— А что там такое? — заинтересовалась Лина.

Собак уже почти всех разобрали, остались только Фредик и Вася, пара «белобрысых», за ними вот-вот должен был приехать Игорь. Сотрудники разъехались по домам, рабочие, делавшие уборку по ночам, еще не пришли. В доме было непривычно пусто и тихо. Лина с Плюсиком сидели в кабинете и пили чай, подводя итоги трудового дня. («Ему тоже домой не хочется! — с затаенной радостью думала Лина. — Вот и отлично!»)

— Ольга Васильевна любит свою собаку, — устав возмущаться, печально сообщил Плюсик. — И в этом весь трагизм ситуации.

— Для хозяйки или для собаки? — уточнила Лина.

— Поскольку я зоопсихолог, то в первую очередь — для собаки. Хозяйка не дает ей ни минуты покоя, теребит, целует, наряжает, таскает с собой повсюду…

— Я тоже Буську везде таскаю, и что? Пожалеть ее, что на помойке не роется? — обиделась Лина.

— Да с чего вы взяли, что вашим собакам нравится то же, что и вам? — неожиданно распалился Валентин. — Ходить по магазинам, торчать на тусовках, мерить тряпки, носить сапоги? Они собаки, понимаешь? Собаки, а не люди! По-хорошему, им, кроме лежанки, косточки и прогулки с хозяином во дворе, больше ничего не надо.

— Ты подрываешь основы! — всплеснула руками Лина, сделав испуганное лицо. — Если мы не будем покупать заколки и попонки для наших собак, устраивать для них дефиле, катать их на такси, водить в детский сад, в бассейн и на фитнес, а также на консультацию к зоопсихологу, то ваш с супругой совместный бизнес рухнет! И мы с тобой оба останемся без работы.

— Если честно, у меня этот, прости господи, бизнес уже давно вот где! — Валентин в сердцах взмахнул рукой и попилил себя ребром ладони по горлу. — Особенно мое в нем участие. Начиналось все неплохо, ради прикола, как говорится, но как-то слишком уж далеко зашло. Это далеко за гранью здравого смысла. Ты знаешь, что я ей посоветовал, Ольге этой? Поменьше заниматься конкретно Любочкой, оставлять ее в садике не на полдня, как сейчас, а до вечера. И еще заняться вот этим… Иди сюда, покажу. Здесь есть такие сайты, где хозяева йорков проводят всякие конкурсы, пишут про своих собак рассказы и размещают фотографии. Это, я тебе доложу, такая «Сага о Форсайтах»! Вот любопытный экземпляр, глянь-ка.

Валентин повернул к себе монитор стоящего на столе компьютера, нашел нужный сайт и отодвинулся, давая Лине возможность прочитать.

— Как вы называете свою собаку? «Девочка» — потому что у нее мордочка, как у девочки, «изюминка» — потому что изумительная, «голубочка» — потому что она прекрасна, как голубка, «кисонька» — потому что она теплая, мягкая и пушистая, как котенок. Еще есть «лялечка», «куколка», «маковка», «принцесса», «бусинка», «ребенок», «дочура»… — Лина остановилась, пожала плечами. — Ну… это, может быть, и перебор. Но мы же зовем их «детки», что уж такого?

— Читай-читай! — подбодрил ее Валентин. — Посмотрим, что ты дальше скажешь.

— «Что любит ваша собака больше всего на свете? Своих мамочку и папу, то есть нас с мужем. Соленые огурцы, чипсы и шашлык. Шопинг с мамочкой. Шоколадки из Германии и рыться у мамы в сумке. Целоваться. Мячик. Обновки. Орешки из шоколадки, облизанные мамочкой…» Фу, гадость! — Лина брезгливо поморщилась. — «Гулять в людных местах, где оценят наманикюренные лапки, красоту, поступь, ум и наряды». Елки-палки! Ой, смотри, тут еще лучше: «А моя любит, когда папа чешет ей животик, а она за это вылизывает ему шею и уши». Нет, ну это точно гадость!

— А им так не кажется. Смотри, тут рассказов уйма: как они на море ездили, как в гости ходили, как под елочкой подарки нашли.

— «Сначала мы летели в самолете. Для меня покупали отдельный билет, и мне в ветеринарной клинике выписали справку о том, что я здорова и могу ехать на море. Наши документы проверяли дядечки в форме, мама сказала, что это пограничники и таможенники. Меня хотели отобрать у мамочки и куда-то унести, но я стала так плакать, что все дяди и тети стали просить еще одну красивую тетю (мамочка сказала, что это стюардесса), чтобы меня оставили в салоне. Она послушалась, и я летела у мамочки на ручках. Мне было не страшно, только ушки болели при посадке, и я опять плакала. Зато в самолете я познакомилась с тетями и дядями, которые тоже летели на море. Я им очень понравилась, потому что я милая и воспитанная. На море я меняла наряды каждый день. Мама накупила мне целую сумку купальников: и голубой, и розовый, и желтый с зеленым. На пляже нас с мамочкой все хвалили и говорили, что мы — красавицы. Особенно я! Мама говорит, что я как-то по-особенному виляю попкой, когда мне делают комплименты. Я не специально — просто мне нравится внимание, я же — барышня!!!» — Лина отстранилась от экрана и спросила у Валентина: — Слушай, они что — ненормальные?

— Ты себе противоречишь, Галина. Только что ты говорила, что это в порядке вещей. Теперь тебя что-то не устраивает, — проворчал Плюсик.

— Но ведь всему же есть мера!

— А где мера любви? Она безбрежна! — вредничал Плюсик.

— Валя, но они же — собаки! И не делай вид, что ты меня не понимаешь! — Лина едва не топнула ногой.

— Собак проще любить. Вот, смотри, они сами пишут, — он подвинулся поближе к экрану (Лина не отстранилась), прочитал: — «Почему мы любим нашу Жанночку? Потому что она всегда нас понимает и принимает, она готова разделить с нами радости и огорчения, она так много отдает просто так, а не за что-то, она умеет ценить и доверять, она никогда нас не предаст». Вот тебе и ответ. Понимаешь? Друг — предаст, а собака — нет. Ребенок вырастет и уйдет, а собака с тобой, пока ты сам этого хочешь. Подруга разделит с тобой твое огорчение, но не всегда сможет спокойно пережить твою радость. Жена любит мужа за то, что он умен или богат, а пес хозяина — просто так.

— Валь… Ты зачем мне это все показываешь и объясняешь? — насторожилась Лина, услышав последнюю фразу. — В терапевтических целях? Это ты со мной работаешь как психолог? В смысле, я такая же дура, как они, и собаку от человека отличить не могу, да?

— Ты, Галка, на грубость нарываешься. Все, Галь, обидеть норовишь. Тут за день так накувыркаешься… Я сам рассуждаю. Ну не с собаками же мне работать, в самом деле. Их жалко бывает, конечно. Может, им еще труднее, чем дворовым, которые на помойках роются. Опять же все как у людей. Я тебя не имел в виду. Взял, да и подкинул идею Ольге — писать на нашем сайте такие же рассказы про ее собаку, посулил ей армию поклонников и единомышленников, а ее Любочке — всемирную известность. Она вдохновилась, сказала, что еще лучше, чем вот эти, все вместе взятые, там понапишет. Глядишь, и Любочке полегче жить будет. Да и «мамочку» Ольгу пожалеть нужно. Ее бы энергию да в мирных целях — на наш поселок электричества бы точно хватило. Пусть пишет, фотографирует, переписывается с сестрами по разуму.

— Ты вот всех жалеешь. Ты добрый, — проворчала Лина, которая отчего-то, несмотря на все заверения Валентина, сегодня все принимала на свой счет. — Обычно все говорят — с жиру бесится. Или дурью мается. Мне муж примерно так про Буську говорил.

— Про тебя не знаю. По-моему, у тебя лично все в порядке. Все как надо — или поправимо. А у Ольги… видишь ли, у них с мужем нет детей. А все остальное в толстом слое шоколада. Киндер-сюрприз такой. Шоколадная скорлупа, дышать нечем, и ничего не видно. Людям всегда отдушина нужна, свежий воздух. Не полететь, так хоть разбежаться или подпрыгнуть.

— А твоя Рада говорит, что ты уже больше не подпрыгиваешь. Остепенился и успокоился, — поддела его Лина и с невинным видом пропела: — Пускай стучатся в мой ангар, я ни за что не отворю…

— …в нетрезвом виде авиатор не летает! — тут же подхватил Плюсик, и они оба рассмеялись, довольные тем, что, как раньше, понимают друг друга с полуслова и по-прежнему любят одни и те же песни. — Ладно, тебе, можно сказать, повезло: у меня как раз завтра полеты по расписанию. Мы же с тобой вечером в ресторан идем — ты не забыла?


В субботу утром перед Линой стояло два архиважных вопроса: как выглядеть сногсшибательно и как уйти из дома, не привлекая лишнего внимания. Второй решился без ее участия: Сергей сообщил, что ему надо уехать на работу и что к ужину он вряд ли вернется. Лина покивала и огорченно вздохнула, что означало: а я рассчитывала провести субботу, занимаясь вместе с тобой домашними делами, но надо — значит, надо. Получилось вполне убедительно (сказались годы тренировок), хотя душа ее ликовала — надо отдать ей должное, впервые в жизни при таком раскладе. «Вот будет здорово, если я встречу его с подружкой в том же ресторане, получится чудная сцена для телесериала», — подумала Лина и, проводив мужа, стала готовиться к встрече с Плюсиком.

Если бы кто-то спросил ее — на что она рассчитывает и почему так волнуется, придавая обычной вечеринке со старым приятелем такое значение, Лина вряд ли смогла бы внятно ответить на эти вопросы. Скорее всего, отмахнулась бы: «Я женщина, и мне всегда хочется быть красивой». Возможно, рассердилась или обиделась бы. А может, задумчиво сказала бы, что она уже так давно никому не нравилась просто так, ради игры и флирта, и ей уже давно ни с кем из представителей мужского пола не было так просто и хорошо, как с Плюсиком. И что ей хотелось бы закрепить эти отношения. Зачем? А просто так, назло самоуверенной Раде. Все-таки Плюсик — это друг ее детства, она имеет на него куда больше прав, чем неизвестно откуда взявшаяся Рада! Которая ему, кстати сказать, совершенно не подходит с ее самоуверенностью, нахрапом и предпринимательской жилкой. Он же сам вчера сказал, что его уже достал это ее собачий бизнес. Плюсик, ее Плюсик, которого она знала, — умнее и тоньше Плюсика Рады. Во всяком случае, Лине именно так нравилось думать.

Но, разумеется, ее никто ни о чем не спросил.

И поэтому Лина готовилась быть неотразимой, сногсшибательной, самой-самой — просто так, из любви к искусству. Полдня провела в салоне красоты, а вернувшись домой, принялась придирчиво выбирать платье и туфли, устроив в примыкавшей к спальне гардеробной невиданный беспорядок. Задача стояла непростая: одеться так, чтобы все подчеркнуть и в то же время ничего не выставить напоказ. Сдержанно, эффектно, респектабельно. «Когда в глаза бросается размер груди, цвет колготок, объем бедер или кошелька вашего мужа — значит, вы одеты неграмотно, — твердила модельерша, у которой Лина одевалась уже много лет. — Одеваться надо так, чтобы вас хотелось рассматривать, оценивая все постепенно, причем объем кошелька мужа — в самую последнюю очередь». Лина смеялась, запоминала и старалась соответствовать. Поэтому все годы ее муж, не скрывая, гордился тем, как смотрят на Лину его приятели и знакомые. Хм, теперь, похоже, у него есть и другой объект для гордости. Лина подначивала сама себя, с удивлением прислушиваясь — отчего-то сегодня мысли о проделках дорогого супруга вызывали у нее не злость и досаду, а только скептическую усмешку: что ж, поживем-увидим, как ты любишь говорить, дорогой. И этот вывод тоже ей очень нравился.