И это ощущение было так близко к мучительной боли. И когда мука стала невыносимой…

В одно мгновение утолив и голод, и жажду, он выкрикнул ее имя. Звук его страстного хриплого голоса улетел в темное небо, где сверкали и перемигивались яркие звезды.

Когда он снова пришел в себя, звезд на небе не было. Он лежал на спине в мшистой лощине. Той самой, где когда-то случайно набрел на Сару. Неужели это действительно было всего несколько дней назад. А ему казалось…

Наступило утро.

Фолкнер устало приподнял голову. Он лежал обнаженный. Капли росы, сверкая алмазными гранями, повисли на его теле. Он огляделся, недоумевая. И попытался вспомнить. Резко приподнялся и сел. Одежда лежала неподалеку, раскиданная по траве. Судя по тому, что лучи солнца наискось пронизывали ветви деревьев, было еще очень рано. В лощине было удивительно тихо. Только птицы уже завели свои утренние песни. Он быстро оделся. И уже натягивал сапоги, когда какое-то смутное ощущение заставило его оглянуться.

Сара стояла неподалеку и молча глядела на него. На ней было белое платье, в которое она оделась накануне вечером. Волосы распущены по плечам. В рыжеватых прядях запутались помятые лепестки ноготков. Как только он увидел ее, на него обрушилась лавина вопросов. Были или нет те разрозненные образы, которые запечатлелись в его мозгу? Языки пламени и музыка, страсть и ее утоление? Или же все — только плод его воображения? Неужели они действительно предавались любви здесь, в лощине, сладостной весенней ночью? И если да, было ли это нечто большее, нежели извечное желание мужчины и женщины обладать друг другом? Такое горячее и страстное, что был отброшен всякий стыд? Неужели с приходом весны древние силы, впрямь, правят этой землей, проникая в людские души при ярком пламени Белтана?

— Сара, — окликнул он и шагнул навстречу ей. — Прошлой ночью…

Она вздрогнула. На его глазах белое платье стало рассеиваться в воздухе, пока не исчезло, слившись с утренним туманом. Черты ее лица смазались, словно кто-то провел по акварели мокрой кистью. И не успел он опомниться, как Сара исчезла. Фолкнер застонал хрипло и отрывисто, потянулся к тому месту, где она только что стояла. Его рука прошла сквозь воздух, не встретив никакой преграды. Он тотчас вздрогнул, словно от холода. Глубоко вздохнул, изо всех сил пытаясь побороть первобытный страх, охвативший его.

— Capa! — эхо отозвалось его хриплым голосом от застывших неподвижно деревьев и притихшего ручья. Лес насмехался над ним. Ему хотелось убежать без оглядки из этого жуткого места. Но он заставил себя замереть и осмотреться по сторонам.

Сары нигде не было видно. Но он мог поклясться, он чувствовал, что она где-то поблизости. Но застанет ли он ее…

В Эйвбери на свободе бродит преступник, убивший двух человек за пределами деревни, недалеко от реки. И видение, что явилось ему сейчас, имело полное право называться призраком. Неужели он, утолив страсть, спал и даже не подозревал о том, что Саре грозит смертельная опасность?

Мысль об этом была невыносимой. Он снова позвал. Эхо все также отозвалось на клич. Он бросился осматривать таинственную лощину. Она была невелика, ее выпуклые склоны скрывали от взгляда выемки и углубления. Фолкнер прошел около ста ярдов, прежде чем различил очертания тела, лежащего у ручья. Он ничего не понимал, каждый шаг давался ему с трудом, словно мышцы отказывались повиноваться рассудку, скованные ужасом.

Он стремительно рванулся к ней, поднял на руки. Задыхаясь, прижимал ее к груди, боясь представить, чем скажется находка. Его охватил ужас перед неумолимостью смерти. Такого ужаса он не испытывал даже в бою. Он был в отчаянии, что не сможет вдохнуть в нее жизнь, как бы ему ни хотелось, не сможет вернуть ее в этот мир. Но должен это сделать, чего бы это ни стоило.

Ее щеки были пепельно-серыми, глаза застыли. Она была тиха и неподвижна. Он действительно испугался. Неужели она умерла? Он подумал, что подобного удара судьбы ему не пережить.

Тонкий солнечный луч пробился сквозь ветви, высветил ее. Он заметил слабое движение ее груди. Так же, как и он, когда проснулся, она была обнажена. Он понес ее вверх по крутому склону лощины. Сорвал с себя рубашку, завернул Сару. И пошел по дороге в деревню.

В деревне все еще было погружено в сон. Никто не встретился ему, пока он шагал к дому. Остатки Белтана все еще дымились в центре каменного кольца. Но больше не было ни единого свидетеля того, что происходило здесь накануне. Фолкнер мрачно посмотрел на тонкие струйки дыма, вьющиеся под ветром. Позже он успеет потребовать объяснения, но сейчас его заботило одно — поскорее отнести Сару домой.

Входная дверь оказалась не заперта. Но не было видно ни миссис Дамас, ни другой прислуги. В спальне он обнаружил приготовленную постель и, переброшенную через спинку стула, ночную сорочку, словно Сара намеревалась прошлой ночью вернуться сюда, как обычно.

Он уложил ее на кровать, взял полотенце и бережно вытер остатки росы. Надел на нее ночную сорочку, укрыл одеялом до самого подбородка. Взяв ее холодные руки в свои горячие ладони, сел рядом.

Однако она по-прежнему была неподвижной и тихой. Дыхание было еле заметно. Он время от времени наклонялся к ней, чтобы убедиться, что она все еще дышит. В ее лице не было ни кровинки. Веки ни разу не дрогнули. Она, казалось, погрузилась в сон, столь глубокий, что лишь тонкая грань отделяла ее от смерти.

В горле у него пересохло. Ему как-то раз довелось видеть нечто подобное. Один из его офицеров-однополчан получил сильное ранение в голову. Помнится, он тогда лежал неподвижно и едва дышал, точно так же, как сейчас Сара. Пока, наконец, не умер через пять дней. Однако на ней не было никаких внешних следов насилия. С опаской, он осмотрел затылок, боясь, что найдет там след от удара, подобного тому, какой свалил Дейви Хемпера. Но ничего не обнаружил. Нигде на теле не было ни царапины.

Внизу послышались звуки. Скрипнула дверь, раздались шаги. Постепенно дом пробуждался. Фолкнер по-прежнему сжимал руку Сары, не решаясь оставить ее одну, пока до него не дошло, что у него нет никакого выхода. Кроме одного.

Он ей ничем не поможет. Она, возможно, в конце концов, проснется сама. А может быть, и не проснется. Не зная точно вероятного исхода, он обязан позвать кого-нибудь на помощь.

Первым прибыл доктор Костоправ, откликнувшись на отчаянный зов миссис Дамас. Когда экономке доложили о состоянии Сары, она немедленно прибежала, чтобы взглянуть на нее собственными глазами и тотчас отправила за лекарем мальчишку-конюшенного. К великому облегчению Фолкнера, Костоправ, судя по всему, на этот раз провел трезвую ночь, и от него не разило портвейном, к которому, по собственному признанию, лекарь питал особое пристрастие. Однако он, выслушав дыхание Сары и сосчитав пульс, озабоченно нахмурился.

— Ничего не понимаю. Что могло с ней такого приключиться? Почему она оказалась в подобном состоянии?

Любовное соитие у костра Белтана? Неужели участие в языческом действе, в самом деле, истощило ее жизненные силы? У Фолкнера мелькнула неожиданно эта странная мысль, но он не стал делиться своей догадкой с доктором. Он был почти убежден, что его можно заподозрить в легком помешательстве. Так на него подействовали загадочная Эйвбери и сама Сара.

— Возможно ли, что она ела или пила что-нибудь во время э-э-э… праздника, накануне вечера, что могло бы вызвать такое состояние?

Костоправ посмотрел на Сару, долго и пристально изучал ее лицо, а затем высказался:

— Не знаю. Вполне вероятно. Говорят, что существуют какие-то травы. Возможно, что ей тоже они известны. Но мне не верится, что она стала бы рисковать собой. Да и кто стал бы угощать ее против воли?

Фолкнер по-прежнему не знал ответа. Доктор Костоправ так и не пришел ни к какому решению. Он печально вздохнул.

— Здесь я бессилен. Нам не остается ничего другого — только ждать, что же произойдет дальше.

Он еще немного задержался, перебросился несколькими фразами с миссис Дамас, давая советы и ушел, пообещав вскоре вернуться.

Следующей заявилась миссис Хемпер. Она вошла, ступая с трудом, опираясь на палку. Смерть сына сразу прибавила старухе десяток лет, она еще больше ссутулилась. Экономка помогла ей подойти поближе к постели. К счастью миссис Хемпер, доктор Костоправ уже отправился восвояси, не то было бы не избежать новой склоки.

Старуха казалась бесплотной, такой же, как солнечный свет, льющийся в окно спальни.

Она внимательно осмотрела Сару, легонько прикоснулась ко лбу и шее.

— Что с ней стряслось?

Фолкнер молчал, не зная, как и что объяснить. Старуха оглянулась на миссис Дамас и попросила:

— Приготовьте-ка мне, старой, чашечку чая, хорошо?

Экономка замешкалась, ей явно хотелось присутствовать при разговоре. Однако какой бы старой и немощной ни казалась миссис Хемпер, она еще не растеряла былого влияния. Миссис Дамас вынуждена была подчиниться и оставить их. Да и как она могла отказать в просьбе деревенской целительнице?

— Что произошло? — повторила вопрос старуха.

— Мы пошли к ней в лощину. Я проснулся там сегодня утром. Почти ничего не помню. И нашел ее вот в таком состоянии у ручья.

Миссис Хемпер медленно кивнула, затем пристально взглянула на Сару.

— Да, ей всегда было нелегко. Он вздрогнул.

— О чем вы?

— Быть такой, какая она есть. Я постоянно спрашивала себя… — старуха глубоко вздохнула, хороня в себе то, что была вот-вот готова сказать. — Ничего особенного. Сейчас главное одно — помочь ей придти в себя. Она выбрала вас. Я видела. И это случилось не в первый раз, верно?

Фолкнер кивнул, подтвердив ее догадку. Что толку отрицать? К тому же миссис Хемпер не выказала ни малейшего удивления. Казалось, она только хотела убедиться в том, о чем давно подозревала.

— Что же. Может, на нее нашла какая-то хвороба. И если это действительно так, тут я бессильна. А может, это, вообще, нечто иное. Мне кажется, будто она наполовину унеслась в какой-то другой мир. Быть может, она просто не может найти дорогу обратно. Или попросту, прячется от нас, боясь того, что произошло. Так или иначе, я не могу до нее докричаться. Такое мне не по силам. Но, кто знает, может быть, вам все-таки удастся вернуть ее.