Марина Полетика - Однажды была осень

Выговорив все это, Лина вздохнула почти с облегчением и подняла глаза на Валентина. Он смотрел на нее внимательно, сочувственно и, пожалуй… — или ей показалось? — в глазах (только в глазах, не на губах) пряталась усмешка. Где-то очень глубоко. Нет, ей точно показалось.

— Вот, — подвела итог Лина. — Ты удивлен?

— Нет. Я по собаке понял. Все начинают с собак, заканчивают собой. Симптомы одни и те же. Причины — тоже. Собака — это твое отражение, не более того. Знаешь, как я стал зоопсихологом? После универа увлекся психологией, но, чтобы работать психологом, надо было второе высшее получать, а мне не до того было. И один умный человек мне подсказал: кошками-собаками можно заниматься и с дипломом биофака. Ну, парочку сертификатов покрасивее на стенку повесить, самому можно нарисовать, у нас зоопсихологов все равно пока нигде не готовят, мы же не Америка. А к каждой собачке прилагается хозяин, готовый вместе с тобой заниматься самоанализом. Давай кофе попьем, а?

— Что? — не поняла Лина, которая никак не могла привыкнуть к его новой манере вести беседу, резко меняя тему. Только она настроится на одно, как Плюсик уже придумал другое. — Кофе?

— Кофе. Очень хочется. Можно?

— Д-да, конечно… Чего ты меня путаешь, а?

— Я не путаю, — невинно посмотрел на нее Плюсик. — Мне с лимоном — у тебя есть?

Пока она возилась с кофе-машиной, Валя сидел, наблюдал за ней, мурлыкал себе под нос неразборчивую песенку. Буська давно уже сидела на свободном стуле, с интересом прислушиваясь к разговору. Кофе пили молча, Валя — прикрыв глаза от удовольствия, Лина — обдумывая возможные повороты беседы. Кажется, они о психологии говорили — не то людей, не то собак, она так и не поняла.

— Галка, а чего ты хочешь? Не от меня, а вообще — в ближайшей жизненной перспективе? — неожиданно возобновил разговор Валентин.

— Не знаю, — не успела собраться с мыслями Лина и даже разозлилась на Плюсика — кто так разговаривает, с пятого на десятое и обратно? Тем более на такие важные темы?

— Отвечай, не думай, — поторопил ее Валентин.

— Я хочу… Я хочу, чтобы все стало как раньше! — выпалила Лина и посмотрела на собеседника с некоторым даже злорадством: на глупый вопрос — глупый ответ, давай теперь ты выкручивайся.

— Не выйдет, — безмятежно сообщил ей Плюсик. — Вот я обратно свою шевелюру хочу, а не выйдет. Вариант — хотя бы хвост как напоминание о былом. Теперь твои варианты.

— Про хвост? — не поняла Лина.

— Про хвост не будем, — разрешил Плюсик. — Про тебя давай.

— Я… я сойду с ума, — после рассказа о хвосте — напоминании о былом — ее слова прозвучали неубедительно и несерьезно.

— Бывает, — согласился Валентин. — Особенно с теми, кто склонен консервировать ситуацию. Разводиться ты не готова. Почему? Ты его любишь?

— Люблю, — неуверенно подтвердила Лина, подумав, что прошедшее время было бы здесь более уместно.

— Тогда прости, — посоветовал Плюсик. — Мало ли чего в семье не бывает.

— Он не просит прощения! В этом все и дело, я же говорю — он не чувствует себя виноватым! Он меня виноватой делает! — пожаловалась Лина.

— Его тоже можно понять. Он же не сам этот скелет из шкафа достал. Ты достала. А так бы он еще стоял, — Плюсик посмотрел на Лину укоризненно. — Тогда прими. Принять и простить — это разное.

— Принять его любовницу?! — От возмущения Лина взмахнула руками и едва не спихнула со стола пустую чашку из-под кофе. Буська зарычала и посмотрела на нее укоризненно. — Ты городишь чепуху! Такое только мужчина может предложить!

вдруг нараспев процитировал Валентин. — Кто написал?

— Да не знаю я! — покраснела от досады Лина. — Нашел время стихи читать!

— Тютчев Федор Иванович, — не обращая внимания на ее досаду, пояснил Валентин. — Когда его юная любовница, подарившая ему троих внебрачных детей, умерла от чахотки, он не находил себе места от горя. И супруга Тютчева, Эрнестина, кстати сказать, мать троих законных его детей, утешала главу семьи, как могла, говоря, что печаль мужа для нее священна, какова бы ни была ее причина.

— А ты откуда знаешь? — поразилась Лина. — Ну… тогда были другие нравы.

— Нравы всегда одинаковые — за любимым можно пойти на край света. На грань моральных допусков. Пойдешь? — Глаза Валентина уже не смеялись.

— Нет! Еще чего! Не пойду! Мне и здесь хорошо. То есть плохо, — запуталась Лина. — Но все равно не пойду. Ты рассказываешь мне небылицы. Или дразнишь меня. А я хочу, чтоб все по-старому! Понимаешь?!

— Хотеть можно только от себя, — Валентин развел руками, как будто выражая сожаление. — Некоторые обстоятельства сильнее нас. Их приходится принимать как данность.

— Угу. Типа: если избежать изнасилования не получается, то расслабься и получи удовольствие? — усмехнулась Лина.

— Тебе не идет. Давай с этого места сначала: чего ты хочешь от себя?

— Тогда я хочу… терпения, — с трудом сформулировала Лина. — Чтобы переждать. А там видно будет.

— А это не ко мне, это к господу богу, — тут же парировал Валентин.

— Ну Валя! — вдруг капризно и сердито, как маленькая, крикнула Лина. — Ты должен, должен мне помочь! Ты должен сказать, что мне делать! Ты мужчина, в конце концов, тебе проще на это посмотреть с его стороны. Ты же сам говоришь, что ты психолог не собачий, а человеческий! Что у вас там говорят клиенткам в таких случаях? Ну дают же какие-то советы? Как себя вести, что делать? Представь, что я пришла к тебе на прием. Вообще-то оно так и было, между прочим!

— Советы дают только шарлатаны. Настоящие психологи заставляют думать и искать ответ самостоятельно. Я так полагаю. — Казалось, на Валентина ее вспышка не произвела ни малейшего впечатления.

— Но я не могу оставаться с этим, как же ты не понимаешь? Я думаю обо всем этом день и ночь, мне наплевать на все, кроме этого, я уже стала истеричкой, — всхлипнула Лина, совершенно вымотанная этим странным разговором, каких еще никогда в жизни ни с кем не вела. — Мы же пришли туда, откуда начали!

— Это тебе только кажется, честное слово, — ласково, как маленькой, сказал ей Валентин. — Ну ладно… ты сказала, что хочешь выждать некоторое время, ничего не предпринимая. Это разумное решение. Теперь представь, что сидишь в аэропорту и ждешь свой рейс. Он задерживается. В зале ожидания много народа, душно, нет свободных мест, капризничают дети. Но сдавать билет ты не хочешь. Если все время смотреть на часы и просто ждать, то изнервничаешься, считая минуты и складывая их в часы. Что ты будешь делать, чтобы ожидание не было таким мучительным?

— Ну… пойду прогуляться. Почитаю журнал. Поговорю по телефону. Заплачу за вип-зал и там посплю. Да мало ли что!

— Хорошо. Чем ты можешь занять себя сейчас, пока ждешь… информации о своем рейсе?

— Ну… Андрей, это сын… Хотя, конечно… Понимаешь, ему почти пятнадцать… Буська! С ней столько возни, она же совсем у меня как человечек. Фитнес, йога, — Лина добросовестно вникала в предполагаемые обстоятельства. — Можно отдохнуть съездить, у меня подружка в Израиле живет. Ты не думай, у меня вообще подруг много, то есть знакомых. Я в театр хожу, в филармонию, книги покупаю. Клуб верховой езды два раза в неделю. И за домом надо следить.

— Уважаемые пассажиры, ваш рейс откладывается на восемь часов. О времени регистрации сообщим дополнительно, — утрированно-приятным голосом произнес Валентин. — Что еще?

— А разве мало?! — разозлилась Лина. — Что мне — в школу клоунов пойти? Или промоутером стать и колбасу раздавать в супермаркете?

— Отличная идея! Обе хороши! — одобрил Валентин. — Профессиональный оптимизм и разумная трудотерапия. Кстати, в твоем фитнес-центре обучают стриптизу? Попробуй, очень полезная вещь. Одна моя знакомая примерно в такой же ситуации, как у тебя, наняла себе дорогущего тренера, освоила новое направление… и очень повысила себе самооценку.

— Ты издеваешься, — догадалась Лина. — Только я не пойму — зачем?

— Я не издеваюсь. Все эти годы твой муж шел вперед, развивался, менялся, рос. А ты ходила по кругу, который сейчас только что сама обрисовала. Он достаточно широкий, я не спорю, но он все равно — круг, — теперь Валентин говорил осторожно, тщательно подбирая слова.

— То есть ты хочешь сказать, что я ему стала неинтересна? И поэтому он завел любовницу! Очень свежая мысль, спасибо! — издевательски похлопала в ладоши Лина. — Пойду штудировать Гегеля к его возвращению. Его подружка наверняка суперинтеллектуалка. Они там в Праге проводят брейн-ринги.

— Тебе идет, когда ты злишься, — Валентин склонил голову набок, любуясь ею. — Пойми: ты стала неинтересна самой себе. Он — это уже вторично. Тебе не на что опереться в себе.

— Вот скажи, пожалуйста, почему все представители… скажем так, среднего класса, ну, такие, как ты, считают, что если у женщины сильный, успешный и состоятельный муж, то она сама — обязательно пустышка и красивая дурочка? — язвительно поинтересовалась Лина. Она и вправду разозлилась и хотела наговорить старому приятелю как можно больше гадостей в ответ на услышанное.

— Как представитель среднего класса, поясняю: нам кажется, что большинство сильных, успешных, состоятельных мужчин вашего круга — я ничего не забыл? — не хотели бы иметь в женах слишком уж умных, сильных и успешных женщин, — безмятежно сказал Валентин. — Зачем в одном доме ставить два генератора, если хватает одного? Нет, есть, конечно, исключения, но там повышенная опасность возгорания.

Лина озадаченно молчала, обдумывая услышанное. Валентин терпеливо ждал, смешно почесывая указательным пальцем веснушчатый нос.