— Откуда вы знаете? — спросила Сара. То, что он заговорил о подобных вещах, давно никому не известных, сбило ее с толку. Ей показалось, будто земля выскальзывает у нее из-под ног.

— Я навел справки в Королевском Обществе, объяснив, что познакомился с сэром Исааком и глубоко впечатлен его трудами. Мне тотчас же была оказана всяческая помощь.

— Как мило.

— Да будет вам известно: существуют письменные свидетельства. Некоторые из них принадлежат самому Цезарю, который посетил этот остров почти восемнадцать столетий назад. Однако существует и множество других древних легенд и даже деревенских песен. И как мне кажется, музыка является исключительно правдивым источником, способным поведать нам, во что когда-то веровали люди в этих краях.

Неожиданно он одним движением поднялся на ноги и, без всякого предупреждения, шагнул к ней. Путь к отступлению был для нее отрезан, позади оставался лишь крутой склон. Именно поэтому Сара предпочла остаться на месте.

— Когда-то, Сара… Во что люди веровали когда-то? С этим покончено еще много веков назад. Так почему же ты постоянно пытаешься вернуть эти верования к жизни? Ты принадлежишь этому времени, этой Эйвбери. Неужели тебе этого недостаточно?

Так вот, оказывается, в чем дело. Он убедил себя в том, что она заблуждается, что она запуталась в грезах о прошлом, которого больше не существует. Хорошо, пусть он остается при своем мнении.

И как обидно.

— Я пришла сказать вам, что, возможно, Аннелиз присвоила себе деньги, которые Дейви Хемпер получил от того, кого шантажировал.

Фолкнер остановился и в упор посмотрел на нее. Он был явно не готов к столь неожиданному повороту в их разговоре.

— Что?

— Ей страшно не терпится уехать отсюда. И, судя по всему, ее не особенно беспокоит то, на какие средства она будет существовать, пока заработает что-то. Я думаю, не исключено, что деньги Дейви Хемпера находятся у нее. И если нам, то есть вам, удастся выяснить это, то, вероятно, можно будет сделать окончательный вывод, что же все-таки произошло с ним.

— Сара, — он шагнул к ней еще ближе и тревожно и обеспокоенно посмотрел на нее.

— Нет, — быстро возразила она. — Не прикасайтесь ко мне. Я приехала для того, чтобы рассказать вам об Аннелиз. Может, у нее вообще нет никаких денег. Может быть, она очень несчастна. Поэтому, надеюсь, вы проявите к ней снисхождение и понимание. Но я решила, что обязана поставить вас в известность.

— Да, разумеется. Погоди, куда ты торопишься?

— В деревню. Я должна ей как-то помочь, и у меня много других дел.

— Нам надо поговорить.

— Мы уже поговорили. И твои знания меня просто потрясли. Прошу вас, отнеситесь к Аннелиз с пониманием.

— Ты уже просила меня об этом. Я не людоед, чтобы… — он пошел за ней следом, даже когда она стала спускаться с холма. Склон был слишком крутым, поэтому она спускалась медленно, удерживая равновесие. Однако она во что бы то ни стало должна покинуть это место.

— Я взяла твою лошадь. Мне нужно поставить ее в конюшню. Кстати…

— Что? — он остановился, она продолжала спускаться. Даже сейчас, зная, к каким выводам он пришел, она никак не могла отречься от прошлого, которое вовсе никуда не исчезало, а навсегда осталось здесь.

— Сильбери посвящен плодородию лета и осени. А длинные курганы — старухе-зиме.

— А та девушка? — крикнул он вслед. Что за странный вопрос для человека, который и так все знает?

Сара улыбнулась затаенной задумчивой улыбкой, помня о том, что осталось для нее навсегда дорогим.

— Ищи ее в весеннем круге. Теперь ты знаешь гораздо больше, чем тебе полагается. А теперь прошу: Фолкнер, найди убийцу. Ни ты, ни я не можем больше терпеть неопределенности.

Его ответа она не слышала. Она вскочила в седло, легко и стремительно, словно быстроногая девушка, какой она была до того, как в ней проснулась женщина, а вместе с этим и томление страсти. Она тронула лошадь. Кобыла рванулась вперед и понесла ее по плодородным полям, где под вечным солнцем земля сверкала зеленью и золотом.

ГЛАВА 41

Ее разбудил настойчивый лай Руперта. Сара недовольно перевернулась на другой бок. Она уснула слишком поздно. Ей настоятельно требовался отдых. Но лай не стихал. На него невозможно было не обратить внимания. Она встала, подошла к окну и выглянула в сад. Ночь была безлунной, дорога и деревня погружены в кромешную тьму. За окном почти ничего не было видно. Открыв фрамугу, Сара сердито крикнула:

— Руперт! Перестань же ты, наконец. Живо успокойся.

Но вместо того, чтобы подчиниться ей, он залаял еще громче. Сара простонала:

— Ну что прикажете с ним делать? Позволь ему, он перебудит всех не только в доме, но и в деревне.

Взяв со спинки стула халат, она быстро накинула его, взяла со столика свечу и выскользнула из спальни. Ступеньки поскрипывали под ногами. Однако, не считая скрипа и лая Руперта, в доме не слышалось ни звука.

Сара открыла дверь и выглянула. В ночной тьме действительно ничего не видно. Она быстро зажгла свечу и вышла из дома. Дул легкий ветерок, но и он заставил пламя свечи дрогнуть. Сара защитила слабый огонек ладонью и пошла по мощеной дорожке. Руперт почувствовал ее приближение и подбежал к ней, поскуливая. А потом повел за собой. Дойдя до ворот, она остановилась и тревожно огляделась по сторонам.

Может, он загнал на дерево одну из деревенских кошек? Такое случалось раньше, но в последнее время кошки стали чересчур хитрыми, хорошо изучили его повадки, а Руперт, выйдя из щенячьего возраста, потерял былой интерес к своим забавам.

Может, он лает на барсука? Или, что еще хуже, на хоря? Но на деревьях поблизости никого не было видно, по крайней мере, насколько она могла рассмотреть. Значит, его внимание привлекло что-то другое. Ему не сиделось на месте. Он топтался возле ее ног и поскуливал. На фоне ночного мрака он казался огромной серой тенью.

Она шепотом приказала ему успокоиться и приподняла свечу повыше. Она понимала, что ведет себя довольно глупо. Ей следовало вернуться в дом и позвать на помощь. Однако Руперт, казалось, вовсе не предостерегал ее. Наоборот, судя по всему, он пытался привлечь к чему-то ее внимание.

Она снова огляделась, держа свечу над головой.

Странно. С каких это пор каменная стена, которая тянется вокруг ее сада, стала выпирать в этом месте? Может быть, где-то из нее выпал камень? Может быть, кто-то разрушил кладку?

Она подошла ближе, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме. Пламя свечи освещало небольшое пространство вокруг. Сара почти вплотную подошла к стене и увидела…

Кровь на камнях, темные, тускло поблескивающие пятна. Человек лежал лицом вниз на стене. Руки безвольно свисали вниз. Он лежал неподвижно, словно брошенная за ненадобностью поломанная кукла. Точно так же, как Дейви Хемпер… Как цыгане…

Все снова повторяется.

Теперь она не стала кричать. К чему? Вместо этого подошла поближе к человеку, наклонила свечу, чтобы получше рассмотреть лицо. У нее перехватило дыхание. Лицо Бертрана Джонсона было искажено ужасом. Глаза уже померкли. Они бесстрастно смотрели в глубины вечности.

Саре стало жаль юношу. Горечь и сожаление охватили ее. Она протянула руку и нежно дотронулась до его плеча. Сквозь ткань камзола она почувствовала тепло еще не окоченевшего тела. Его убили совсем недавно. Только что. И подбросили буквально к ее порогу. В душе закипал гнев. Сколько можно терпеть? Сара сурово сжала губы, повернулась и быстро зашагала к дому.

Она сказала ему, что в деревне они не будут такими, как в Лондоне. Она напрямую объяснила, что в ней таится для него опасность. Она растолковала ему все с такой ясностью, на какую была способна. Каждое слово, сказанное ему, было исполнено глубокого смысла.

Но вот теперь на стене ее сада лежало тело Бертрана Джонсона. Кто-то жестоко убил и его. И во всем мире существовал только один человек, к которому она могла обратиться за помощью. Она зашла в спальню и обулась. Вместо свечи зажгла фонарь. Она даже не стала надевать платье, осталась в халате и поспешила вдоль улицы. Руперт трусил рядом.

В гостинице было темно и тихо. Как Сара и предполагала, парадная дверь оказалась запертой. Морли по натуре был человеком осмотрительным, но не более того. Даже тогда, когда на свободе разгуливал убийца, к счастью, трактирщик не изменил своим деревенским привычкам. Задняя дверь оказалась открытой.

Сара тихо вошла и направилась через общую залу к лестнице. Там она приказала Руперту сидеть на площадке перед лестницей и ждать ее. Как ни странно, он послушался. Ей неожиданно пришло в голову, что она понятия не имеет, какую из комнат занимает Фолкнер. А бродить среди ночи по гостинице, от комнаты к комнате, в поисках нужного человека, совершенно нелепое занятие. Если ее заметит кто-то еще, каким весомым окажется повод для пересудов! Но ей не оставалось ничего другого.

Она прислонилась ухом к первой двери и прислушалась. Нет, это не он. В те ночи, которые они провели вместе, засыпая и просыпаясь в одной постели, она никогда не слышала, чтобы он храпел. А тем более, как выброшенный на берег кит.

Следующая комната оказалась пустой. Кстати, в ней вряд ли удалось бы кому-то заснуть под громкий храп соседа.

Сара остановилась возле третьей двери. Комната располагалась в углу гостиницы и выходила окнами в сад. Из коридора она казалась более просторной, чем остальные. Лучшая комната в доме, естественно, предназначалась для благородных гостей.

Затаив дыхание, Сара приоткрыла дверь и заглянула. На кровати кто-то лежал, укрывшись одеялом до самого подбородка. Она подошла ближе и подняла фонарь. Огонь фонаря высветил красивое лицо с тонкими благородными чертами…

Криспин открыл глаза и уставился на женщину в белом. Судя по всему, она парила над ним под потолком. Криспин открыл рот, и в тишине гостиницы раздался душераздирающий крик. Сара тотчас же отпрянула.