Моё тело отпускает сдерживаемого его напряжение, и я расслабляюсь в его руках:

— Я люблю его, Грегори.

— Вижу, — нехотя признаёт он. — А он тебя любит?

— Да, — отвечаю, потому что знаю точно, что он любит. Он просто не говорит об этом прямо. Но это его право.

— Он делает тебя счастливой?

— Больше, чем ты думаешь, но я была бы намного счастливее, если бы люди просто оставили нас в покое. — Чувствую, как он со вздохом сутулится под тяжестью моего тела.

Он останавливается и ставит меня на ноги, а потом с силой сжимает мои плечи:

— Малышка, у меня плохое предчувствие. Он такой… — Он замолкает и рукой трёт свое лоб, явный признак беспокойства.

— Такой какой?

Он поджимает губы и опускает руки по швам, оставляя их безжизненно болтаться.

— Мрачный.

Я киваю, делая глубокий вдох.

— Мне знакома каждая его тёмная частичка, какую только возможно узнать. Я снова наполню их светом. Я помогаю ему, и независимо от того, согласен ты, принимаешь это или нет, он тоже мне помогает. Он мой кто-то, Грегори. Я никогда его не оставлю.

— Вау, — мой друг выдыхает, прикусывая щёки. — Такие сильные слова, Оливия.

Я пожимаю плечами:

— Всё так, как есть. Ты разве не видишь? Он не привязывает меня и ни к чему не принуждает. Я с ним добровольно и потому что должна там быть. Я лишь надеюсь, что однажды ты найдешь своего кого-то и надеюсь, что ты почувствуешь себя столь же поглощенным этим человеком, какой я чувствую себя по отношению к Миллеру. Он особенный, — я вздрагиваю от собственных слов и отбрасываю эту мысль далеко, далеко прочь.

Умиротворение, кажется, охватывает меня при виде очевидного осознания в лице Грегори. Не уверена, понимает ли он, может и не поймет никогда, но принятие — хорошая отправная точка. Я не жду, что они станут закадычными друзьями. Не думаю, что Миллер вообще может с кем-то близко дружить; он не общительный человек. Он не слишком хорошо ладит с людьми, особенно с теми, кто вмешивается. Но они, по крайней мере, могут вести себя цивилизованно. Они должны найти в себе силы сделать это, ради меня.

— Я попытаюсь, — шепчет Грегори, нехотя, и всё же сердце в груди делает радостный кульбит. — Если он хочет попытаться, я в игре.

Я улыбаюсь, возможно, самой яркой улыбкой из всех, и кидаюсь в его объятия, от чего он со смешком, делает шаг назад.

— Спасибо. Он тоже обо мне заботится, Грегори. Так же, как ты. — Не замечаю, что он, возможно, заботится даже сильнее, понимая, что это делу не поможет.

Нет больше слов, только мы, обнимающие друг друга с силой, равной многонедельной тоске, пока я, в конце концов, не отстраняюсь от него, чувство победы и восторга спиралью скручиваются внутри меня. Его желание, конечно, основано на согласии Миллера, но я не сомневаюсь в том, что он согласится. Пока есть обещание не вмешиваться в моё счастье, мы будем в порядке. Я целую его в симпатичную щёку и беру под руку, продолжая нашу прогулку в кофейню.

И замираю.

Кровь отливает от головы, и Грегори хватает меня свободной рукой, удерживая:

— Ливи? Что такое?

Белый БМВ, припаркованный у тротуара, мне незнаком, но мой интерес вызывает не роскошная машина. Внимание привлекает женщина, прислонившаяся к машине и затягивающаяся сигаретой, наблюдая за нами. Я уже видела её однажды и никогда не забуду это лицо.

София.

На ней красивый плащ, такой же невероятно белый, как и её машина, губы накрашены кроваво-красной помадой, тугой пучок белых волос так же идеален, как и в прошлый раз, когда я имела удовольствие с ней встретиться. Мне плохо.

— Ливи? — взволнованный голос Грегори возвращает меня к жизни, я открываю глаза от самодовольного выражения на её совершенном лице. — Дерьмо, ты бледная. — Его ладонь ложится на мой лоб. — Тебя сейчас стошнит?

— Нет, — слабо твержу, а сама думаю, насколько велика такая вероятность. Эта женщина, среди всех в жизни Миллера, с которым я встречалась, беспокоит меня больше всего. Начнём с того, что она была в квартире Миллера посреди ночи. К тому же пила вино, как у себя дома, хотя эта мысль раньше мне в голову не приходила. Чем-то она отличается от остальных, и мне это не нравится. Совсем не нравится. Я только всё прояснила с Грегори, и последнее, что мне сейчас нужно, это её сцены, угрозы и унижения.

Отчаянно стараясь собраться с духом, я выдавливаю из себя улыбку и вжимаюсь в руку Грегори.

— Мы когда-нибудь доберёмся до «Costa»15?

— Я и сам задавался этим вопросом. — Он улыбается и идёт дальше, как будто не заметив ничего необычного, даже несмотря на неловкость момента. София могла бы всё испортить, а, когда я слышу цокот каблучков за своей спиной, я тут же понимаю, что сейчас она так и сделает.

— Оливия, я полагаю, — произносит она мягким голосом, отчего все мышцы в моём теле напрягаются. Мой шаг сбивается, и я крепко зажмуриваю глаза в молчаливой надежде на то, что если я буду её игнорировать, она просто уйдет. Сомневаюсь, но хочу попробовать. Продолжаю идти. Грегори что-то говорит, но я ни слова не понимаю, слышу только звук его голоса где-то вдалеке. А вот её я слышу. — Или сегодня ты откликаешься на сладкую девочку?

Сердце в груди замирает, и ноги перестают нести меня по тротуару. Бежать некуда, а когда Грегори оборачивается с недоумением, я понимаю, что мне предстоит противостояние. Я медленно оборачиваюсь и вижу её всего в нескольких от меня шагах. Она делает затяжку, пристально меня разглядывая.

— Я могу вам помочь? — спрашиваю так злобно и равнодушно, как только могу, не заботясь взглянуть и запечатлеть выражение лица Грегори. Я знаю, что оно будет любопытным, но просто не могу оторвать свой настороженный взгляд от понимающего и надменного.

— О, думаю, можешь, — отвечает она, бросая в решётку люка окурок своей сигареты.— Давай прокатимся? — Она протягивает руку в сторону БМВ, и я вижу, как водитель держит открытой заднюю дверцу.

— Кто это? — в конце концов, вмешивается Грегори, сильнее ко мне прижимаясь.

— Просто подруга, — отвечает за меня София, предотвращая возможные в дальнейшем сложные вопросы Грегори. Хотя, я не уверена, что её объяснение сработает.

— Ливи? — Грегори сжимает моё плечо, вынуждая посмотреть на него. Брови вопросительно нахмурены.

— Подруга, — бормочу бессильно, пытаясь решить, что делать дальше. В голову ничего не приходит. Она назвала меня сладкой девочкой. Миллер разговаривал с ней, разговаривал обо мне?

— В моём распоряжении не целый день. — София нетерпеливо врывается в мои мысли.

— Мне нечего вам сказать.

— Зато я хочу сказать тебе многое — по крайней мере, если ты хоть немного заинтересована в Миллере…— Она провокационно останавливается, а мои собственные ноги повергают меня в шок, автоматически подводя меня к машине, меня подталкивает её приманка и потенциальная информация.

— Ливи! — зовёт Грегори, но я не оборачиваюсь. Мне не нужно видеть его лицо и не нужно, чтобы он отговаривал меня от совершения невероятной глупости. — Оливия, что ты творишь?

Я оборачиваюсь и вижу, как водитель преграждает путь Грегори, мешая ему ко мне подойти.

Грегори хмурится:

— Кто ты, черт возьми, такой? Уйди с дороги.

Рука водителя поднимается и ложится на плечо Грегори.

— Не глупи, парень. — Голос угрожающий, Грегори пробивается мимо него, по-прежнему хмурясь, смятение искажает его красивое лицо.

— Оливия! — Он начинает бороться с водителем, но мужчина крупный. Угрожающий. Я сажусь в машину.

Дверца закрывается и спустя несколько секунд открывается другая, София опускается на кожаное сиденье. Я, должно быть, сошла с ума. Мне не нравится эта женщина, и я точно знаю, то, что она скажет, мне не понравится. Но меня охватывает до неприличия неразумное желание узнать. Если она знает хоть что-то, что может помочь, я должна это выяснить. Узнать больше. Узнать то, что либо разобьет мне сердце, либо просто меня сломает.

Машина отъезжает от тротуара как раз, когда Грегори начинает барабанить в окно с моей стороны. Ненавижу себя за это, но игнорирую его.

— Парень? — спрашивает София, снимая плащ.

Я уже собираюсь резко ответить что-то типа того, что Миллер мой парень, только что-то меня останавливает. Инстинкт?

— Он мой лучший друг. А ещё гей.

— Оу! — смеётся она. — Как прекрасно. Лучший друг гей. Идеально.

— Куда мы едем? — спрашиваю, чтобы сменить тему. Я не хочу, чтобы она что-нибудь еще узнала о моей жизни.

— Просто приятная поездка.

Я фырчу. Нет ничего приятного в том, чтобы быть с Софией.

— Вы сказали, у вас есть информация. Какая? — Перейдём к сути. Я не хочу быть в этой машине и намерена убраться отсюда как можно быстрее. Как только эта женщина скажет то, из-за чего я здесь.

— Первое и самое важное — я бы хотела, чтобы ты ушла от Миллера Харта.

Это просьба, но в том, как это было сказано, безошибочно, прослеживается угроза. Моё сердце, моя душа, моя надежда — всё замирает. Но слова Миллера — что-то об устранении последствий и отвлечении внимания, — вдруг всё, что я слышу. Никому о нас не известно, и, хотя меня это убивает, я знаю, что должна делать.

— Не от чего уходить. Я виделась с ним пару раз. — Мне кажется, я могу потерять сознание, сдаться, а она только начала свою игру. Она может сказать гораздо больше, я это чувствую.

— Он недоступен.

Я хмурюсь, концентрируясь на голубых глазах, которые так и кричат о победе. Эта женщина всегда добивается своего.

— Меня это не интересует.

— Оу, — она улыбается. У меня по коже бегут мурашки. — Ну, ты довольно близко от его квартиры.

Я почти сдаюсь, но потом беру себя в руки, и меня осеняет:

— Мой друг живёт поблизости.

— Х-м-м. — Она открывает сумочку «Mulberry»16 и достает оттуда гравированный серебряный портсигар. Меня раздражает её высокомерный тон. Чувствую, как раздражение подавляет во мне чувство тревоги, и прихожу к выводу, что это к лучшему. Дерзость, черт тебя подери, не подведи меня сейчас! Длинными пальцами она достаёт сигарету из аккуратного ряда в коробочке и, постучав ей по крышке, обхватывает её пухлыми губами. — Миллеру Харту некогда попусту тратить время на маленьких любопытных девочек.