарь, вооруженный копьем с отравленным наконечником.

Джонатан много узнал про туземцев, про копья с отравленными наконечниками и тому подобное от брата Майлса, знаменитого путешественника, которого чуть не съели каннибалы где-то в Южных морях. Вообще-то его больше интересовали рассказы про прекрасных темнокожих женщин, которые разгуливали обнаженными выше талии, но он запоминал и другие, малоинтересные детали, которые прилипали к щекотавшим воображение фактам, как пушинки к засахаренным сладостям. Джонатан никогда не забывал того, что узнал.