Вздрагиваю от искреннего раздражения в его голосе:

— У меня есть вопросы.

Он кивает и делает глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Я готов ответить на все вопросы, которые ты бы хотела задать.

Чувствую колоссальное облегчение, но и страх в таких же масштабах. Не уверена, что хочу услышать его ответы.

— За ужином, — заявляю я. Мы должны находиться на нейтральной территории. Никакой постели поблизости. — Просто ужин, — это меня устроит. Может, я и выложила ранее все свои карты, но их все еще можно переиграть. На самом деле, совершенно невозможно, но Миллеру об этом знать не нужно.

— Просто ужин, — соглашается он, могу поспорить, что неохотно.

— Тебе не разрешается целовать меня или касаться, — не знаю, зачем ляпнула такую глупость, ведь отчаянно нуждаюсь в ощущении комфорта, которое он мне дарит.

Тень недовольства, мелькнувшая на его совершенном лице, делает меня еще более решительной. Он может включить свои самонадеянные чары джентльмена и быстро заполучить меня, поступая со мной, как ласковый и внимательный любовник.

— Теперь ты ведешь себя просто глупо.

Качаю головой:

— Я не пойду, если ты собираешься привлечь меня своим поклонением, — это будет означать конец игры. Я по-прежнему принадлежу ему, несмотря на возрастающую осмотрительность и обретенные знания.

— Прекрасно, как пожелаешь, — бормочет он.

Киваю и заставляю себя спросить:

— Где я должна с тобой встретиться?

— Встретиться со мной? — он хмурит лоб.

— Мы встретимся в ресторане, — поведение Миллера слишком знакомо, а я не могу позволить Нан думать, что все хорошо, когда это не так.

Такое заявление простреливает меня раздражением, но Миллер хладнокровно его сдерживает. Искать покой с Миллером опасно, и не только потому, что он, кажется, не собирается мне его давать. Он опять в моей жизни, и я этого хочу. Мне нужно его тепло, его объятия. Мне все это нужно. Ничто никогда не давало мне чувства такой защищенности и в то же время такой уязвимости. Ничто не заставляло меня чувствовать себя такой сильной, хотя и невероятно слабой. Должна же быть середина.

— Ладно, — выдыхает он со смесью отчаяния и недовольства. — Когда ты стала такой сложной?

— В секунду, когда ты ко мне прикоснулся, — отвечаю тихо, понимая, что постоянно грублю с тех пор, как окунулась в сбивающий с толку мир Миллера Харта. Мне без этого не выжить. Не выжить без него.

Он не спеша поднимает руку и ладонью накрывает мою щеку, ласково ее поглаживая.

— В ту секунду, когда посмотрел на тебя, я увидел свет в привычной для меня темноте, — он подходит ко мне вплотную, его губы становятся ближе, и это все, на чем я могу сфокусироваться. — Увидел яркий, полный надежды свет, отражавшийся в этих удивительных сапфировых глазах, — он меня не целует, но наши губы близко, его дыхание согревает мое лицо, и это тепло проникает в самую суть меня. Закрываю глаза. — Сегодня вечером я буду уважать твои просьбы. Но запомни, ты моя одержимость, Оливия. Ты моя привычка, и я не сдамся без борьбы, — он отпускает меня, а я не могу дышать, голова кружится, чувствую себя брошенной. Открываю глаза и вижу мучительную красоту. — И я не проиграю, не важно, кто бросит мне вызов. Даже, если ты.

— Где я должна с тобой встретиться? — выдыхаю, не удосуживаясь противостоять его самоуверенному заявлению. Я видела его в действии, размахивающим кулаками, а еще я ощущала его в действии… в поклонении мне. Любой, кто бросит ему вызов, обречен. Включая меня.

— Здесь, в семь часов, — он достает из внутреннего кармана ручку и царапает на потертом чеке из бумажника адрес, который, закончив, отдает мне. — Я буду ждать.

Киваю, когда он начинает отступать, расправляя свой костюм, после убирая руки в карманы. Мы не разрываем зрительный контакт. В его глазах я вижу надежду. Уверенность. Страх. И я вижу предостережение. Только вот я не уверена, для него оно или для меня. Возможно, для нас обоих.

Миллер отводит глаза, разворачиваясь, и направляется к своей машине.

Прижимаю ладони к щекам и с силой втираю в них крупицы жизни. Мне жарко, в голове грузное месиво противоречивых мыслей, волнений… страхов. Я боюсь его, но он же и дает мне чувство невероятной безопасности. Я волнуюсь за него, но и за себя тоже. Не могу даже оценить глубину своих мыслей, которые вырвались из отчаянных попыток противостоять ему. Все это не имеет смысла.

Я в своем собственном мире пытаюсь осмыслить слишком многое, когда понимаю, что поглаживаю затылок. Волосы под рукой буйно танцуют, щекочут, от чего кожа покрывается мурашками.

— Именно этого я и боялся, — я медленно и осторожно оборачиваюсь на звук бархатистого голоса, сердце подскакивает к горлу.

Глава 9

Не уверена, облегчение ли я должна чувствовать или беспокойство от того, что вижу. Уильям прислонился к своему Лексусу, скрестив ноги и руки. Он не кажется счастливым. В обычно сияющих серых глазах видно раздражение, а мягкие черты лица омрачены беспокойством.

— Ты следишь за мной? — виновато выдыхаю. Вина — за мою слабость во всем, что касается Миллера, а выдох из-за шока по случаю встречи с Уильямом здесь.

— Я пытался до тебя дозвониться, — он отталкивается от машины и вальяжно шагает ко мне, пока его внушительный силуэт не возвышается надо мной. — Где телефон, который я купил тебе?

— Я им не пользуюсь, — опускаю взгляд, сама не знаю, почему. Он, может, и прав насчет Миллера, но я не такая. Самый скандально известный мужской эскорт Лондона, может, и живет в мрачном месте, но я его освещаю. Он хочет измениться ради меня. Я должна принимать свои собственные решения. Я же сама хозяйка своей судьбы.

— Значит, будешь, — командует он. — Скажи мне, зачем ты была в его клубе?

Поднимаю глаза, в шоке:

— Ты следишь за мной!

— Я уже говорил тебе. Знать, что творится в этом мире — мое дело. Когда я услышал об инциденте в «Ice» при участии Миллера Харта и хорошенькой блондиночки, не так уж много времени нужно было, чтобы понять, кто она, — он накрывает рукой мою щеку и приподнимает лицо за подбородок. — Откажись от этой затеи.

Качаю головой, глаза наполняются слезами:

— Я пыталась, десятки раз пыталась, но не могу.

— Старайся лучше, Оливия. Ты падаешь в его мрак, а когда окажешься там, обратного пути уже не будет. Ты ведь понятия не имеешь, во что на самом деле ввязываешься.

— Я люблю его, — хнычу, впервые признаваясь вслух, что все еще люблю этого сбивающего с толку мужчину, который теперь стал еще большей загадкой, чем был до того, как начал раскрывать свои секреты. Я не могу упасть в его темноту, если освещаю ее. — Люблю до боли.

Он вздрагивает от моего признания, и я понимаю, что ему это чувство знакомо.

— Боль утихнет, Оливия.

— Твоя утихла? — спрашиваю я.

— Я не… — он хмурится и убирает с моего лица руку. Я удивила его своим вопросом.

Не даю ему возможности собраться.

— Эта боль уродует тебя изо дня в день. Ты позволил своей Грейси уйти.

— Я не…

— Нет, — я обрываю его, и он меня за это не осуждает. Устрашающий Уильям Андерсон стискивает покрытую щетиной челюсть, не сказав ни слова. — И не смей говорить, что станет легче.

Он сутулит свои широкие, облаченные в костюм, плечи, и я обхожу его, направляясь к метро; сказанные Уильяму слова только подкрепляют мои намерения быть с Миллером.

Спустя годы после разрыва с Грейси Уильям по-прежнему сгорает в своей боли. Он не забыл ее, и, похоже, никогда не забудет. Если Уильям Андерсон годами чувствует то, что чувствую я прямо сейчас, тогда я лучше умру.

— Садись в машину, — зовет Уильям из автомобиля, как только он замедляется рядом со мной.

— Нет, спасибо.

— Черт тебя подери, Оливия! — кричит он, прерывая мой решительный шаг. — Не заставляй меня принуждать тебя.

Я застываю в тишине от его угрозы, холодность этого многоуважаемого, всегда собранного мужчины превратилась в кипящую лаву.

— Да ты просто достал меня поучать! — выплевываю, не зная, что еще сказать.

Он закатывает глаза, на самом деле, еще больше меня шокируя:

— Я же не твой отец.

— Тогда перестань так себя вести, — бросаю в ответ, это слово только усилило пустоту от нехватки в моей жизни близкого мужчины. Мне он не был нужен двадцать четыре года. Но, опять же, все это время я не встречала Миллера Харта. До настоящего момента.

— Не будешь ли ты так добра сесть в мою машину и позволить мне отвезти тебя домой?

— Ты хочешь меня доконать?

Он сдерживает смех, наклоняясь и открывая дверцу.

— Я в свое время совершал сомнительные поступки, Оливия, но раньше не был уличен в чтении нотаций.

Подозрительно прищуриваю глаза, в то время как он кидает на меня выжидательный взгляд. Даже не сомневаюсь в том, что Уильям меня заставит, так что, во избежание публичных сцен, я осмотрительно залезаю в машину и осторожно закрываю дверцу.

— Благодарю, — говорит он, расслабляясь на своем месте. Водитель трогается, и я кладу сумочку к себе на колени, теребя ремешки, только чтобы не ждать, когда же он заговорит. — Что бы я ни сказал, это не убедит тебя в том, что он плохая идея?

Вздыхаю, раздраженная, и с шумом прислоняюсь к спинке сиденья.

— Ты сказал, что не будешь читать мне нотации.

— Нет, я сказал, что никогда не делал этого прежде. Все когда-то случается впервые.

— Просто прелестно, — бормочу я. — Я ужинаю с ним сегодня вечером.

— Зачем?

— Поговорить.

— О чем?

— Думаю, ты и так знаешь.

— Что случилось в том отеле?

— Ничего, — выдаю, стиснув зубы. Я сбрендила, если думала, что он упустит это из виду. Не скажу ему, даже не смотря на тот факт, что ему, наверное, все слишком хорошо известно. Да и в любом случае, я никогда не смогу произнести эти слова. Думать о них более чем достаточно.