Джулия Лонг - Однажды в полночь

И в этот момент Джонатан понял. До него дошло, что эта идея гениальна. Он не смог бы описать, как это произошло – просто где-то в голове словно зазвонил колокольчик.

А теперь он двигался в сторону Бонд-стрит, чтобы разом выложить Клаусу все новости.

Сначала Джонатан предложил ему печатать порнографические открытки. Просто так, для веселья. Клаус схватился за эту идею, назвал ее роскошной. Потом, однако, к его удивлению, Джонатан дал задний ход.

– Ты хочешь, чтобы тебя ассоциировали с отличной продукцией. Ты намерен производить что-то исключительное, уникальное, что-то такое, что захотят приобретать дамы и иметь это в своем распоряжении, что-то такое, что джентльмены могли бы покупать для своей леди. Что-то такое, чего желали бы получить все, и могли бы этим торговать, хорошо при этом зарабатывая. И чтобы ты мог назначать за такой товар высокую цену, но не запредельно высокую. Либман, ты готов начать?

Клаус с готовностью подался вперед.

– Мы начнем с игральных карт с портретами членов двора.

Клаус широко открыл глаза. Несколько мгновений он молча таращился на Джонатана, губы его сложились в маленькую букву «о». А потом он выбросил вперед руку, чтобы опереться на плечо Джонатана и не упасть от нахлынувших на него чувств. Идея была великолепной.

Захлопав в ладоши, Клаус что-то восторженно залопотал по-немецки. С французским и испанским у Джонатана обстояло вполне сносно, но немецкий звучал для него, как скрипы и удары деревяшек друг о друга.

– Клаус! Не по-немецки! Клаус! Говори по-английски, пожалуйста.

– О, прошу прощения, main freund[6]. Это потрясающая идея! Все захотят покупать их! – Клаус уже долгое время прожил в Лондоне, чтобы понять, что здесь крутит колесами судьбы: слухи, статус и тщеславие. – Нам нужен художник.

Клаус был практичен до мозга костей – Джонатан это давно понял. Вдобавок он поклялся, что больше его ноги не будет в игорных заведениях. Отличное качество для делового партнера.

Джонатан подумал с минуту. Потом щелкнул пальцами.

– Есть на примете один.

Наконец салон Томми де Баллестерос может принести хоть какую-то пользу. Виндхэм! Художник, который рисовал картины откровенного содержания для борделя «Бархатная перчатка» и который, по слухам, написал портрет Томми. Его работы наверняка вполне профессиональны, чтобы перевести их в цветные открытки.

Останется только уговорить его поработать на них. Но за процент с прибыли он согласится.

– И еще… Вероятно, нам нужны модели. – Лицо Клауса загорелось от наплыва идей. – Представляешь, Редмонд, я оставил последнюю рубашку за карточным столом, а теперь карты возвращают мне мою будущность. И моделей!

Джонатан вдруг застыл. Настала его очередь без слов, удивленно таращиться на Клауса.

«Ты мог бы доверить картам свое собственное будущее», – сказал тогда его отец.

И тогда его лицо расплылось в улыбке.

В улыбке, которая не сулила ничего хорошего отцу.

– Клаус, Клаус, Клаус! Я просто сокровище, – тихо засмеялся он. – Мы оба – сокровище. Будут у тебя модели. И мы задействуем дополнительные возможности, что наверняка сделает нас популярными – и это еще слабо сказано. При небольшом содействии Аргоси и книги пари «Уайтса» эта река озолотит нас. Я имею в виду слухи.

Тонкий луч солнца под небольшим углом проник в окно. Тихонько хихикала Салли, завтракая хлебом с сыром. Абсолютно точно – легкий, беззаботный смех ребенка был звуком самого солнца. Томми так и не смогла заставить себя поверить в то, что Доктор говорил серьезно. Он ведь знаком с Резерфордом. Неужели угрожающий вид этого бегемота не произвел на него впечатления?

Чем больше Томми думала об этом, тем яснее понимала, что перед ней возникло очередное препятствие. А чем была бы ее жизнь без череды препятствий, которые она не просто преодолевала, а преодолевала с триумфом?

В любом случае, ей нужно искать нового лекаря, а это займет некоторое время.

Но как Салли будет это время обходиться без врача? Этот вопрос сильно заботил Томми. Девочка же сидела и болтала ногами.

В три пополудни Томми оставила ребенка на попечение Резерфорда и отправилась купить хлеба, сыра и, может быть – всего лишь может быть! – немного мяса. Ее доверенное лицо – Резерфорд – отправит Доктора восвояси, если тот вдруг объявится.

По возвращении, когда Томми открыла входную дверь, внезапно раздался глухой удар, потрясший дом до основания. Пресвятая Богородица, только одно-единственное могло сопровождаться таким грохотом! Не останавливаясь, чтобы наложить засов, Томми ринулась через коридор к лестнице. Взлетела по ней и распахнула дверь в свою комнату.

На первый взгляд все было в порядке. Но потом она увидела Доктора, который, как ни в чем ни бывало, сидел на кушетке со стаканом бренди в руке.

А на полу, как огромное морское млекопитающее, прижимая руку к груди, раскинулся Резерфорд.

Сердце остановилось. Томми зашатало. Она уронила свертки и упала на колени рядом с Резерфордом. Потом закрыла руками лицо.

Томми резко вскочила, задыхаясь от ужаса.

– Он, что?… Это ваша работа?

– Нет-нет. Я не занимаюсь убийством людей. Я их лечу.

– Ох, какая я дура! – с горечью воскликнула Томми. Теперь она видела, как поднимается и опускается грудная клетка Резерфорда. – Тогда, что вы сделали с ним? И где Салли?

– Он сейчас в объятиях Морфея. И останется там еще долго. Без сомнения, этого времени хватит, чтобы нам насладиться друг другом. Мы с ним выпили. Какой человек откажется от толики отличного бренди? Я притворился сговорчивым, послушным и все понимающим, попросил прощения, предложил выпить на прощание. Подсыпал порошок ему в стакан. Количество снадобья пришлось рассчитывать по весу коня. Это он упал с грохотом. Ребенок просто дремлет, как это часто бывает с детьми. Она даже не шевельнулась. Я ходил взглянуть на нее, с ней все в порядке. Мы воспользуемся вашей спальней?

Доктор принялся развязывать галстук.

– Мы что?… – Томми поперхнулась. – Вы с ума сошли?

– О, вы предпочитаете заняться этим прямо здесь? – Он оглядел комнату. – Может, я положу вас на стол, и вам не придется раздеваться полностью. Очень удобно и вам, и мне, а Резерфорд, к сожалению, еще не скоро придет в себя. Впрочем, тут есть кушетка, и вы сможете занять положение сверху. Возможно, вам известно что-то новенькое и интересненькое, тогда мы оба порадуемся.

И он действительно начал расстегивать штаны.

– Нет! Даже если вы окажетесь последним мужчиной на Земле, Доктор.

Томми отчаянно – отчаянно, отчаянно! – не желала даже случайно взглянуть на его червяка.

Доктор остановился, немного задетый.

– О, вы это наверняка преувеличиваете. Не такой уж я отталкивающий. Будьте хорошей девочкой, сядьте сюда и задерите юбки. Все закончится, вы даже не успеете сообразить. У меня назначена встреча через час или около того, так что я сразу вас покину.

От его скучной, унылой манеры говорить все казалось еще более омерзительным.

Доктор двинулся к ней. Томми инстинктивно отпрянула назад, споткнулась о Резерфорда, покачнулась и отлетела к стене.

– Отлично. Прекрасная идея. Вот тут прямо у стены и начнем.

Коленом в пах. Или каблуком под колено. Это были проверенные временем способы удержать мужчину на расстоянии.

Однако он опередил Томми, схватил за запястья одной рукой и прижал спиной к стене.

Она зарычала низко, как животное. Господи, как же она ненавидела, когда ее хватали за запястья!

Томми попыталась ударить Доктора коленом, но он это предвидел и навалился на нее всем телом, прижимаясь к ней своим мягким пузом, и она почувствовала, как его член ожил. Содержимое желудка подкатило к горлу.

Руки у него были влажнее и холоднее, чем обычно. И почему-то от этого Томми еще больше захотелось завопить. Визжать и визжать, не переставая, от этого очевидного факта, что он был не человек, а рыба.

Свободной рукой Доктор начал спокойно тащить вверх ее юбки. Если Томми попытается вывернуться из его захвата, он просто сломает ей запястья.

Ну ладно. Тогда остается только укусить его.

Почувствовав, как медаль отца жжет ей грудь за корсажем, Томми взмолилась, прося у нее смелости и защиты. Она резко повернула голову, приготовившись вцепиться зубами ему в руку.

Неожиданно глаза у Доктора выкатились из орбит. Он широко открыл рот. Отпустив Томми, потянулся руками к своему горлу, издавая утробные звуки, будто его тошнило.

И неожиданно резко взлетел в воздух.

Томми в ужасе смотрела, как болтаются у него ноги, как выгибается его тело. Ей это напомнило рыбу, попавшую на крючок.

Тогда она наконец вытерла слезы с глаз и подняла голову. И увидела, что это Джонатан Редмонд держит Доктора на вытянутой руке, пользуясь его воротником как удавкой.

Глаза Доктора опасно наливались кровью. Лицо быстро приобретало фиолетовый оттенок.

– Вам лучше отпустить его, – едва-едва выговорила Томми.

Джонатан послушался. Доктор рухнул на колени с мерзким стуком, задыхаясь, кашляя, пытаясь восстановить дыхание. Носком сапога Джонатан тронул его, внимательно разглядывая, как какой-то гриб неизвестного происхождения на лесной поляне.

Потом он посмотрел на Томми.

– Вы не пострадали? – Какое у него устрашающее выражение лица!

– …не пострадала? – тихо переспросила она. – Нет. Спасибо. Вы появились очень вовремя.

Теперь они вдвоем разглядывали Доктора на полу.

– Не могу решить, убить ли вас прямо сейчас, – задумчиво сказал Джонатан, – или на улице, для удовольствия.

С трудом Доктор проскрежетал в ответ:

– Вы больше… никогда… не увидите меня. Человек вашего положения не может быть убийцей. Вы уже убили бы меня, если бы хотели.

– При чем здесь мое положение? – удивился Джонатан. – Боюсь, у меня сегодня нет свободного времени, чтобы избавиться от тела. Все дело в этом. Томми, не могли бы вы передать мне саквояж Доктора?