Джоджо Мойес - Одна в Париже

– Итак, – начинает он. – Вы здесь на каникулах?

– Только на уик-энд. Просто… ну вы понимаете… хотелось куда-нибудь съездить.

Он слегка склоняет голову набок:

– Это хорошо. Просто взять и уехать. Очень… – он подыскивает нужное слово, – импульсивно.

Она качает головой:

– А вы каждый день работаете в ресторане?

– В основном. Я хочу стать писателем. – Опускает глаза и поддевает носком камешек. – Но боюсь, что так и останусь официантом.

– О нет! – произносит она неожиданно звонким голосом. – Не сомневаюсь, у вас получится. Ведь на ваших глазах столько всего происходит. Жизнь самых разных людей, я хочу сказать. У вас наверняка полно идей.

Он смущенно пожимает плечами:

– Это просто мечта. Не уверен, что она сбудется.

И вот они уже у входа на выставку. Охранник ведет девушку к стойке, чтобы проверить ее сумку. Она явно смущается, и Фабьен не знает, ждать свою новую знакомую или нет.

Однако она поднимает руку, словно желая попрощаться.

– Еще раз спасибо, – говорит она. – Надеюсь, вам понравится выставка.

Он засовывает руки в карманы и кивает:

– До свидания.

Он даже не знает ее имени. А потом она бежит вниз по ступенькам и исчезает в толпе.

Фабьена еще несколько месяцев назад засосала рутина жизни, и он потерял способность думать о чем-то другом, кроме Сандрин. И любой бар, куда он заходил, непременно навевал ему воспоминания о местах, где они когда-то бывали. А каждая песня, которую он слышал, напоминала ему о форме ее верхней губы, о запахе ее волос. Он словно жил с призраком.

Однако сейчас, в этой картинной галерее, у него в душе что-то происходит. Что-то меняется. Его захватывают картины: огромные яркие полотна Диего Риверы, пронзительные автопортреты Фриды Кало, женщины, которую любил Ривера. Фабьен практически не замечает других посетителей, толпящихся перед картинами.

Он останавливается перед потрясающим полотном, где она изобразила свой позвоночник в виде сломанной колонны. В глазах женщины на портрете такая вселенская тоска, что у Фабьена нет сил отвернуться. Реальная крестная мука, думает он. А не какая-то там хандра после расставания с Сандрин, которая, собственно, только и делала, что его критиковала. И у Фабьена словно камень падает с души.

Он снова и снова останавливается перед картинами, которые уже видел, читает информацию о жизни этой пары, об их страсти к искусству, к борьбе за права рабочих, друг к другу. Фабьену хочется жить, как эти люди. Он должен стать писателем. Должен.

Теперь он преисполнен желанием поскорее отправиться домой и написать нечто свежее, такое же искреннее, как эти картины. Да, больше всего ему сейчас хочется писать. Но что?

А потом он видит ту самую англичанку, перед автопортретом Фриды Кало, изобразившей свой позвоночник в виде сломанной колонны. Широко распахнутые грустные глаза его новой знакомой прикованы к лицу девушки на картине. В правой руке англичанка сжимает синюю шапочку. И он вдруг видит, как по ее щеке катится слеза. Она поднимает левую руку и, по-прежнему не сводя взгляда с картины, вытирает слезу ладонью. Неожиданно она оборачивается, словно почувствовав, что на нее смотрят, и их глаза встречаются. И тогда Фабьен, не успев толком подумать, подходит к ней.

– У меня не было возможности вас спросить, – говорит он, – но, может, вы не откажетесь выпить со мной кофе?

Вчетыре часа дня в кафе «Ле шеваль блё» яблоку негде упасть, но официантка находит для Фабьена столик внутри. Похоже, он из тех мужчин, которым всегда удается получить хороший столик. Он заказывает маленький черный кофе, и она говорит: «Мне то же самое», поскольку ей не хочется, чтобы он слышал ее жуткое французское произношение.

За столиком возникает неловкая пауза.

– Хорошая выставка, да?

– Обычно я не плачу, глядя на картины, – произносит она. – И теперь чувствую себя ужасно глупо.

– Нет-нет, просто экспозиция берет за душу. Все эти толпы людей, и фотографии, и вообще…

И он начинает рассуждать о выставке, о том, что слышал о работах этой художницы, но даже не подозревал, что ее картины настолько его тронут.

– Я чувствую их здесь, понимаете? – Он тычет себе в грудь. – Это так… мощно.

– Да, – соглашается она.

Как это не похоже на привычную болтовню ее знакомых, которые привыкли обсуждать, в чем Тесса пришла на работу, или сериал «Улица Коронации», или кто отрубился, когда они вусмерть надрались в прошлый уик-энд.

– Думаю… я хочу писать так, как они рисуют. Понимаете, о чем я? Я хочу, чтобы кто-нибудь прочел мою книгу и сказал «блин!» – (Она не может сдержать улыбку.) – Вы находите это смешным? – Он выглядит обиженным.

– Ой нет! Просто вы употребили слово «блин».

– Ну и что?

– У нас в Англии так не говорят. Я просто… – Она качает головой. – Просто очень смешное слово. Блин.

Он смотрит на нее и громко смеется:

– Блин!

И лед сломан. Приносят кофе, она кладет в чашку два кусочка сахару, чтобы не было слишком горько.

Фабьен выпивает кофе в два глотка.

– Итак, как тебе Париж, Нелл из Англии?

– Мне нравится. По крайней мере, то, что я успела посмотреть. Но я пока не видела ни единой достопримечательности. Ни Эйфелеву башню, ни Нотр-Дам, ни того моста, на решетку которого влюбленные вешают замки. И вряд ли теперь успею.

– Ты вернешься. Люди всегда возвращаются. А что ты делаешь сегодня вечером?

– Не знаю. Может, поищу другое симпатичное местечко, чтобы поесть. А может, просто останусь в отеле. Я жутко устала. – Она рассмеялась. – А ты сегодня работаешь в ресторане?

– Нет. Не сегодня.

Она усиленно пытается скрыть разочарование.

Он бросает взгляд на часы:

– Merde! Я обещал помочь отцу. Мне надо идти. – Он поднимает на нее глаза. – Но сегодня вечером я встречаюсь с друзьями. Если хочешь, присоединяйся.

– О, это очень любезно с твоей стороны, но…

– Ты не можешь приехать в Париж и весь вечер проторчать в номере отеля.

– Ничего страшного. Я переживу.

У нее в ушах вдруг звучит голос матери: Нельзя встречаться с незнакомыми мужчинами. Он может оказаться кем угодно. И у него бритая голова.

– Нелл, позволь мне угостить тебя выпивкой. Чтобы хотя бы отблагодарить за билет.

– Даже и не знаю…

У него удивительная улыбка. Она колеблется.

– А это далеко?

– Здесь все близко, – смеется он. – Ты в Париже!

– Ладно. Где встречаемся?

– Я за тобой зайду. Где твой отель?

Она дает ему название отеля и спрашивает:

– А куда мы пойдем?

– Туда, куда приведет нас ночь. Ты ведь у нас как-никак Импульсивная Английская Девчонка! – Он салютует ей, рывком заводит мопед и с ревом уносится прочь.

Нелл возвращается к себе в номер, взбудораженная событиями сегодняшнего дня. У нее перед глазами до сих пор стоят картины с выставки, большие руки Фабьена на маленькой чашечке, печальный взгляд той хрупкой художницы со сломанным позвоночником. А еще роскошные сады на берегу и река Сена, величаво текущая внизу. Она слышит шипение открывающихся и закрывающихся дверей вагонов метро. Она чувствует, как внутри все буквально бурлит. Она ощущает себя героиней из книжки.

Она принимает душ и моет голову. Перебирает свои немногочисленные наряды, мучаясь вопросом, достаточно ли они парижские. Ведь женщины здесь такие стильные. И каждая одевается не так, как другие. По крайней мере, не так, как английские девушки.

И тогда она, недолго думая, спускается вниз и бежит в сторону магазинчиков, мимо которых проходила раньше. И останавливается перед витриной. Еще утром она обратила внимание на зеленое платье с узором из ананасов. Это платье напомнило ей о кинозвездах пятидесятых годов. Она делает глубокий вдох и толкает дверь.

Через двадцать минут она уже в номере отеля с пакетом в руках. Вынимает из пакета платье и поспешно надевает. Встает перед зеркалом, любуясь мягкими складками, линией талии, и неожиданно понимает, что за весь день ни разу не вспомнила про Пита. Она в Париже, в платье из парижского магазина и собирается на свидание с незнакомым мужчиной, которого подцепила в картинной галерее!

Она закалывает волосы в свободный низкий узел, подкрашивает губы, садится на кровать и смеется.

Двадцать минут спустя она по-прежнему сидит на кровати и задумчиво смотрит прямо перед собой.

Она в Париже и собирается на свидание с незнакомым мужчиной, которого подцепила в картинной галерее!

Она, наверное, рехнулась.

Это самая большая глупость из всех, которые она вообще когда-либо делала.

Это даже глупее, чем купить дорогущее платье с узором из ананасов.

И даже глупее, чем купить билет в Париж мужчине, имевшему наглость заявить, будто не может решить, на что похоже ее лицо: то ли на лошадиную морду, то ли на булочку с изюмом.

Завтра ее имя появится в новостях на первых полосах газет или, хуже того, в крошечных заметках, настолько незначительных, что им даже не нашлось места на первой полосе.

Девушка найдена убитой в Париже, после того как ее бойфренд не смог к ней присоединиться.

«Я говорила ей, что нельзя встречаться с незнакомыми мужчинами», – заявила ее мать.

Она смотрит на себя в зеркало. Нет, это просто безумие. Что она наделала?

Нелл хватает ключ, влезает в туфли и бежит вниз по узкой лестнице к стойке администратора. Администраторша, как всегда, на месте, и Нелл ждет, когда та закончит говорить по телефону, а затем наклоняется к ней и тихо произносит:

– Если за мной зайдет мужчина, не могли бы вы сказать ему, что я заболела?

Женщина хмурится:

– Значит, это не семейные обстоятельства?

– Нет. У меня… э‑э‑э… болит живот.

– Болит живот. Мне так жаль, мадемуазель. А как выглядит этот мужчина?

– Очень короткие волосы. Ездит на мопеде. Его определенно еще нет. Я… Высокий такой. Хорошие глаза.