Отец взял чемодан и легко понес в комнату, которая до сих пор называлась «детской», отмахиваясь от предложения везти поклажу на колесиках. Юля порадовалась, что, несмотря на преклонный возраст, мужчина не утратил былую силу. Поставив чемодан у узкой кровати, Максим Максимович развел руками.

— Ну, что. Устраивайся. Сейчас чай будем пить. Или ты хочешь чего-то посущественнее? Мать борщ сообразила, пельменей налепила и еще чего-то там. В общем, еды на наделю хватит.

Кивнув в ответ на отказ от борща и пельменей, отец ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

Юля огляделась. Ничего не изменилось. Даже любимая потертая лисичка с разными пуговицами вместо глаз сидела рядом с подушкой, украшенной кружевом, связанным крючком. Максим Максимович шутливо называл многочисленные салфетки, украшающие их квартиру, мещанством, но Валентина Николаевна упорно плела их, а еще шарфы, береты, безрукавки и перчатки, а потом раздаривала их на праздники. Одну из ее шалей с гордостью и удовольствием носила сама баронесса Элизабет.

Обойдя помещение по периметру, Юля остановилась у окна. Белый от неубранного снега двор с серыми пятнами деревьев и яркими — автомобиль смотрелся неухоженным, и чем-то напоминал бродячего пса. Однако, глядя на ржавые водосточные трубы, девушка чувствовала удовлетворение, смешанное с легкой грустинкой, которое ощущаешь, лишь возвращаясь в родные места после долгого отсутствия.

В этот момент из подъезда в буквальном смысле выкатились малыши и с громкими спорами, но довольно дружно стали лепить снеговика. Стоило им повязать на шею ассиметричному созданию цветастый платок и прилепить к боку метлу, снеговик стал напоминать дворничиху Прасковью — многолетнюю грозу здешних мальчишек и пьяниц. Вспомнив грузную женщину, Юля не сдержала смешок.

— Чайник вскипел. — Юля обернулась на звук маминого голоса. — Принести сюда, или посидим в кухне?

— В кухне, — обняв мать, которая едва доставала ей до плеча, Юля поцеловала ее в гладко причесанную макушку. — А елку уже украсили?

— Тебя ждали.

— Хорошо!

Именно так она себя и чувствовала.

Глава 3

После обеда нагрянула Надя. Вместе с ней в квартиру ворвался морозный воздух и своеобразный, характерный только для этой женщины шум. Казалось, от ее энергии даже воздух искрился электричеством.

— Отдохнула? — Юля не успела ответить, а Надя уже продолжила: — Собирайся. Едем в ресторан. Мне нужен свежий глаз.

— С корабля на бал?

— Не ной. У тебя было достаточно времени, чтобы выспаться. Или посетить салон красоты. Хотя, о чем это я? Ты, и салон красоты… А какая девчонка была! Что с тобой англичане сделали? Одомашнили до неприличия.

— Это не они, — возразила Юля. Имя Белецкого крутилось на языке, но она не стала произносить его при родителях. — Жизнь. Может, я завтра взгляну на все скопом? Ты за ночь еще что-нибудь придумаешь.

— Отговорки не принимаются. Тем более, такие неоригинальные.

— А какие годятся?

— Свидание с интересным мужчиной, к примеру.

— Я еще не успела познакомиться с кем-то новым.

Снимая с вешалки пуховик Юли, подруга подмигнула:

— Новое — это хорошо забытое старое.

— Иди, дочка. Развейся.

Валентина Николаевна тихонько подошла сзади. Погладила Юлю по спине.

— А как же вы с отцом?

— Мы подождем. Иди-иди. И слушайся Надю. Она — хорошая девочка.

— Кажется, в школе ты говорила совсем другое. Что-то типа: «С ней не соскучишься».

— Так я и не отказываюсь. С ней и сейчас не соскучишься, но тебе именно это и нужно. И возьми-ка лучше дубленочку. Я ее проветрила. Ты в ней на Снегурочку похожа.

Юля пригладила руками непослушные светлые кудри и покачала головой.

— Сговорились. Ладно. Сдаюсь.

Ресторан оказался небольшим, но очень уютным. Витиеватый стиль в интерьере подходил к названию «Франц». Круглые столики, на каждом из которых красовалась отдельная настольная лампа, скатерти до пола, стулья с изогнутыми спинками, стены с фотографиями начала века, пол, выложенный мозаикой — все выглядело гармонично, но не отвлекало внимание посетителей от главного — еды и беседы.

— Как тебе?

Услышав искренний интерес к ее мнению, Юля удивленно взглянула на подругу.

— Тебя это действительно волнует?

— Я же человек, в конце концов. Более того, женщина. И, конечно, меня волнуют такие вопросы. Правда, интересуюсь я не у каждого. Так, как?

— Мне нравится. Уютно. Только…

— Что?

— А танцы будут? Не вижу здесь подходящей площадки хотя бы для желающих потоптаться.

— А мы несколько столиков уберем — я договорилась — и в углу поместится небольшая группа музыкантов.

— Нашла кого-то? Это, наверное, дорого — живая музыка на заказ.

— Знакомые подсуетились. Сейчас один человек подойдет…

— Привет, Кудряшик.

Юля не верила собственным ушам. Знакомый голос с легкой хрипотцой вернул ее в прошлое. Тогда она была юной и очень счастливой, а рядом с ней всегда находилось двое самых симпатичных мужчин: любимый Паша и лучший друг Гарик. Игорь Гай.

Неожиданно девушка оказалась в крепких объятьях. Кто к кому бросился первым, осталось загадкой. Сильные руки подняли и завертели ее. Голова закружилась, но это еще сильнее развеселило Юлю. Ощущение легкости и непринужденности не покидало ее до тех пор, пока Гарик не отпустил ее.

Раньше он ни разу не позволял себе подобного.

Гай коротко чмокнул ее в губы, словно делал это с десяток раз на дню. А ведь случилось это впервые.

Что же изменилось?

Юля смотрела на друга во все глаза. Мир еще не перестал вертеться, но взгляд уже сфокусировался. Игорь изменился. Не слишком, но заметно. Возмужал, раздался в плечах, остриг длинные волосы. Но самые заметные метаморфозы произошли с лицом. Черты обозначились резче, нос стал более выразительным, а глаза — дымчато-серые, как и раньше, но… Какой странный взгляд.

— И как?

— Что именно? — неожиданно растерялась Юля. Ей пришлось напомнить себе, что перед ней всего лишь Гарик.

— Ну, хоть что-то, — Гай улыбнулся, и все здравые мысли покинули ее голову. Кроме одной. К сожалению, Надя сразу угадала, о чем подумала ее подруга.

— Комплектный мужчина.

«Достаточно емкое описание», — согласилась Юля. Мысленно, конечно. Достаточно и громкого заявления Нади. А еще выразительных взглядов девушек за столиками.

Гарик расхохотался и обнял Надежду за плечи.

— Надеюсь, это похвала.

— Аванс. Правда, крохотный. Не могу же я позволить тебе зазнаться окончательно.

— Никогда не меняйся.

Гарик с улыбкой смотрел на Надю, и это ужасно нервировало.

— А Марк знает? — поинтересовалась девушка. И лишь после этого представила, как выглядит со стороны — настоящей завистливой ханжой.

— О чем?

Две пары глаз уставились на Юлю, лихорадочно подыскивающую слова.

— Что вы дружите.

«Кажется, вышло достаточно нейтрально». Девушка удивлялась себе все больше и больше. А тут еще подруга прищурила один глаз и выдала:

— Я как же. Если бы он разрешил мне завести любовника, то Игорек оказался бы единственным в списке.

Гарик хохотал, пока Юля приходила в себя после подобного заявления.

— Почему?

— Единственным? — переспросила подруга. Юля кивнула, бросив на Игоря смущенный взгляд из-под ресниц. Она не верила, что ведет такой откровенный разговор в его присутствии. — Мне кажется, это и так понятно. Но видимо, не для всех. Тебе я потом объясню.

Гарик отвлек Надю разговором о каких-то общих знакомых, давая Юле передышку и возможность сменить щекотливую тему.

Девушка с удивлением смотрела на парочку, явно часто общающуюся. Неожиданно — уже в который раз — она испытала что-то, вроде ревности. Когда-то Надя не входила в их узкий кружок. Во-первых, подруга училась в другом вузе, и даже другом городе. Во-вторых, Гай не был их одноклассником.

Тогда, почему он здесь?

Глава 4

— Кстати, Игорь, а что ты здесь делаешь?

— Пришел поздороваться. Ужасно хотел тебя увидеть.

Бархатистый голос звучал неимоверно приятно. Неужели Гарик и раньше так говорил? Шесть лет назад.

Он запомнился ей долговязым парнем с неизменной гитарой в руке. Несмотря на то, что играл Игорь на многих инструментах: фортепьяно, баяне и даже саксофоне, именно шестиструнка стала его любимицей, а Эл Ди Меола[2] — символом джазовой музыки. Он мог говорить об этом часами — или молчать, но Юля почти не сомневалась, что в это время Гай что-то придумывал, точнее, мысленно писал ноты. Именно так, в уме, он создавал песни для группы, в которой играл — «Гридь»[3].

Благодаря этой неудержимой тяге к музыке они и сошлись — Пашка и Гарик. Игорю удалось заставить заядлого скрипача взять в руки гитару, и даже научиться на ней довольно сносно играть. Белецкий же частенько посмеивался над другом, застрявшим «на своей волне» и иногда забывающем даже поесть. Именно Юля заставляла Игоря перекусить хоть что-то. Она делала бутерброды на троих, тащила парней в кафешки, совала им сладости в карманы, чтобы музыканты могли пополнить запасы глюкозы в молодом, растущем организме.

Втроем они представляли собой весьма любопытное зрелище — белокурый Белецкий, брюнет Гай и кучерявая златовласка Юля Кудря. Знакомые воспринимали их, как что-то неделимое. Но правдой это было лишь на первый взгляд.

Когда Игорь отправлялся на репетиции, девушке удавалось остаться наедине с Пашей: парнем, в которого она влюбилась еще в школе — до такой степени, что отказалась поступать на журналистику, о которой мечтала с детства. Послушавшись Белецкого, Юля осваивала искусствоведение и менеджмент, чтобы помочь любимому продвигаться в мире музыки. Однако она никогда не сожалела об этом поступке. Ей понравилось избранное дело.