Забегаю, жму кнопку первого этажа и забиваюсь в дальний угол. Я поступаю жестко, но отчаяние съедает чувство вины за то, что использую эту слабость против него.

Я изначально знала, что он так поступит, и все же подпрыгиваю, когда его рука останавливает закрывающиеся дверцы, вынуждая их открыться. На лбу испарина, распахнутые глаза полны страха. — Выходи! — кричит он, широкие плечи тяжело поднимаются и опускаются.

Качаю головой:

— Нет.

Его челюсть, кажется, вот-вот треснет от силы, с которой он ее сжимает.

— Выметайся из чертова лифта!

Остаюсь тихой, только сильнее вжимаясь в стену. Он невероятно, даже пугающе зол.

— Что мне сделать? — кричит он, заставляя дверцы открыться, когда они делают попытку сомкнуться. — Что?

— Я не могу быть с тобой, Миллер, — мой голос едва слышен за его хаотичным дыханием и моим колотящимся сердцем.

— Ливи, умоляю, не поступай так со мной снова, — его начинает трясти, глаза мечутся между мной и замкнутым пространством лифта.

— Не смогу забыть того мужчину, — я протягиваю руку и снова жму на кнопку.

— Блять! — он отпускает дверцы, и они начинают закрываться. — Я отказываюсь сдаваться, Оливия! — взгляд синих глаз успокаивается, выражение лица становится бесстрастным. — Я не потеряю.

— Ты уже потерял, — бормочу я, когда его лицо исчезает.

Глава 11

Не знаю, как я оказалась здесь. Возможно, чтобы увериться в своем решении. Вид огромной кровати с балдахином,вызывает в голове образ связанной меня. Это укрепляет мою решимость и мой выбор, но и разжигает боль. Я стою посреди номера отеля, смотрю по сторонам, продолжая мучить себя, и вымаливаю силы, чтобы пройти через это. Убежать. Исчезнуть навсегда. Другого выхода я не вижу. Кожу покалывает, мне становится холодно. Глаза наполняются слезами. Планы, которые я столько раз начинала воплощать в жизнь, сейчас должны быть исполнены и завершены. Я должна исчезнуть на какое-то время, разделить нас расстоянием и надеяться, что пословица «с глаз долой, из сердца вон» окажется правдой. Для нас обоих.

— Зачем ты пришла сюда? — вопрос просачивается сквозь стук крови в ушах, возвращая меня в холод комнаты.

— Помочь себе убедиться в том, что поступаю правильно.

— Чувствуется правильным?

— Нет, — признаюсь я. Ничто не кажется правильным. Все так неправильно. Слышу щелчок дверного замка, вырывающего меня из мыслей. Я оборачиваюсь и вижу его в беспорядке, волосы взлохмачены, костюм помялся. Только взгляд синих глаз спокоен.

— Я не проиграю, — говорит он, убирая руки в карманы. — Я не могу потерять тебя, Оливия.

Слезы уже бегут по щекам, я просто стою перед ним, разбитая.

Побежденная.

Он спиной прислоняется к двери, его взгляд мечется по комнате, он всем телом опирается о деревянную поверхность. Вид Миллера Харта, борющегося с собственными слезами, вырывает мое сердце из груди, ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол. Опускаю голову, волосы рассыпаются по плечам. И я плачу. Сломленный мужчина передо мной всегда заставлял мои глаза болеть, только в этот раз это не от его невыносимой красоты. На этот раз причина в его истерзанном состоянии. Отчаянном. Разрушенном.

Спустя долю секунды я уже в его руках, теплые руки крепко меня сжимают, прижимает мою голову к своей груди.

— Не плачь, — шепчет он, устраивая меня у себя на коленях. — Мне нужно, чтобы ты была сильной для меня.

Поднимает меня и несет к кровати:

— Все заканчивается здесь, — говорит он, осторожно укладывая меня и нависая сверху, лицом зарывается в изгиб моей шеи. Я не сопротивляюсь. Позволяю его телу прижаться к моему телу, его силе просочиться в меня, я держусь за него так, будто от этого зависит моя жизнь. Он поступает так же. Мы тесно друг к другу прижимаемся, наши сердца отстукивают сильный, уверенный ритм. Слышу их удары. Мы оба возвращаемся к жизни.

Он не торопясь поднимает голову до тех пор, пока я не вижу синие, полные боли глаза.

— Мне так жаль, — он осушает мои слезы. — Знаю, что тоже убегал, но теперь я это принимаю, — он наклоняется и нежно целует меня, мягкие губы жаждут и отчаянно нуждаются. — Мне нужно, чтобы ты поступила так же, — он садится и с легкостью усаживает меня к себе на руки, обнимает и беспрестанно осыпает мое лицо поцелуями. — То, что между нами, прекрасно, Оливия. Я просто не могу это отпустить, — он берет в руки подол моего платья, но не спешит снимать с меня одежду. — Можно?

Вместо ответа я стягиваю с его плеч пиджак, и Миллер, отпустив подол, помогает мне снять его с себя. Мне необходимо почувствовать его обнаженную кожу.

— Спасибо, — выдыхает он, сняв с меня платье и отбросив его в сторону. Его губы находят мои и начинают осторожную ласку. Его язык, скользнув в мой рот, робок и мягок. В голове пусто, но тело отвечает инстинктивно. Я принимаю его поцелуй, отвечая столь же мягкими, неспешными движениями, впитывая эмоции, переполняющие его. Его теплые руки повсюду, везде прикосновения и ощущения напоминают мне о нехватке теплой кожи под моими ладонями. Я принимаюсь расстегивать его жилетку, потом рубашку, пока руками не заползаю под ткань, касаясь его повсюду, прежде чем в спешке сорвать с него одежду, отказываясь отпускать его губы, даже затем, чтобы коснуться его идеального торса. Как только его руки оказываются свободны, он расстегивает бюстгальтер и медленно снимает его с меня, освобождая мои чувствительные, набухшие соски. Он разрывает наш поцелуй, и я протестующее хнычу, тянусь вниз, расстегивая его брюки.

Эти гипнотизирующие губы приоткрыты, позволяя сорваться шумному выдоху, взгляд мужчины сфокусирован на моей груди. Как только его брюки расстегнуты, я нетерпеливо тяну их вниз, желая поскорее почувствовать его наготу.

Он переводит глаза с груди на мое лицо:

— Поцелуй меня.

Не теряя времени, припадаю к его шее, а не рту, покусываю кожу в районе шеи и делаю глубокий вдох, впитывая его мужской аромат. Прикасаюсь к каждому участку его тела, заставляя стонать и удовлетворенно урчать.

— Губы, — рычит он, и я тут же с удовольствием возвращаюсь к его губам. — Боже, Оливия, — большие ладони накрывают мои щеки и надежно придерживают голову, пока мы целуемся, нежно и неспешно. — Представить не могу ничего, что бы чувствовалось лучше, чем поцелуи с тобой, — шепчет он в мои губы. — Скажи, что ты моя.

Киваю и чувствую ласку его языка, когда он осторожно опускает меня на постель, позволяя мне быстро стянуть брюки с его длинных ног. На секунду он оставляет меня, доставая из ниоткуда презерватив, раскатывая его, шипит и закрывает глаза прежде, чем снова ко мне вернуться. Хнычу, когда он устраивается у меня между ног, чувствую, как внушительных размеров головка упирается в мое лоно.

— Скажи, — прикусывает мою нижнюю губу, отстраняясь. — Не отвергай меня.

— Твоя, — и это уже не вопрос.

Он лбом прижимается к моему и с тщательно контролируемым вдохом входит в меня.

— Спасибо.

— Миллер, — я вдыхаю, переполненная ощущениями того, как кусочки моего разбитого сердца склеиваются воедино. На довольном выдохе закрываю глаза, меня окутывает чувство блаженства, и тогда он начинает плавно двигаться. Руки свободны, и я могу к нему прикасаться, я пользуюсь этим, медленно скользя ладонями повсюду, чувствуя каждую его клеточку. Языки сплетаются в ласковом танце, он двигается осторожно, от него исходит трепет. Это полное искупление, его забота размыла ужасную сцену в этом отеле; такой идеальный момент напоминает мне о ласковом, нежном мужчине, которым он является, когда боготворит меня — мужчину, которым мне нужно, чтобы он был. Мужчину, которым он хочет быть. Для меня.

— Никогда не отпущу твои губы, — заявляет он, наши покрытые испариной тела томно скользят. — Никогда.

Я выворачиваюсь из-под него так, что седлаю его, все еще наполненная до предела, каждое движение погружает его так глубоко.

— О Боже! — руками упираюсь в его пресс и кубики, опустив голову.

— Блять! — ругается Миллер, толкаясь в меня, руками сжимает мои бедра. — Оливия Тейлор, — шепчет он. — Самое ценное, что у меня есть.

— Никогда не отпускай мои губы, — задыхаюсь от желания, вдруг выдыхаю, когда его ладонь быстро накрывает мой затылок, и он тянет меня к своему лицу. Новый толчок. Мой стон.

А потом он сводит меня с ума поцелуем, голодным настолько, что я едва могу вспомнить свое имя.

— Двигайся, — он посасывает мой язык, а потом перемещает меня, подхватив под ягодицы. Чувствую, как он входит в меня уже под другим углом, провоцируя трение, от которого я с криком извиваюсь. Руками путаю свои волосы. — Именно так, Ливи!

Пелена удовольствия, накрывшая его лицо, придает мне храбрости. Я бесконтрольно поднимаюсь и опускаюсь на нем.

— И так? — спрашиваю, не дожидаясь ответа. Ответом служат его зажмуренные глаза, так что я повторяю, с силой сжимая свою светлую копну волос. — Миллер, скажи!

— Да! — глаза открываются, челюсть стиснута. — Ты можешь на хрен вытворять со мной все, что захочешь, Оливия! Я возьму все это.

Я замираю, тяжело дыша, чувствую его пульсацию внутри меня, мои мышцы принимают каждый толчок.

— Я тоже.

Он быстро перемещается, опрокидывая меня на спину, и снова с легкостью меня заполняет. Кончиками пальцев лениво рисует дорожку на моей разгоряченной щеке, прежде чем завладеть моими губами.

— Хочу тебя в своей постели, — шепчет он мне в губы, кружа бедрами, принимаясь за новую мучительную схему уверенных движений и глубоких толчков. — Прошу, скажи, что я могу забрать тебя домой и обнимать всю ночь.

Его просьба служит спусковым крючком для возникновения вопроса, заставляя меня разорвать поцелуй и сказать:

— Как объятия могут быть твоим сокровенным? — не даю ему времени ответить. Я уже жутко соскучилась по его губам, так что, не теряя времени, прижимаюсь к его губам, языком проскальзываю в его рот, пока он не останавливаясь погружается в меня.