— И когда это будет? — выплевывает Грегори, повергая меня в шок. Я думала, он растает под очаровательным взглядом Бена. Приятно удивлена.

Бен смущенно пожимает плечами и опускает взгляд к бокалу шампанского в своей руке.

— Мне нужно подготовиться, Грег. Это непросто.

— Ты сам все усложняешь, прикидываясь и отрицая, — Грегори берет меня под локоть. — Мы здесь закончили, — говорит он, увлекая меня на танцпол. Я ему позволяю, оглядываюсь через плечо и вижу Бена, одинокого и немного потерянного, а потом появляется сногсшибательная девушка, кладет на него руки, и Бен снова превращается в улыбчивого сердцееда. Каждая капля жалости к нему тут же исчезает.

— Горжусь тобой, — говорю я Грегори, когда мы останавливаемся на танцполе и оказываемся под чарами музыки Jean Jacques Smoothie.

Он улыбается, убирая наши бокалы, и обнимает меня, кружа в танце:

— И я собой горжусь. Давай потанцуем, малышка.

Не возражаю, но, кружась на танцполе, думаю о том, не предназначена ли улыбка и вымученная беззаботность Грегори для Бена, который стоит неподалеку, болтая с другой девушкой, и изо всех сил старается вслушиваться в разговор, продолжая сверлить моего друга взглядом. Все хорошо, пока Грегори будет стоять на своем и не позволит Бену снова прокрасться в свою жизнь.

Я идеально играю свою роль, смеюсь с Грегори и позволяю ему кружить меня, обольстительно обнимая за талию, а потом музыка резко обрывается, еще до конца композиции, и не перетекает в другую. Все застывают на месте, ошеломленно озираясь по сторонам. Теперь слышны только полные недоумения перешептывания.

— Электричество отключили? — спрашиваю и сразу же осознаю нелепость вопроса, учитывая неоновый мерцающий со всех сторон свет.

— Не уверен, — отвечает Грегори озадаченно. — Может, пожарная сигнализация полетела.

Озираюсь вокруг и вижу застывшие силуэты, все озадачены внезапной тишиной. Даже охранник зашел внутрь, чтобы выяснить, в чем дело, и когда я перевожу взгляд на ди-джея, вижу, как он, глядя на охранника рядом с собой, пожимает плечами, очевидно не понимая, что происходит.

Внутри зарождается тревога, в горле пересыхает, а потом волосы на затылке встают дыбом. Теперь все, что я слышу — слова Уильяма. Тянусь, чтобы взять Грегори за руку, чувствуя себя незащищенной и уязвимой, хотя тому нет причин, кроме глупой тишины.

— Что происходит? — спрашиваю, оглядывая клуб в поисках… не уверена, чего именно.

— Не знаю, — пожимает плечами Грегори, озадаченный не меньше меня.

А потом клуб снова наполняется музыкой, все вокруг, кажется, расслабляются, включая Грегори, который заливается смехом.

— Думаю, ди-джей просто пошутил, — он оборачивается ко мне, и улыбка тут же сходит с его губ, когда он замечает мое бледное лицо и неподвижный силуэт. Не могу пошевелиться. — Ливи, что случилось?

Слова просачиваются сквозь пелену алкоголя, ударяя меня в живот… сильно. «Наслаждайся тишиной». Закрываю глаза.

— Ливи? — Грегори трясет меня несильно, заставляя открыть глаза и взглядом осмотреть клуб. — Оливия?

— Прости, — выдавливаю из себя улыбку, пытаясь сделать вид, что все хорошо, только сердце бьется в грудной клетке, ища способ вырваться наружу. Он здесь. — Мне нужно в туалет.

— Я с тобой, — он начинает уводить меня с танцпола.

— Нет, честно. Закажи выпить, встретимся у бара.

Грегори быстро уступает, позволяя мне пройти к туалетам, а сам направляется заказать еще больше выпивки. Только я не иду к дамской комнате. Оказавшись вне поля зрения Грегори, сворачиваю в другую сторону и иду в центральную часть клуба, быстро преодолеваю ступеньки вниз, к лабиринту коридоров под «Ice». Уильям говорил мне бежать, но сомневаюсь, что он имел в виду бежать к опасности. Я словно одержимая бегу по коридорам, много раз поворачивая не туда, кричу от бессилия, оказавшись перед дверьми кладовой. По-прежнему слышу музыку — слова отвлекают, напоминают, я бегу туда, откуда начала и пробую другой путь. Вид металлической панели перед дверью в кабинет Миллера наполняет меня чувством облегчения и ужаса одновременно, это ведь искала. Понятия не имею, какой здесь код, что там найду или что делать, если вообще что-нибудь найду — найду его.

Мне не нужен код. Дверь приоткрыта, слабый толчок — и она распахивается.

Внутри меня фейерверк.

Он стоит посреди кабинета, в костюме, никаких эмоций, просто смотрит на меня, застывшую на пороге. Мои глаза тут же наполняются слезами, дышу лихорадочно и гляжу, как он смотрит на меня. Ноги подкашиваются. Музыка безжалостно бьет по ушам. Наслаждаюсь им: темный костюм безупречен, волосы, кажется, стали длиннее, мягкие пряди видны за мочками ушей. Слов нет, только напряженный зрительный контакт. Его лицо или тело не дают никаких подсказок, чтобы я могла понять, о чем он думает. Хотя ему и не нужно говорить, о чем он думает. Взгляд все выдает. И я вижу там злость. Миллер просматривал камеры видеонаблюдения. Он видел, как ко мне подкатывало множество парней. Делаю тревожный вдох. Он видел, как я поощряю внимание и отвечаю им.

— Ты позволила хоть одному из них попробовать тебя на вкус? — он делает шаг вперед, а я инстинктивно отступаю назад, насторожившись.

Приятной эта встреча не будет. Он имеет наглость задавать такие вопросы после того, как был в другой стране с другой женщиной. Потрясение от его присутствия быстро перерастает в злость.

— Не твое дело, — он опять ревнует, и от этого внутри меня необъяснимое волнение.

Идеальные скулы напрягаются на его лице.

— Когда ты в моем клубе, это мое дело.

— Это больше никогда не будет тебя касаться.

— Ошибаешься.

Качаю головой и продолжаю отступать, ненавидя свое предательски пошатывающееся тело.

— Я права.

Он недовольным взглядом пробегает вверх-вниз по моей туго обтянутой коротким платьем фигуре.

— Ты пьяна.

Игнорирую его обвинение, вспомнив кое-что.

— А значит, ты не можешь меня трахнуть.

— Замолчи, Оливия!

— Потому что хочешь, чтобы я запомнила каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое…

— Ливи!

— Только вот я не хочу помнить каждое мгновение. Хочу забыть их все.

Вены на его шее выступают, готовые взорваться:

— Не говори того, что на самом деле в виду не имеешь.

— Как раз это я и имею в виду!

— Замолчи! — он рычит, заставляя меня отступить еще на несколько шагов, его ярость поражает меня. Я быстро прихожу в себя, распахнутые глаза, несомненно, передают весь испытываемый мной шок. Шок от того, что я пришла сюда, шок от того, что он здесь, шок от того, что он так чертовски зол. Он не имеет на это права, даже если я сама его провоцирую. Я ведь знала, что делала. И ему тоже об этом известно.

— Ты сказал Тони пропустить меня, если приду, так ведь? — вдруг это становится предельно ясным. Этого он и ждал. — Ты велел Тони следить за мной.

— Для этого у меня в клубе есть две сотни камер.

— Как ты смеешь! — выплевываю, чувствуя, как от злости закипает кровь, обычно она так закипает от желания, когда я оказываюсь на расстоянии прикосновения от Миллера Харта. Я думала, мое присутствие шокирует его, но нет. Он точно этого ждал.

Он снова делает шаг ко мне, но я сохраняю дистанцию. Я уже в коридоре, правда, это его не останавливает. Спустя секунду он уже передо мной, рукой накрывает мой затылок и решительно ведет к своему рабочему столу. Толкает меня в свое кресло, и я вижу себя в его клубе, кадр за кадром — на всех в компании мужчин. Мне стыдно, но одновременно с этим я собой довольна. Все это было ради того, чтобы ранить его единственным знакомым мне способом. И, похоже, я преуспела. Обычно лишенный эмоций, сейчас он в ярости. Хорошо. Просто я не рассчитывала быть рядом, когда он увидит эти записи.

— На этих кадрах пять «мертвецов», — шипит он, наклоняясь ко мне и нажимая кнопку на пульте управления. Картинки меняются, но на всех по-прежнему я… с мужчинами. — На этих — шесть, — он продолжает пролистывать кадры, добавляя парней, которых собирается прикончить. — Довольна?

— Ни один из них никогда не узнает мой вкус, — говорю я тихо.

— Они хотят! И ты ни черта не делаешь, чтобы им отказать! — он кричит на меня так, что я подпрыгиваю в кресле. Чувствую ярость, исходящую от него. Он прав. Его терпение — не то, с чем я хочу играть. — Где твое гребаное самоуважение?

Слова пулей влетают в голову.

— Мое самоуважение? — ору, вскакивая с кресла, сумка падает на пол, страх от его злости испаряется. Прямо сейчас я чувствую себя чертовски беспощадной. — Мое самоуважение? — ладони безжалостно врезаются в его грудную клетку, отчего он вздрагивает. Я сама шокирована такой силой. — Мое гребаное самоуважение!

В его глазах появляется едва заметное удивление, реакция на мое бешеное поведение и дерзкий язык.

— Да ты шутишь! — кричу ему в лицо, сдерживая желание дать ему пощечину. Но я снова ударяю его в грудь. В этот раз он перехватывает мои руки, разворачивает меня и крепко прижимает спиной к себе, удерживая руки. Его губы у моего уха, дыхание жаркое, злость разрывает воздух. Ненавижу желание, прорывающееся сквозь злость. Ненавижу.

— Шутки не для меня, Оливия Тейлор! — губами он прижимается к моей щеке, спускается ниже, так что я отчаянно хнычу. — Шутки — это твое. Это ты, сладкая, затеяла битву, которую выиграть не сможешь.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — выдыхаю, и крепко зажмуривая глаза, понимаю, что слова звучат недостаточно убедительно.

— На то и делаю ставку, — зубами он прихватывает мочку моего уха, отчего я выгибаю спину, соприкасаясь с явным свидетельством его возбуждения. Я хнычу. Он рычит. — Мне нужно, чтобы ты была сильной для меня, — он разворачивает меня, подхватывает под ягодицы и одним легким движением приподнимает меня так, что приходится ногами обвить его сильные бедра. Миллер прижимает меня к двери кабинета, одной рукой придерживая за поясницу, второй упираясь в дверь над моей головой. Я даже не сопротивляюсь. Нет сил противостоять желанию, овладевшему каждой клеточкой моего тела.