Его юмористическое обещание рассмешило нас до упаду, я развеселился, и впервые за все это время мне стало легко — точно растворилась ледяная глыба внутри.

Проснувшись на следующее утро, я по-прежнему ощущал, что Орели больше нет и никогда не будет, но это уже не причиняло мне физической боли. Мне чудилось, что я стою на пороге новой жизни, и захотелось порадовать детей — слишком уж часто им приходилось видеть мое лицо печальным. Я решил повести Гастона и Марго в Диснейленд, сказал им об этом — и они просто ушам своим не поверили. Папа повеселел — это сразу было заметно! Сын, быстро сообразив, что не пойдет по такому случаю в школу, обрадовался вдвойне. День выдался чудесный, хотя мне стало сильно не по себе, когда Гастон, в его неполные пять лет, захотел на американские горки. Правда, няня, которая была с нами, тут же вызвалась его сопровождать, и я успокоился настолько, что заметил, какая привлекательная у няни попка. Да, определенно, мне становится лучше. А мой мальчик был страшно горд: если ему разрешают кататься на этом аттракционе, значит, он уже «большой». Мы с Марго провожали его глазами, я побаивался, а дочка заливалась смехом всякий раз, как вагончики поезда, где сидели Гастон с няней, проносились мимо. Спустившись на землю, Гастон только и сказал: «Пошли, теперь я хочу покататься на Космической Горе!»

Пора мне осознать, что мальчик растет. Он совершенно замечательный и не по годам взрослый. После смерти Орели сын стал очень ласков со мной, а к сестре относится покровительственно, чувствуя, что на него возложена миссия защищать ее от всех плохих людей на свете. Проснется сестренка посреди ночи от того, что ей приснился дурной сон, — он всегда первым бежит ее утешать.

День завершился Микки-шопингом. Когда мы ехали домой, мне позвонил Пьер:

— Привет, кинозвезда! Знаешь, я поговорил с Катариной насчет нашего вчерашнего пари, и она не согласна.

— Да что ты? Как странно!

— Угу. Она сказала, что ты, конечно, очень, очень обаятельный, но лично она не способна устоять только перед одним мужчиной на свете, и этот мужчина — я, уж не обессудь. Так что насчет твоего пари скажу тебе открытым текстом — засунь его себе в задницу!

И загоготал, довольный собственным остроумием.

— Но с нашей стороны есть и приятное сообщение. Если хочешь как следует повеселиться, покупай себе самый роскошный костюм, какой найдешь, потому что в сентябре мы «сочетаемся».

Вот это новость! Теперь меня просто распирало от радости.

— Давно ли тебе стало об этом известно?

— Совсем недавно. Вчера вечером, когда вы ушли, я сделал Катарине предложение, и она согласилась. Если вы с Аленом не против, будете моими свидетелями.

— Поздравляю, друг, на меня можешь рассчитывать, я точно буду рядом.

Повесив трубку, я почувствовал, что совсем ожил, тут же позвонил своему агенту и сказал, что готов вернуться к работе. До чего же он был рад это услышать! Впрочем, ничего удивительного: когда я работаю — он зарабатывает деньги. К счастью для него, я не единственный его актер, но все-таки один из самых выгодных.

18

Лето 2000 года выдалось чудесное. Во-первых, пари я все-таки выиграл: благодаря золотому голу Давида Трезеге команда Франции, пусть и в последнюю минуту, выиграла чемпионат Европы. А во-вторых, я подписал два контракта на съемки в новых фильмах. Приятно, что это вызвало большое волнение в редакциях журналов, и «Премьера» поместила даже отдельную статью об этом событии и обо мне вообще, озаглавив ее «Он вернулся».

Пьера и Катарину я тем летом совсем не видел, они были в Нормандии, вовсю занимались подготовкой к свадьбе. А сам я отдохнул фантастически — поехал с детьми в Тунис, на северо-запад страны, к алжирской границе. Красивые места, еще не знакомые широкой публике, поскольку массовый туризм сюда не добрался, а главное — никаких папарацци. Ведь о существовании этого уголка известно только охотникам на кабанов и самым заядлым игрокам в гольф.

Я снял домик в верхней части маленького городка Табарки — отсюда открывался великолепный вид на город и море, — и потекли наши дни, размеренные дневным отдыхом Марго и благоухающие жасмином…

Я всегда обожал Магриб и всегда чувствовал себя там как дома, находя, что люди в тех местах приветливые, культура волшебная, а кухня сказочная. Должно быть, это наследственное: мои родители родились в Тунисе. Программу отдыха я составил такую: безделье, чтение, бассейн, пляж, мороженое и подводное плавание. Дайвинг — одно из моих любимых занятий, и каждое утро я спускался в порт, где меня ждал инструктор по имени Бен, с которым я открыл такие глубины, каких в Средиземном море и не подозревал. Бен — профессиональный ныряльщик, море знает наизусть и все зимы проводит на восьмидесятиметровой глубине, извлекая на поверхность бесценные кораллы.

Я уже говорил, что здесь нет туристов, а это значит, что не только вода совершенно прозрачна, но и флора и фауна сохранились в неприкосновенности. Нам иногда встречались даже метровые груперы![11] Дайверов собиралось обычно двое-трое, не больше, все мы люди одной породы, общались легко, знакомства завязывались быстро. На четвертое утро своего тунисского отпуска я встретил Поля — вот и еще один француз в нашей группе, все остальные были итальянцами, и, между прочим, из-за того, что на чемпионате Европы Франция обыграла именно Италию, мне пришлось выслушать несколько довольно забавных соображений. Мне было приятно общаться с Полем, который явно не знал меня как актера, это делало наши отношения более настоящими, но мне все время казалось, будто я где-то его уже видел, такое странное чувство… Явно знакомое лицо, но где мы могли встречаться? Объяснение его неведению насчет меня я получил очень скоро: «Я живу в Таиланде, в кино не хожу — слишком много других дел…» — но сам так и не вспомнил, где мог его видеть, сколько ни пытался.

С каждым днем мы сходились все ближе, и вот как-то раз, после одного из совместных погружений, Поль пригласил меня к себе на ужин.

В тот же вечер в половине восьмого я вошел в его дом, выдержанный в чистейшем восточном стиле. В саду пахло летними цветами. Поль встретил меня очень сердечно:

— Добро пожаловать, будь как дома, я очень рад, что ты пришел. Выпьешь чего-нибудь? Дорогая, наш гость уже здесь…

Вошла его жена. Она на мгновение остановилась на пороге, потом направилась к нам. У меня заколотилось сердце, взмокли ладони.

— Знакомься, дорогая, это Жюльен.

— Добрый вечер, мадам.

Я не знал, что теперь делать и что говорить. Это надо же: забрался в такую глушь, а она здесь, передо мной. Неописуемо прекрасная. Переглянувшись, мы поняли, что должны притворяться чужими. Оказывается, мы все еще понимаем друг друга с полувзгляда.

— Добрый вечер, Жюльен, рада с вами познакомиться, мой муж только о вас и говорит, можно подумать, вы его околдовали.

— Не волнуйтесь, мне никогда не удавалось околдовать кого-нибудь надолго.

Поль пропустил эти слова мимо ушей — в отличие от Софи. Один — ноль в мою пользу. Вечер получился странный, но приятный. Мне казалось, что я сплю и вижу сон. Многим ли доводилось попасть в настолько же трудное положение? Я сидел за столом в доме женщины, которую любил всю жизнь, и ее милейшего мужа. Бред какой-то. Разговор за ужином глубиной не отличался: с Полем мы почти не знали друг друга, а с Софи… мы с Софи могли бы в тот вечер получить «Оскара» за лучшее притворство. Обсуждали в основном мои фильмы, перебрали их все, Поль, поминутно извиняясь за то, что не знает моих актерских работ и работы актера вообще, задал мне кучу вопросов, я на них охотно ответил. Тушеное мясо с овощами и оливками удалось на славу. После очередного стакана вина мы перешли на более личные темы.

— Жюльен, а не слишком нескромно будет спросить, почему ты приехал с детьми один? Мне кажется, такому мужику, как ты, достаточно поманить — и отбою не будет от звездочек, мечтающих об успехе, только выбирай!

Софи взглянула на меня — она-то знала, но сказать ничего не могла. Зачем огорчать нашей тайной такого хорошего человека, как Поль?

— Год назад я потерял жену… Умерла от рака.

— Я не знал, извини.

— Тебе не за что извиняться, ты ничего такого не сказал… Орели умерла, и с тех пор в моей жизни есть только мои дети, мой агент, журналисты и режиссеры. Я никого не встретил, да и все равно мне сейчас не до романов… Некогда.

— Но вам этого хочется? — не удержалась Софи.

— Пока нет. Я два раза в жизни любил и обеих женщин не сумел удержать.

— Первая от тебя ушла? — спросил Поль.

Ну как он догадался, что она меня бросила? Я раньше об этом не задумывался, но, может быть, у меня на лице написано, что я из тех, кого бросают?

— Точнее сказать, не раз уходила. Видно, я любил ее больше, чем она меня… Говорят, такое часто случается. Не знаю, как справляются другие, но меня это просто убило…

— Может быть, она просто боялась вас, боялась вашей любви? Может, вы душили ее своей любовью, а сама она не была уверена в своих чувствах? Может, она была не готова? — на одном дыхании выпалила Софи.

— Может быть. Только ведь из-за таких вот «может быть» легко упустить главную любовь своей жизни и испортить жизнь другому человеку, — резко ответил я. И продолжил: — Нет, я думаю, дело не в этом. Думаю, она боялась столкновения с реальностью, ведь когда любишь, стараешься каждый день быть достойным своей любви, надо работать для того, чтобы не потерять любовь. Это трудно, но так уж оно есть…

Софи вышла из-за стола. Поль не заметил игры, которую мы вели, и тем лучше. Домой я вернулся около двух, ночь выдалась великолепная, небо сияло так, словно на него подсыпали еще звезд. Как только я лег, мысли понеслись с бешеной скоростью, и все об одном: невероятно, я только что провел с Софи целый вечер! Но как, как она оказалась здесь, за тысячи километров от дома? Я всегда был скептиком, но Ален, должно быть, прав — против судьбы не попрешь…