Салли чмокнула их обоих – и Томми, и Джонатана – в щеку. При этом Томми заметила, как Джонатан покраснел.

Это же надо! Джонатан Редмонд – уж кто-кто! – и тот залился краской от поцелуя меленькой девчонки.

Они смотрели, как Салли вприпрыжку уходит вместе с мисс Эндикотт, радуясь ожидавшим ее знакомствам с юными леди и обещанным кексам к чаю.

Она даже не обернулась на прощание.

– Ну вот! С глаз долой – из сердца вон, – с шутливым беспокойством сказал Джонатан.

– У них такая гибкая психика, у этих малышек, – тихо заметила Томми. – Радуйтесь, мистер Френд.

Но она ничего не могла с собой поделать – стояла и смотрела, пока Салли находилась в поле зрения, чтобы до конца убедиться, что девочка теперь будет избавлена, по крайней мере от побоев. Это лишь одна девчушка, у которой теперь есть кров, которую согреют, накормят и защитят, и в один прекрасный день у нее появится собственная семья. Всего лишь один ребенок! Но и это хорошо.

Томми вздохнула, сообразив, что стояла почти не дыша. В известном смысле она жила не дыша эти несколько дней. Ею овладело чувство потери и одновременно ощущение триумфа.

Обернувшись, Томми увидела, что Джонатан рассматривает ее с выражением, которое она не смогла понять, – так быстро оно исчезло с его лица. Возможно, это был восторг. Или удивление. Или задумчивость. А может, обворожительная смесь из первого, второго и третьего.

– Пойдемте? – предложил он и развернулся на каблуках.

Томми последовала за ним в прохладу ясного дня. И полной грудью вдохнула свежесть деревенского воздуха, словно собираясь как можно больше набрать его в легкие, чтобы потом в Лондоне наслаждаться его чистотой.

– Надышитесь за нас двоих, – мягко посоветовал Джонатан.

Томми засмеялась.

– Я забыла, как люблю деревню.

– Я тоже, – просто сказал он.

Но в двух этих словах было море смыслов. Пеннироял-Грин был его домом, местом, где веками жили и умирали его предки. Редмонды и Эверси удобрили собой почву здесь и далеко вокруг.

Томми даже стало интересно, что это за чувство такое – причастность к чему-либо.

– Мистер Френд… Вы не могли бы исполнить для меня песенку «Бе-бе, черная овечка»?

Ледяное молчание в ответ.

– Мне показалось, мы условились никогда не вспоминать об этом.

Томми слегка подпрыгнула, рассмеявшись.

– О, если бы только наши великосветские друзья смогли услышать вас! У вас прекрасный голос.

– Тут я с вами соглашусь, – с готовностью ответил Джонатан. – Я доведу вас до кареты, Томми, и кучер отвезет вас в Лондон. Мне нужно задержаться здесь, чтобы увидеть сестру. В столицу я отправлюсь, скорее всего, завтра.

Она улыбнулась.

– Вы любите свою сестру.

– Моя сестра – сущее наказание. А сейчас она вдобавок еще и беременна.

– Другими словами, вы любите свою сестру.

Редмонд засмеялся.

Странно, но смеяться вместе с ним было похоже на ощущение от шампанского – хотелось еще и еще, и с каждым глотком голова кружилась сильнее и сильнее.

И оказалось интересно узнать, что Джонатан Редмонд – это человек, который по-настоящему отзывчив и заботлив. Который действует кулаками, только чтобы спасти кого-то. Который рискнул своей репутацией и именем семьи, отправившись к мисс Эндикотт договориться насчет Салли. И зашел настолько далеко ради Томми и маленькой девочки, которая ковыряла в носу, вытирала сопли рукавом, теребила его, смеялась над ним и заставила чуть ли не два часа петь ей «Бе-бе, черная овечка».

Томми откашлялась.

– Спасибо за то, что вы сделали для Салли, – сказала она тихо и немного чопорно, потому что признательность ее была велика и застенчива, а Томми не привыкла быть застенчивой.

Судя по всему, Джонатан это понял.

– Друзья приходят на помощь, если могут оказать ее, не так ли, мисс де Баллестерос? Теперь я буду ночами размышлять о том, чем вы сможете отплатить мне.

Джонатан искоса бросил на нее озорной взгляд.

Она усмехнулась.

– Из вас выйдет чудесный дядюшка. Вы очень по-доброму обращаетесь с детьми.

– Типун вам на язык, – сказал он, впрочем, без особой уверенности.

Рулада птичьей песенки нарушила молчание, соединившее их.

– Вы тоже добры к ним, Томми. По крайней мере, я так это воспринял.

Томми пожала плечами.

Джонатан поднял руку и отвел в сторону низко нависшую ветку.

– Почему это так важно для вас? Вам хочется завести себе семью? – немного рассеянно спросил он.

Как будто этот вопрос не имел огромной важности. Как будто ее ответ не сказал бы о ней все самое откровенное. Как будто на свете существовало что-то еще, чего бы Томми хотелось больше.

– Я люблю детей, – уклончиво ответила она, не желая откровенничать, чтобы ответами не вызывать новых вопросов и не показать свою уязвимость.

У Джонатана была возможность узнать ее тайны. В конце концов он, возможно, откроет одну из них.

Редмонд вопросительно смотрел на Томми, понимая, что это увертка. Но решил все оставить, как есть.

Потому что ему нравилось идти рядом с ней в этот солнечный холодный день по этой деревне, которую он любил так же, как свою семью. Он нашел бы дорогу назад к карете в безлунную ночь, лишь прислушиваясь к свисту ветра в ветвях знакомых деревьев, по особому журчанию реки, бегущей по ложу из камней, по тому, как повышается или понижается тропа под его ногами.

В присутствии Томми мир раздвигал свои границы, становился ярче и проще. Она была единственной знакомой Джонатану женщиной, за исключением, пожалуй, Вайолет, с кем он мог быть полностью самим собой. Ирония заключалась в том, что изначально она представлялась ему источником хаоса. Хотя в данный момент рядом с ним Томми была тиха и сосредоточенна.

Они ступили на мост, перекинутый через реку, и, пройдя несколько шагов, остановились на нем, чтобы заглянуть в воду.

– Мальчишкой я ловил тут рыбу. Мне редко удавалось поймать что-нибудь больше моей ладони. Отец нас всех сюда приводил – меня, Майлса и Лайона.

– Вы близки с отцом?

– Мой отец – тяжелый человек, – признался Джонатан. Ему не хотелось лгать.

Томми не стала настаивать на продолжении, потому что многое услышала в этих простых словах.

– А ваш брат Майлс?

– Лайон был старшим, но мы всегда обращались к Майлсу за советом. Он всегда оставался уравновешенным, несмотря на…

«О черт!»

Подскочив на месте, Джонатан обернулся и увидел, как Томми рвет шнуровку на платье. Потом она стянула платье через голову и осталась в одной нижней сорочке. Брыкнула ногами – раз! два! – ее туфли взлетели в воздух, как атласные ракеты.

И прежде чем он успел вытянуть руки, чтобы удержать ее или просто запротестовать, Томми вскочила на перила моста.

Проклятье! Джонатан схватился за перила.

В ту же секунду до него донесся всплеск воды.

Фонтан брызг взметнулся вверх, все в мире остановилось. Его сердце. Время. Его дыхание.

Томми появилась на поверхности, отфыркиваясь и молотя руками. Потом легла на воду. Сорочка плавала вокруг нее, как пена. Загребая воду сильными белыми руками, она решительно, если не грациозно, двинулась вперед.

Перед ней, – можно было дотянуться рукой, – плыл обрывок яркой ленты с кусочком металла, который неумолимо уносило ленивым потоком.

Джонатан уже тоже был в воде. Он не помнил, как тут очутился, как сбрасывал сапоги. Просто вдруг сообразил, что с головой ушел в ледяную зеленоватую воду.

Выскочив на поверхность, он быстро поплыл вслед за Томми. Редмонд был отличным пловцом, поэтому в два счета нагнал ее, подстегиваемый кипевшей в нем яростью.

– Дура ненормальная! Тебе самое место в Бедламе! Проклятая…

Подхватив Томми под мышки, он прижал ее к себе и потянул к берегу.

– Да как вы… Отпустите меня!.. Отпусти меня, мерзавец…

Джонатан не услышал конца фразы, потому что девушка крутилась и вырывалась, утаскивая их обоих под воду. Речная вода хлынула ему в нос, однако, отфыркиваясь, он пытался удержаться вместе с ней наплаву.

Томми молотила руками, при этом чуть не въехав ему в ухо.

Джонатан смачно выругался.

А она все норовила вцепиться зубами в его руку.

Улучив момент, Джонатан ухватил Томми поперек груди и потянул к берегу. Он был сильнее. И не важно, что девица вытворяла, у нее не было никакого шанса против него. Хотя она изо всех сил пиналась и билась у него в руках, Джонатан неуклюже вытащил ее на узкую отмель, как груз, оставшийся после кораблекрушения.

Томми резко выпрямилась.

Он задыхался, однако сумел выговорить:

– Только сделай хотя бы шаг к воде, и я сверну тебе шею, Томми. Клянусь Богом, я не шучу!

Руки ее были сжаты в кулаки. Костяшки побелели. Она попыталась встать на колени, но опять согнулась, кашляя и задыхаясь.

– О черт!.. Ты… Проклятье!..

Это было сказано с такой мукой в голосе, что Джонатан застыл.

– Томми!.. Что случилось?… – заикаясь, произнес он.

– Она сейчас утонет! Пожалуйста! Джонатан, о, пожалуйста, поймай ее…

И трясущейся рукой указала на проклятую красную ленту.

Джонатан бросился назад в воду. К счастью, эта штука – что бы это ни было – удалилась не так далеко. Ему, отличному пловцу, не составило большого труда не упускать ее из виду, как она станцевала па-де-де, чтобы разминуться с дрейфующей веткой, как пококетничала со стайкой проплывавших листьев, а потом закрутилась между двумя камнями. Тут-то он ее и поймал.

Высунувшись из воды, Джонатан высоко поднял ее в руке и помахал ею Томми, удивившись при этом, как далеко от него она оказалась. Он увидел, как девушка молитвенно сложила перед собой руки и, уткнувшись в них лбом, опустилась на колени. С такого расстояния вид у нее был изваянной из мрамора святой мученицы – белые руки, белая рубашка, коленопреклоненная поза. Только свободные от шпилек волосы темной волной падали вперед, скрывая лицо.

Оттолкнувшись ногами от камней, Джонатан начал обратный путь. И вот тут он руками и ногами ощутил, насколько велико расстояние до нее. Каждый последующий ярд становился длиннее и длиннее. Он уже несколько лет не плавал в реке и никогда до этого в брюках и сорочке. А до нее еще было плыть и плыть…