Перед зрителями предстал не на шутку встревоженный завотделением Анатолий Иванович в белом халате и шапочке. Он поприветствовал детей и взрослых и взволнованно объяснил, что Новый год откладывается, потому что коварный оборотень по кличке Ричард заколдовал Деда Мороза и Снегурочку, превратив их в далматинца и болонку. Когда объявленная троица появилась в холле и вышла на импровизированную сцену, стало ясно, что спектакль пройдет на ура. Дети хохотали, едва не падая со стульев, мамы утирали выступившие от смеха слезы, завотделением возмущался «непорядком», Ричард от всех обвинений бодро отгавкивался. Потом добрый волшебник Котофей одним движением хвоста развеял злые чары, но по рассеянности превратил Снегурочку в молодого человека, а Деда Мороза — в попугая. Ошибку, разумеется, исправили, и тогда наконец проявились уже совершенно настоящий Дед Мороз, высокий, толстый и важный, с волшебным посохом и мешком подарков, и настоящая Снегурочка. Подарки раздавали всем по заслугам, при этом Ричарду достался намордник, и злодей, обиженно поджав хвост, сбежал. Лина, забыв о своих страхах и планах, хохотала и радовалась вместе со всеми. Как же разительно этот простенький самодеятельный спектакль отличался от многочасового развлекательного действа для вип-персон, устроенного позавчера профессиональными аниматорами для четвероногих питомцев детского сада «Хэппи дог» и их любящих «родителей»!

В завершение праздника всем было разрешено погладить артистов, угостить их честно заработанными сыром и печеньем, а самые маленькие, замирая от восторга, карабкались на колени к Деду Морозу, чтобы сфотографироваться у елки и загадать желание. Анатолию позвонили из отделения реанимации, и он, ни с кем не попрощавшись, бросил жене ключи от своего кабинета и мгновенно исчез, на бегу отдавая какие-то указания дежурному врачу и медсестрам.

— Ну все, теперь лишь бы к ночи вернулся, — расстроилась Лариса. — А то ведь он знаешь как — на праздники сам еще и дежурства берет, чтобы своих отпустить. Ладно, прорвемся… Пошли для травмы подарки раскладывать, там тоже ждут. Слушай, а ты когда с Валей поговоришь?

— Не знаю, — пожала плечами Лина. — Ему сейчас точно не до меня. Он меня видел — и не подошел.

— Как он к тебе подойдет, если на нем до сих пор дети висят — сама посмотри, — возразила Лариса. — Сейчас придет и…

Что будет, когда Валентин придет, она и сама не знала, обстановка действительно не располагала к задушевным беседам и выяснению отношений, на которые так рассчитывала Лина. Быстро похватав новую порцию подарков, участники труппы помчались по длинным переходам в другой корпус, пугая попадавшихся навстречу сотрудников больницы. Кабинет заведующего отделением травматологии был как две капли воды похож на тот, из которого они только что пришли. Несколько минут спустя к ним присоединился Валентин. Пользуясь тем, что до его выхода было еще несколько минут, он торопливо развязал пояс шубы, сбросил ее на диван, содрал с головы шапку с париком и бородой и стал жадно пить воду прямо из стоявшего на столе графина. Он был мокрый от пота.

— Валя… — Лина подошла и, повинуясь безотчетному порыву, стала платком вытирать ему смешную веснушчатую лысину, лоб, лицо. — Ты же весь мокрый! Тоже мне, Дед Мороз называется.

— Галка? — радостно удивился он. — Ты откуда?

— Я давно уже тут, с самого начала, — расплываясь в ответной улыбке, сказала Лина. — Меня Лариса позвала. Я уже пожалела, что Буську не взяла, в следующий раз обязательно вместе придем. У нее такие уморительные костюмы есть, детям точно понравится.

— О, тогда мы в онкологию пойдем, — оживился Валентин. — Ричарда туда не пускают, кота с попугаем тоже, а вот твою мелочь, пожалуй, можно. Только там тяжело. Сама понимаешь. Даже Лариску не берем — реветь начинает. Все смеются, а она стоит и ревет, хоть что с ней делай.

— Ничего. Если с тобой — то я справлюсь. — Лина хотела добавить, как полагается в таких случаях, — хоть на край света, но постеснялась при посторонних. — Ты только скажи, когда, ладно?

Но как раз в этот момент все участники спектакля отправились начинать новое представление, а догадливая Лариска, закончив «заряжать» мешок, тут же метнулась вслед за всеми, оставив их наедине.

— Одеваться пора, — вздохнул Валентин. — Какого черта они здесь так топят? Как в Сахаре.

— Я помогу, Валь! — схватилась за шубу Лина. И пока он стоял к ней спиной, пытаясь попасть в рукава, она торопливо проговорила, сама ужасаясь тому, что говорит: — Валечка, я с тобой хоть куда пойду! Мне без тебя плохо очень. Ты прости, что я сбежала тогда, я глупая просто.

Он уж вдел руки в рукава с меховыми отворотами, но все еще продолжал стоять к ней спиной, медля обернуться. Лина приникла к его спине, ощущая щекой обманчивую шелковистость искусственного меха, и заговорила еще быстрее:

— Валечка, а хочешь, я вот прямо сегодня из дома сбегу? Хочешь, мы с тобой Новый год встретим? Все равно где, хоть в машине, хоть в лесу — лишь бы с тобой. А хочешь, прямо сейчас поедем и купим билеты куда попало, сядем в поезд и поедем, а? В Москву. Или в Питер. А потом обратно. Хочешь? Мне теперь все равно, что Сергей скажет. Мне на него наплевать уже!

Валентин завязал пояс шубы и наконец обернулся к ней. Лина была высокого роста, и их глаза оказались на одном уровне. У Плюсика они были карие, в крапинку — как будто тоже веснушчатые. А раньше она этого не замечала. Он взял ее лицо в свои ладони, тоже заглянул в глаза. Лина замерла, чувствуя, как сердце бьется где-то у горла. Закрыла глаза и дышать, кажется, перестала. Сейчас он ее поцелует, и тогда…

— Нельзя так, Дюймовочка, — очень тихо, одними губами, сказал он, но Лина услышала. — Неужели ты все еще не поняла, что так нельзя? Может быть, он и крот. Но мы-то с тобой — нет.

Он отпустил ее и отошел. Лина открыла глаза. Плюсик неловко натягивал шапку с пришитой к ней кудрявой белой бородой, глядя на свое отражение в стекле книжного шкафа.

— А как надо? — тихо спросила Лина, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, и запрокинула голову, чтобы они не пролились и не потекли по щекам.

Плюсик набекрень, как клоунский колпак, напялил нелепую шапку и, прихватив стоявший у дверей мешок, молча вышел — грустный рыжий клоун, разучившийся смешить.

— Как надо?! — закричала ему вслед Лина. — Как надо, скажи, черт побери, скажи?!

Но дверь закрылась, и она осталась одна в чужом кабинете, тоже пахнущем лекарствами, хлоркой и подгоревшим молоком.

Часть третья

Второго января Лина и Сергей улетели на Бали. Будто повинуясь щелчку телевизионного пульта, разом сменилась картинка их жизни: вместо нерассветных дней, грязно-серого снега и промозглой оттепельной сырости — торжествующее солнце, бездонное небо всех оттенков синего, изумрудные волны, цветущие плантации магнолий и орхидей. Цветочный запах буквально поглотил их, пропитал одежду, щекотал ноздри. Они с Сергеем, наплевав на распорядок дня, поздно вставали, просыпая завтрак, и поздно ложились, изучая меню многочисленных ресторанчиков вокруг отеля. Купались, когда удавалось «поймать» океан, в отлив уходивший метров на сто от лежаков и зонтиков. А если не удавалось, то просто часами бродили по берегу, собирая кусочки кораллов и всевозможные ракушки. Они мало разговаривали, зато часто брались за руки, и муж говорил ей на ушко всякие нежности, от которых она иногда смущалась — не особенно, больше для порядка. По ночам занимались любовью, утром поздно вставали, просыпая завтрак… и все начиналось сначала. Один день был похож на другой, и все дни были прекрасны в своем восхитительном однообразии, заставляя жалеть только об одном — что их всего десять… девять… семь… пять…

Дома, тридцать первого декабря, под бой курантов, Лина загадала одно-единственное заветное желание: пусть все, что случилось в прошлом году, уйдет вместе с ним. Сгинет и забудется. А новый пусть начнется с чистого листа, на него Лина будет «записывать» только счастливые, спокойные мысли. Все будет как раньше, только еще лучше. Они с Сергеем прожили много лет, прожили дружно, как говорится, в любви и согласии. Они родные люди. И больше ей никто на свете не нужен. А если… Но нет, все остальные варианты в намеченное русло не вписывались и подлежали немедленному вычеркиванию, а еще лучше — стиранию волшебным ластиком, чтоб без следа. «Записи» на новом листе Лина делала аккуратно и методично, как хорошая ученица, внимательно отмечая даже мелочи и старательно избегая помарок.

— Остров Бали затерялся в безбрежном океане времен, сохранив свою детскую мудрость и безмятежную красоту, — монотонно убаюкивающе говорил гид, пока пассажиры автобуса крутили головами, стараясь не пропустить ни единой детали фантастически красивого экзотического пейзажа. — Люди называют его по-разному: одни именуют раем, другие — обителью богов, третьи — островом любви. Здесь легенды переплетаются с реальностью, и невозможно понять, где кончается сказка и начинается жизнь…

В этом месте Сергей всхрапнул, уронил с колен видеокамеру, поднял, повесил на шею для гарантии и опять закрыл глаза, наплевав на чужеземные красоты.

— Местными властями был официально принят закон о том, что здания на острове не должны быть выше кокосовой пальмы, — продолжал заученный текст гид. — Это связано с религиозными убеждениями местного населения. Считается, что пространство от земли до вершины пальм отведено для жизни людей, а выше обитают боги…

— Вот и я так буду, — в полудреме соглашалась Лина, укладывая голову на плечо мужу и устраиваясь поуютнее, не в силах бороться со сном. — У меня есть маленькая территория, где все понятно и предсказуемо, где я была счастлива, пусть так будет и дальше. А что там, выше пальмы, меня не интересует. Пусть подпрыгивают, кому надо…

Действуя согласно разработанному плану наведения порядка на подведомственной ей территории, с экскурсии Лина привезла чананг сари — сплетенную из пальмовых листьев корзиночку, в которую, согласно инструкции, надлежало складывать цветы, рис, еду и монетки. Это гарантированно задабривало злых духов, и они теряли всякую охоту пакостить дому и его обитателям.