– Томми сказал, что если я хочу пойти официальным путем и нанять хорошего адвоката, мне придется взять ссуду под залог фермы, – продолжал тараторить мой язык. – Если бы речь шла только обо мне, то я бы сделала это не задумываясь, но я не могу поступить так с Томми. И с мамой… Так что придется вместо этого шевелить извилинами.

Трипп только кивнул, продолжая исподтишка за мной наблюдать. Внезапно он сказал:

– Мне нравится твоя прическа. Тебе очень идет.

Не спрашивая меня, он положил в кофе один кубик рафинада и высыпал два пакетика сухих сливок, словно знал, что обычно я пью кофе именно так.

Я машинально прикоснулась ладонью к затылку.

– Это мама мне заплела сегодня утром. Она умеет заплетать «французскую косу» лучше любого парикмахера, к тому же ей это, похоже, нравится. Все-таки удивительно: она столько всего позабыла, а это – помнит…

Трипп поставил кофе передо мной.

– То есть ты приехала, чтобы сказать, что я был прав?

– Вот уж нет!

– Тогда зачем пирог? Цветы?.. – Он отпил кофе и вопросительно приподнял бровь.

– Я… я просто хотела тебя поблагодарить… Ну за то, что ты не оставил меня одну… И что был внимателен ко мне, даже когда я не совсем этого заслуживала.

– Это, конечно, правильно. – Трипп прислонился к буфету. – Я имею в виду твои слова насчет того, что ты не всегда заслуживала доброго отношения. Но ведь я был прав, верно?..

Держа кружку обеими руками, я поднялась и, подойдя к широкому эркеру, стала смотреть на просторный задний двор.

– Ты мог бы построить здесь бассейн, – сказала я. – Или поставить чу́дную летнюю кухню с печью для барбекю. Я могла бы помочь тебе все распланировать…

Легкий поцелуй прямо в «французскую косу» на затылке застал меня врасплох.

– Помоги, я не возражаю.

По всему моему телу разлилась горячая волна, заставившая меня вздрогнуть.

– Я не заслуживаю не только твоего доброго отношения. Я не заслуживаю тебя… – произнесла я тихо, и это были первые честные слова, которые я сказала ему за очень, очень долгое время.

На это Трипп должен был отреагировать, но он, конечно же, промолчал.

– Наверное, говорить подобные вещи глупо, – поспешно добавила я. – В конце концов, ты мне вовсе не принадлежишь – как и я тебе. Просто я подумала… то есть я надеялась, что мы могли бы попробовать начать все сначала. Не с детсадовских времен, конечно, но… Если бы ты, к примеру, дал мне возможность показать тебе, как много ты для меня значишь, я бы…

Трипп протянул руку поверх моего плеча и забрал у меня кружку с наполовину остывшим кофе. Я услышала, как он поставил кружку на кухонный столик.

– Все-таки ты отличная девчонка, Вив. Всегда это говорил!

Я повернулась к нему – и только тогда осознала, насколько близко ко мне он стоит.

– Знаешь, Трипп, я всегда считала, что «отличная девчонка» – довольно сомнительный комплимент, но в том, как ты это говоришь, есть что-то такое, что я готова пересмотреть свое…

Его поцелуй заставил меня забыть о том, что́ именно я собиралась «пересмотреть». И обо всем остальном тоже. Я позабыла все причины, отбросила все резоны, которые на протяжении многих лет мешали мне признаться себе в своих чувствах к человеку, который стоял передо мной в одном лишь полотенце и который обнимал меня нежно и горячо.

Теперь я точно знала, что вернулась домой, и мне казалось невероятным, как еще недавно я могла считать, будто в других местах мне может быть лучше.

* * *

Октябрь, 2013


Я завернула в пищевую пленку последний пирог с арахисовой пастой и аккуратно уложила в кузов моего новенького внедорожника, где уже стояло несколько картонных коробок с такими же пирогами. Цепочка с двумя маленькими золотыми кольцами висела у меня на груди, скрытая высоким воротом бумажного свитера. В Калифорнию я ездила уже три раза, и каждый раз надевала цепочку как талисман, как напоминание о том, зачем на самом деле я туда еду. Я твердо верила, что любовь матери к своему ребенку нерасторжима, что ее ничем нельзя победить, поэтому, когда Марк в очередной раз говорил мне «нет», я не чувствовала себя побежденной.

И, кажется, мое упорство начинало приносить плоды. Когда я в последний раз побывала в Лос-Анджелесе, мне показалось, что Марк настроен уже не столь решительно, как раньше. Почему – я точно не знала, но догадывалась, что мои подозрения относительно поведения Кло оказались верными: похоже, девочка «давала отцу прикурить» по полной программе. Мне, правда, не удалось поговорить об этом с Тиффани, которая страдала от таких сильных приступов утренней тошноты, что некоторое время назад ее даже положили в больницу, но потом снова вернули домой, порекомендовав постельный режим, однако я не сомневалась, что она подтвердила бы мои догадки. Нет, я, конечно, не желала зла ни Тиффани, ни ее будущему ребенку, и все же какая-то (быть может, не самая лучшая) часть меня надеялась, что Кло и дальше будет включать свои диски с записями Мэрилина Мэнсона на полную громкость.

Само́й Кло я о своих визитах в Калифорнию не сообщала. Да, я сражалась за нее, но, по моему глубокому убеждению, эта битва относилась к миру взрослых, и ей не следовало знать о ней больше, чем необходимо. Едва ли не больше всего я боялась, что если мне в конце концов удастся одержать победу, девочка может подумать, будто это произошло потому, что отец сам от нее отказался.

На веранде показался Томми, который держал в руках низкий и широкий ящик с рассадой подсолнухов. Он все-таки восстановил бабушкину теплицу, и я решила, что первыми цветами, которые я там высажу, должны стать ее любимые подсолнухи. Еще летом я посадила несколько штук вдоль забора сада, и сейчас крупные желтые цветки, похожие на улыбающиеся лица, напоминали мне о Бутси.

– Кэрри только что звонила. Она уже на празднике, говорит, народа собралось уже очень много. Она нашла свою клетчатую красно-белую скатерть и обещала прикрепить ее скотчем к столу до того, как мы привезем пироги.

– Очень хорошо. Спасибо, Томми. У меня тоже все готово, так что помогать мне не нужно. Лучше поезжай вперед – я знаю, Кэрри давно ждет, чтобы ты покатал Бо на карусели.

И я подмигнула брату, вспомнив, как в детстве мы вместе ходили на Праздник урожая. Какие бы лекарства Бутси ни давала Томми, на карусели, – а также на любом другом аттракционе, подразумевавшем быстрое движение по кругу, – его сразу начинало жестоко тошнить. Насколько я помнила, за все время брату так ни разу и не удалось переварить до конца сладкую вату, мороженое или подсоленные тянучки.

– Кольцо не забыл?

Томми похлопал себя по карману, в котором лежало обручальное кольцо Бутси. Когда-то оно принадлежало Аделаиде, но буквально за несколько дней до своей гибели она отнесла его к ювелиру, чтобы немного увеличить размер. Кольцо, таким образом, сохранилось и перешло к Бутси. Я нашла его в большой столовой супнице, когда чистила наше старое серебро. Должно быть, Бутси положила его туда, когда в последний раз чистила столовые приборы, да и забыла (этой супницей пользовались редко, уж больно она была громоздкая). Изящная золотая вещица показалась мне чем-то вроде привета или даже благословения от обеих женщин – от нашей бабки и от прабабки, поэтому, когда Томми сказал, что намерен сделать Кэрри предложение, я поняла, что кольцо нашлось не случайно.

– Не забыл. Знаешь, пожалуй, я поговорю с Кэрри до карусели, иначе может получиться очень неловко.

– Отличный план. – Я крепко обняла брата. – И еще – я очень за тебя рада! Честно!

– Что ж, может, в таком случае устроим двойную свадьбу?

– Там видно будет, – уклончиво ответила я. – Кстати, один из пирогов в холодильнике – твой, но только один. Остальные три для Коры, для Матильды и для миссис Шипли, поэтому если я хоть одного недосчитаюсь – оторву тебе руку и буду бить ею по голове. – Эту угрозу Бутси когда-то повторяла довольно часто, поскольку Томми – прожорливый, как все подростки, – частенько похищал из холодильника еду. Бабушка утверждала, впрочем, что гораздо больше ее возмущает не сам факт кражи, а то, что Томми оставляет за собой настоящую дорогу из крошек.

– Ой, боюсь! – В голосе брата я расслышала улыбку и сама улыбнулась.

Урожай был хорошим, и мы с Томми могли задуматься о том, что делать дальше. Неспешный круговорот сельской жизни всегда был мне по душе, причем в моих представлениях он всегда начинался именно осенью, когда фермеры убирали урожай и поля пустели. Это время казалось мне самым подходящим, чтобы задуматься о том, как будущей весной в землю снова падут семена, чтобы летом мы снова могли любоваться белыми и розовыми цветами хлопчатника, и как те в свою очередь превратятся в небольшие, наполненные невесомой, снежно-белой ватой коробочки; когда же собранный хлопок отправится в амбары и хранилища, поля вновь опустеют и затихнут, готовясь к долгой зимней дреме. У нас в Дельте этот цикл повторялся уже больше двух столетий, но только теперь я научилась черпать в нем утешение и спокойствие. Твердо знать, что после зимних холодов снова наступит весна, – это очень и очень много. Для меня, во всяком случае, этого было достаточно.

– Эй, а Трипп-то когда приехал? – спросила я, когда мой взгляд упал на припаркованный рядом с домом белый пикап.

В ответ Томми пожал плечами и поспешил сесть за руль своего автомобиля.

– Понятия не имею. Может, пока ты ходила в кухню за последними пирогами?.. – И, помахав мне рукой, брат развернул свой «Форд» и помчался по аллее значительно быстрее, чем было необходимо.

Насколько мне было известно, Трипп все утро был занят по работе, поэтому я не стала слать ему даже эсэмэсок, не сомневаясь, что он сам свяжется со мной, как только у него появится свободная минутка. Но он так и не позвонил, и я решила, что сегодняшний день был для него не самым простым – особенно если учитывать специфику его работы. В конце концов я все же отправила ему СМС с напоминанием, что он обещал ждать меня в семь вечера возле моего киоска с пирогами, но Трипп почему-то приехал ко мне домой.