— Ну если только два… — нехотя согласилась Лина. — Говори, ладно.

— Если ты помнишь, мы уже пробовали ананасы в шампанском на Новый год на первом курсе. И я не могу сказать, что это очень уж вкусно.

— Тогда зачем? — полюбопытствовала Лина, а в глазах вспыхнула искорка. — Можно было вина или ликера, я «Бейлис» люблю, если уж ты решил отметить.

— Тихо, женщина, когда ты научишься молчать?! Ты мне слова не даешь вставить!

— Вставляй, — едва удерживаясь от смеха, согласилась с болтуном Плюсиком Лина. Ей было так хорошо, так весело и легко, как давно не было.

— Так вот: ананасы в шампанском полагается пить (или есть?) не потому, что это вкусно, хотя Маяковский и пиарил это дело Северянину. Отнюдь! Здесь… сейчас, минутку… ритм времени, его неожиданность, острота открытия, его извивы и изыски, эксцентрическое соединение прежде несовместимого. Во как!

— Чего-чего? — изумилась Лина. — Опять в Интернете содрал, да?

— Ну конечно, — подтвердил Плюсик, медленно, с достоинством поклонившись собеседнице. — Критику читал, готовился. Потому что мы сейчас будем пить за новые времена. За открытия. За то, чтобы совмещать прежде несовместимое. За тебя, за то, что ты успела сделать за этот месяц здесь… и здесь.

Для наглядной иллюстрации своих слов он обвел руками кабинет, а потом осторожно погладил Лину по голове. Она уже не смеялась, смотрела серьезно и торжественно.

— Ну — выпили. А то нагреется, — словно отмахиваясь от какой-то навязчивой идеи, предложил Плюсик, одним широким жестом поднося свою кружку к Лининой и осторожно задевая краем об край. — Извиняй, другой посуды не было.

Они залпом выпили шампанское, в носу зашипели, лопаясь, пузырьки, и Лина принялась поспешно ложкой выуживать из кружки сладкие желтые квадратики.

— А вкусно, зря ты! Валька, как я тебя люблю! — дожевывая последний кусочек, сообщила она и подняла блестящие полные восторга глаза на Плюсика. — Если бы ты знал! Мне так с тобой хорошо! Так весело!

— Очень рад! Только ты закусывай, а то приедешь домой пьяная, что будешь объяснять?

— Что у меня сегодня закончился первый месяц работы, и я получила первую зарплату! — без запинки отрапортовала Лина. — Полагается проставиться! Так что имею полное право. И вообще — ты не бойся, не придется мне ничего объяснять. Сергея или дома нет, или поздно придет и ничего не заметит. Мы теперь так живем: то я на работе задерживаюсь, то он. Утром он раньше меня уезжает. Так что, бывает, по два дня не видимся. Ну и ладно. И хорошо.

— Я рад, что хорошо, — осторожно согласился Плюсик. — Значит, не зря затеяли. А тебе здесь вообще-то как — нравится? Рада говорит, что ты просто супер.

— Мне твоя жена очень нравится, — сказала Лина, покривив душой. — Такая интересная женщина, очень энергичная. Только непростая.

— Это да, — опять кивнул Валентин. — Простой здесь только я. А женщины все ужасно сложные. Наверное, вам так больше нравится…

В группе девушек нервных,

В остром обществе дамском…

— Это ты чего? — не донеся до рта бутерброд, удивилась Лина.

— Это Северянин опять же.

В группе девушек нервных,

В остром обществе дамском

Я трагедию жизни претворю в грезофарс…

Ананасы в шампанском!

Ананасы в шампанском!

Из Москвы — в Нагасаки!

Из Нью-Йорка — на Марс!

— Вот теперь все. Не люблю неоконченных дел. — И, как ни в чем не бывало, Валентин принялся уплетать бутерброды за обе щеки.

— Точно! У меня была трагедия — хоть вешайся. А теперь, как ты сказал, грезофарс. Муж, жена, любовница: все на месте. Я тебе не говорила, но он ей квартиру купил — сама случайно узнала. Хотя, может, и не случайно, а нарочно мне соседка разоткровенничалась. Да я все равно узнала бы рано или поздно, так, видимо, всегда бывает. Но ты поверь, Валя, мне уже почти наплевать. Просто удивительно! Я как будто в бинокль на свою жизнь смотрю, только с другой стороны. Причем и на него, и на себя. Ты мне умудрился лупу на бинокль поменять. Теперь такое все ма-аленькое!

— Красиво сказала! — восхитился Плюсик. — И главное — полная отсебятина, без всякого Интернета. Куда мне до тебя с моим косноязычием? Но знаешь, что я тебе положа руку на сердце скажу? Как ты была эгоисткой, так и осталась. Все о себе да о себе, любимой! Иди сюда, собачка, я тебе хоть колбаски дам!

Он легонько похлопал рукой по коленке, и к нему на руки моментально взлетела Буська, которая уже давно маялась возле стола, так и сяк намекая насчет колбаски.

— Хозяйка тебя не любит, она нехорошая, жадная. А я дядя добрый, со мной не пропадешь, — вкрадчиво приговаривал Плюсик, щедро отламывая куски колбасы и подавая их собаке. Буся жадно глотала, не веря своему неожиданно привалившему счастью, не успевая прожевать вожделенное лакомство.

— Ты что делаешь? Ей плохо будет! Буська, фу, фу! — закричала Лина.

— Ей будет хорошо, правда, собака? У нее, между прочим, тоже праздник. Она, между прочим, с первого дня тут работает, как и ты. А ей никто ни спасибо, ни шампанского, ни колбаски… Хочешь шампанского понюхать, собака?

Лина умолкла. Беспокойство быстро сменилось любопытством. Она ревниво наблюдала за тем, как Валентин капнул на ладонь шампанского и поднес ладонь к Буське. Та понюхала, повиляла хвостом, благодарно лизнула ему палец — но пить не стала.

— Во-от, она умней тебя, — торжествующе подвела итог Лина. — А насчет того, что мы вместе — это ты прав, она мне изо всех сил помогает. А знаешь, как мы в первый день тут? Ужас!


…Впрочем, первый день она помнила не очень отчетливо — только начало и конец. Они с Буськой приехали в Карасье озеро в несусветную рань, без четверти восемь. На улице едва брезжил сизый, подернутый влажной дымкой октябрьский рассвет. Лина так волновалась накануне, что ночью почти не сомкнула глаз, но, как ни странно, чувствовала себя отлично — вот чудеса! Возле пункта охраны, где дежурили не мальчики из охранного предприятия, а настоящие полицейские, ее уже ждал Валентин. Пропуск оформляли долго, будто на режимное предприятие: анкета, паспортные данные, фотография и даже отпечаток пальца. В ответ на Линино удивление сотрудник полиции пояснил:

— Если вы забудете дома карточку — система распознает вас по отпечатку пальца, это для вашего же удобства. И учтите, пожалуйста, что на въезде мы всегда просим опустить стекло со стороны водителя, особенно если оно тонированное, чтобы охранник мог заглянуть в салон. Это правило для всех, даже для резидентов.

— Резиденты-президенты… Представляешь, Бусечка, а мы с тобой — не резиденты. Тут такие дамы-господа живут, всякие министры с депутатами, что даже ты мордочкой и родословной не вышла, не говоря уже обо мне, — на нервной почве Лина несла всякую чушь, лишь бы отвлечься, и медленно двигалась за машиной Валентина через весь поселок к коттеджу, стоявшему на окраине.

Внушительных размеров дома, которые, словно киты, медленно проплывали за стеклом Лининого автомобиля, были деревянные, бревенчатые или сложенные из бруса. Постройки здесь не стремились вверх, как дома в ее Чистых Ключах. Там пятнадцать лет назад участки нарезали по восемь соток в одни руки — тогда это был один из первых элитных коттеджных поселков, и желающих тут поселиться было гораздо больше, чем участков, за которые шла нешуточная драка. Не без оснований не доверяя соседям, новоселы первым делом возводили заборы — высокие, чтоб и от воров, и от чужого глаза. И строили потом кто во что горазд, сообразно своим представлениям о «богатом» жилье.

Карасье озеро же создавали много лет спустя, не спеша выбирая место, бережно обращаясь с ландшафтом, увязывая в единый стиль индивидуальные проекты взыскательных хозяев элитного жилья. Невысокие (не выше двух этажей) дома, непременно деревянные, с панорамным остеклением, многочисленными террасами, верандами и балконами, не теснясь и не толкаясь, чинно стояли посреди огромных идеально ухоженных лужаек, удивляя даже видавших виды гостей внушительными размерами и затейливыми фасадами. На всех участках поодаль от хозяйских домов стояли домики для прислуги. Землю в будущем «райском» уголке в свое время тоже предлагали не абы кому, но бдительно следили, чтобы в будущий калашный вип-ряд не попали граждане с рылами несоответствующей конфигурации. Наиболее упорным и непонятливым охотникам, не стесняясь, представители администрации поселка объясняли, почему их статус не вполне соответствует уровню того места, куда они намереваются попасть. Здесь жили только «свои»: члены областного правительства, бизнесмены первого эшелона, семьи депутатов Госдумы — большинству из которых охрана полагалась по статусу. Возможно, поэтому заборами в Карасьем озере не увлекались, их функции выполняли выровненные до миллиметра, аккуратно выстриженные кустарники. Вдалеке были видны мелкая рябь синего озера Карасье и мачты небольших яхточек возле причала.

Коттедж, к которому подъехали Лина и Плюсик, стоял у самого леса на противоположном от озера краю поселка. Основательный, бревенчатый, кряжистый, но не такой чопорный, как его собратья. Один из немногих, он был окружен невысоким изящным забором, который, впрочем, был тоже замаскирован стриженым кустарником, дабы не оскорблять глаза живущих поблизости «резидентов» стилистическим разнобоем. Кроме дома, на участке находились домик для прислуги и домик для гостей, совмещенный с баней и бассейном, а также служебное помещение, в простонародье именуемое сараем.

Поставив машины в гараж, они вышли на площадку перед входом в дом. Лина поежилась то ли от зябкой сырости, особенно ощутимой после теплой машины, то ли от волнения.

— Ну вот, твое хозяйство! — обвел рукой территорию усадьбы Валентин. — Называется все это «Хэппи дог», чтоб ты знала. В прошлый раз не успела все осмотреть, наверное? Ничего, освоишься! Буська вон тебе поможет.