Мой рот занят, исследуя его пальцы, так что я нахожу в себе силы прочно встать на ноги и попой толкаюсь к его бедрам. Он делает резкий вдох. Кусаю его за палец.

— Оливия? — он хочет получить ответ.

Ослабляю укус и с трудом произношу:

— Двигайся. Прошу, двигайся.

— Боже, — его рука на моих волосах, он оттягивает мой хвост, прежде чем пропустить локоны сквозь сильные пальцы, позволяя им свободно струиться. А потом его ладонь накрывает мою шею и тянет до тех пор, пока я затылком не прижимаюсь к его плечу. Приоткрываю губы и крепко зажмуриваю глаза, лицо направлено в потолок. Он все еще не двигается, а мое тело уже непрестанно содрогается от лавины всеобъемлющих ощущений, сходя с ума от наслаждения, когда он начинает входить в меня. Я уже балансирую на грани, а твердый, уверенный член Миллера вызывает спазм внутренних мышц. Тяжелое дыхание заполняет мои уши.

— Я так счастлив, что ты моя кто-то, Оливия Тейлор.

— А я счастлива быть твоей привычкой, — бормочу, легко найдя слова среди тумана в голове.

— Рад, что мы это выяснили, — он опускает лицо в изгиб моей шеи и начинает плавно двигать бедрами, с удовлетворенным вздохом высасывая из моих легких весь воздух.

Улыбаюсь сквозь переполняющее меня наслаждение и чувствую, как он улыбается мне в шею, ласково целуя и продолжая двигаться во мне, ладонью удерживая мою шею.

— Божественна на вкус, — шепчет он резко.

— Божественен на ощущения.

— Ты сжимаешь меня, сладкая девочка.

— Я уже близко, — чувствую, как обостряются все мои ощущения — напряженность, пульсация, тяжесть. — Боже!

— Шшш, Ливи, — успокаивает он, его бедра как будто живут собственной жизнью, делая резкие движения, прежде чем он зубами впивается мне в шею и глубоко вдыхает. Замирает.

У меня на лбу выступают капельки пота. Жар от губ Миллера на коже разливается по моему покрытому испариной телу, обжигая самое естество.

— Насколько? — задыхаясь, произносит он. — Насколько ты близко, Ливи?

— Близко!

Его бедра, кажется, начинают вибрировать, явный признак того, что он пытается сдерживать желание и дальше резко входить в меня.

— Блин! — стону, когда он толкается в меня быстро, но осторожно, костяшки моих пальцев побелели от отчаянной хватки. Он снова отодвигается, прежде чем осторожно толкнуться. В легких не осталось воздуха, а частота сердцебиения приближается к опасной. Я чувствую слабость. — Миллер, — задыхаюсь, руками упираясь в стену. Я дрожу, не в силах себя контролировать, от такой степени наслаждения мысли плавятся. Я не знаю, что сделать, чтобы совладать с этим. Ничто не меняется, и я надеюсь, не изменится. — Миллер, прошу, пожалуйста, пожалуйста, — я уже готова сорваться с края, но он сдерживает меня, мучая. Он абсолютно точно знает, что делает.

— Проси, — рычит он, мучая меня еще одним резким толчком. — Умоляй об этом.

— Ты специально это делаешь! — кричу, двигаясь навстречу ему в попытке поймать его давление и дать волю взрыву, и получаю дикий рык Миллера и собственный шокированный вскрик. Поворачиваю к нему лицо, а он поглощает меня, и этот наш поцелуй приближает надвигающийся оргазм.

— Умоляй, — повторяет он мне в рот. — Умоляй меня посвятить тебе остаток жизни, Оливия. Дай мне увидеть, что ты хочешь нас так же сильно, как хочу я.

— Хочу.

— Умоляй, — он прикусывает мою губу и позволяет ей осторожно проскользнуть сквозь зубы, прежде чем его синие глаза впиваются в меня, прожигая душу. — Не отвергай меня.

— Прошу тебя, — взглядом удерживаю его взгляд, впитывая потребность, что плещется в его глазах. Потребность во мне. Это обнадеживает. Мы отчаянно нуждаемся друг в друге.

— И я прошу тебя, —движения его бедер возобновляются, напоминая мне о моем ранее взрывоопасном состоянии. Он целует меня в губы, находя в свой ритм, погружаясь глубоко в меня и неспешно отодвигаясь, парализуя меня своим первоклассным преклонением. — Умоляю тебя любить меня вечно.

Прижимаюсь лицом в изгиб его шеи и вдыхаю.

— Тебе не нужно меня умолять, — шепчу я. — Для меня нет ничего более естественного, чем любить тебя, Миллер Харт.

— Спасибо.

— Теперь ты можешь прекратить сводить меня с ума? — мой оргазм все еще в заточении. И он вопит об освобождении.

— Боже, да, — Миллер решительно толкается в меня и замирает глубоко внутри, крутя бедрами. Я с криком кончаю, и невероятной силы давление высвобождается из меня, от чего я плавлюсь и становлюсь беспомощной в его руках. — Блять, блять, блять!

— Не отпускай меня! — я вся дрожу, мотая головой.

— Никогда.

— Ох… — выдыхаю, эти ощущения как будто никогда не ослабнут, так что я прислоняюсь к нему. Мой мир составляет дымка неясных звуков и размытых образов, когда я после столь сильного оргазма пытаюсь совладать с собой. Я не чувствую ни ног, ни рук, только легкий укус Миллера за щеку и его пульсацию внутри себя. В голове мелькают кадры — яркие вспышки, на всех я и Миллер, некоторые из прошлого, другие из недавнего настоящего, а на некоторых мы в будущем. Я нашла своего кого-то — кого-то поврежденного, кого-то, кто выражает свои эмоции весьма необычным способом и держит себя под таким контролем, что это порой пугает. Но он мой кто-то поврежденный. Я его понимаю. Знаю, как помочь ему расслабиться, как с ним совладать, и самое важное, я знаю, как его любить. Несмотря на свое намерение всю жизнь отвергать возможность чувствовать и заботиться о ком-то, он позволил мне пробиться сквозь его напускную резкость и холодность, — помог мне в этом, в какой-то мере — и я позволила ему сделать со мной тоже самое. То, как я чувствую себя сейчас, защищенной, желанной, любимой, стоило каждой крупицы той боли, что нам довелось испытать. Он принимает меня и мое прошлое. Мы как небо и земля, но при этом идеально друг другу подходим. Издалека он красив и так же красив вблизи. А за всей его внешней красотой скрывается красота еще большая. Она уходит внутрь, и чем глубже я заглядываю, тем большую красоту вижу. Я единственный человек, кто это видит, и это лишь потому, что Миллер позволяет увидеть это только мне. Только мне. Он мой. Целиком. Каждая его прекрасная частичка.

Зубы Миллера, впивающиеся в мое плечо, и его член все также глубоко во мне, возвращают меня к действительности, в которой я смотрю в потолок, пальцы онемели от слишком крепкого захвата выступов на стене. Я измотана, но полна энергии, слаба, но при этом сильна.

— Я наблюдала за тобой однажды, — шепчу я. Не уверена, почему решила сказать ему об этом.

Он посасывает мою кожу и оставляет на ней едва заметный след от зубов, прежде чем взять в кулак мои волосы и развернуть к себе мое лицо.

— Знаю.

Он не спрашивает, что я имею в виду, или где я за ним наблюдала. Ему все это известно.

— Откуда?

— Кожу покалывало.

Улыбаюсь смущенно, заглядывая в его глаза в поисках чего-то большего, чем три этих уверенных слова. Я вижу искренность и абсолютную веру в сказанное им.

— Твою кожу покалывало?

— Да, как будто крошечные фейерверки взрывались под кожей, — выражение его лица остается спокойным.

— Фейерверки?

Он губами касается моего лба и двигает бедрами, выходя из меня. Трусики и шорты оказываются на прежнем месте, от этой потери приходит чувство досады и горечи. Он осторожно разворачивает меня в своих руках, ласково убирает мне волосы на одну сторону, и я руками скольжу по его обнаженным плечам. Он влажный и теплый, кожа блестит в ярком свете зала. Мой обиженное тело и чувство потери Миллера внутри забываются, когда мой взгляд и мозг фокусируются на резких чертах его торса — тугие соски, гладкая кожа и рельефные мышцы. Поистине захватывающее зрелище.

Я вижу, как он смотрит на стену за моей спиной, после чего передвигает меня немного влево, а потом одним ловким движением блокирует меня, прижимая к холоду стены, каждая клеточка его полуобнаженного тела накрывает меня. Указательным пальцем касается кожи под подбородком и приподнимает мое лицо к своему.

— Вот так, — он улыбается и целует меня в щеку. — Поделись со мной своими ощущениями.

— Ощущениями? — замешательство в голосе очевидно. Я понятия не имею, о чем он говорит. — Не уверена, что ты имеешь в виду.

Он дарит мне ту улыбку с ямочкой, милую и почти застенчивую.

— Когда ты рядом, даже в зоне недосягаемости, моя кожа вспыхивает. Как искры. Каждую клеточку моей плоти приятно покалывает. Это мои ощущения, — ладонью он накрывает мою щеку, подушечкой большого пальца очерчивает контур моих губ. — Так я понимаю, что ты рядом. Мне не обязательно видеть тебя. Я тебя чувствую, а когда мы прикасаемся друг к другу физически, — он неторопливо моргает и делает глубокий, успокаивающий вдох, — эти искры взрываются. Они ошеломляют меня. Прекрасные, яркие и всепоглощающие. — Миллер наклоняется и целует меня в кончик носа. — Они олицетворяют тебя.

Приоткрываю губы, перемещая руки к его затылку. Несколько секунд просто впитываю в себя его взгляд и ощущения его тела, тесно ко мне прижимающегося. Впитываю его слова. В его заявлении нет ничего поразительного. Теперь я совершенно ясно понимаю, о чем он говорит, только мои ощущения немного отличаются.

— Я тоже чувствую фейерверки, — целую подушечку его пальца, и поглаживания моей нижней губы прекращаются, теперь он тихо смотрит на меня. — Только мои взрываются глубоко внутри.

— Звучит опасно, — шепчет он, опуская глаза на мои губы. Я игнорирую предостережения Уильяма о том, когда «волосы на затылке встают дыбом», уверенная, что воображение слишком разыгралось, наверное, из-за путаницы в голове и потери Миллера. Или это могла быть часть моих ощущений.

— Это и есть опасно, — признаюсь я.

— Почему?

— Потому что каждый раз, когда я тебя вижу, ощущаю или просто чувствую, эти фейерверки, взрываясь, бьют прямо в сердце, — чувствую, как эмоции сдавливают меня со всех сторон, когда смотрю, как его взгляд блуждает по моему лицу, пока не останавливается на моих глазах. — Каждый раз, когда это случается, я влюбляюсь в тебя чуточку больше.