Он поднимает глаза и улыбается, только улыбка грустная.

— Полагаю, должен. Я этого ждал.

Хмурюсь слегка, когда он отвечает на звонок, только молчит. Он просто держит трубку у уха, и спустя секунд я уже слышу гневную тираду Бена, грубую и четкую. Грегори вздрагивает от оскорблений своего бывшего любовника, орущего и взбешенного. Я потрясена еще больше, когда Грегори тихо извиняется. Ему не за что просить прощения. Не он разыгрывал из себя того, кем не является. Не он бегал от правды. Уже знакомая злость снова закипает, и в секунду, когда срабатывает чисто защитный механизм, я вырываю телефон из руки друга и выплескиваю копившуюся в течение двух недель ярость. Ору в трубку.

— Какого черта ты о себе возомнил?! — кричу, вскакиваю с постели, когда Грегори делает попытку вернуть себе телефон. Упрямо вышагиваю по комнате, кипя от злости.

— Кто это? — голос Бена стал тихим. Кажется, он шокирован.

— Да не важно, кто это. Ты просто обманщик! Трус бесхребетный!

Теперь Бен молчит, лишь тяжело дышит, пока я продолжаю нападать на него.

— Ты заслуживаешь того, чтобы быть несчастным! Надеюсь, ты будешь утопать в несчастье до конца жизни, ты, жалкая, трусливая задница! — я задыхаюсь от возмущения, меня всю трясет. — Ты не заслуживаешь внимания и времени Грегори, и скоро поймешь это. Только будет слишком поздно! Он с тобой закончит! — с силой нажимаю кнопку сброса и кидаю телефон Грегори, а он просто шокированно смотрит на меня, выпучив глаза и раскрыв рот.

Пытаясь успокоить кипящую внутри кровь и дрожь в теле, стою и смотрю, как Грегори пытается выдавить из себя хоть слово. Он запинается, абсолютно потрясенный, почти как я. Я не имела права так поступать. Не имела права вмешиваться, особенно учитывая тот факт, что поругалась со своим другом, когда он попытался вклиниться в мои нездоровые отношения с определенным мужчиной под маской джентльмена.

— Прости, — восклицаю, не в силах справиться с рваным дыханием. — Я не…

— Дерзкая, — говорит он просто, и снова я рассыпаюсь на куски, злость превращается в отчаяние, которое накатывает в полную силу. Роняю голову, руки безвольно свисают вдоль тела, бесконтрольно всхлипываю. Теперь меня уже совсем по другим причинам пробивает жалкая дрожь. Лучше после моей тирады совсем не стало.

Слышу со стороны кровати тяжелый, полный отчаяния вдох, и Грегори, крепко обнимая, прижимает меня к груди.

— Ш-ш-ш, — шепчет он, покачивая меня и поглаживая мои волосы. — У меня такое чувство, что слова не были предназначены Бену.

Киваю, и он только крепче меня обнимает. Они были для Бена, но я бы хотела, чтобы их услышал другой человек. И как бы я хотела иметь силы пожинать то, что сама посеяла.

— Ну что мы за парочка, — вздыхает он. — Как мы загнали себя в это месиво?

Не знаю, так что просто качаю головой, всхлипывая и бесконтрольно дрожа.

— Эй, — он отстраняет меня от моего укрытия и осторожно держит мое лицо, глядя полным сочувствия взглядом. — Что будем делать друг с другом, малышка?

— Не знаю, — выдавливаю из себя, позволяя Грегори стереть с моих щек мокрые дорожки слез. — Чувствую себя безнадежно.

— Я тоже, — соглашается он, и наши взгляды встречаются. — Я тоже.

Атмосфера вдруг становится какой-то иной. Два друга, которым комфортно вместе, теперь смотрят между собой с тоской, а опустошение и одиночество, кажется, ведут к чему-то еще.

К чему-то чуждому.

К чему-то запретному.

Я сбита с толку, и когда губы моего друга приоткрываются, его взгляд перемещается на мой рот, он медленно придвигается ближе, мысли начинают метаться в моей голове. Есть куча причин остановить то, что вот-вот произойдет, но сейчас я не могу об этом думать. Не могу думать ни о чем, разве что это мне и нужно, возможно.

Я тоже придвигаюсь ближе, наши губы встречаются, и сердце в груди начинает грохотать. Непривычное ощущение губ моего лучшего друга на моих не пугает. Я передвигаюсь, перебрасывая ногу через полулежащего Грегори, так, что оказываюсь на нем, не разрывая наш поцелуй, продолжая бешеный танец языков. Ощущение его рук, блуждающих по моей спине, его рта, с силой прижимающегося к моему, приносит незнакомый комфорт, даже если он мне чужд и не привычен. Неважно. Мне и нужно что-то другое.

— Ливи, — он разрывает наш поцелуй, тяжело дыша мне в лицо. — Мы не должны. Это неправильно.

Я не позволяю ему попытаться отговорить меня от этого. Снова кидаюсь к его губам, отчаянно убеждая друга, чувствуя его сильные руки и то, как расслабляются его мышцы. Он стонет, его очевидное возбуждение подо мной только подстегивает.

— Ливи, — протестует он слабо, не делая попытки меня оттолкнуть.

— Мы поможем друг другу, — выдыхаю я, потянув за край его футболки. Он меня не останавливает. Он передвигается, облегчая мне задачу, и вскоре футболка отброшена в сторону, моим блуждающим рукам открыт доступ к его обнаженному торсу. Почти сразу чувствую, как мой топ скользит вверх, так что я отпускаю его губы и сажусь, давая возможность лучшему во всем мире другу меня раздеть. Лифчика, прикрывающего мою скромную грудь, нет, я остаюсь в одних пижамных шортах, и Грегори пялится на мои затвердевшие соски, всего в сантиметре от себя.

— Твою мать, — рычит он и переводит на меня глаза, я же тяжело дышу ему в лицо. — Черт, черт побери, — он берет меня за руки и толкает на спину, с жадностью накидываясь на мой рот и стаскивая с меня шорты и трусики. Он твердый и прижимается к моему бедру, бесконтрольно пульсируя, я же тянусь к змейке на его джинсах. Он помогает мне, приподнимая бедра так, что я легко освобождаю его от одежды, и мы оба уже обнажены, переплетаясь, катаясь по постели, целуясь и просто чувствуя дру друга.

— Твою мать, — снова ругается он, лаская губами мою щеку, пока я тяжело дышу в потолок. — Нам надо остановиться.

— Нет, — выдыхаю я.

— Мы не должны этого делать, — он не делает попыток остановиться, снова находя мой рот и яростно толкаясь в него языком. Мы подходим друг другу в самых бешеных проявлениях. Руки и губы повсюду — мы исследуем незнакомую территорию. Мы оба дошли до отчаяния, вырывая свою боль, и ни один из нас, кажется, не готов это прекратить. Мы должны остановиться. Это не поможет.

— О Боже! — кричу я, запрокидывая голову, когда Грегори обхватывает мою грудь. Я извиваюсь под ним, тело обжигают лихорадочные уколы отчаянного наслаждения. Наши рты снова быстро находят друг друга, и я опускаю руку до тех пор, пока его крепкий, жаркий член не оказывается в моей хватке.

— Охренеть! — он рычит и подается вперед, так что рукой я провожу по всей его длине. — Вооот блин!

Полные наслаждения звуки заполняют комнату. Мы потерялись. Грегори отстраняется и смотрит на меня, на лбу выступили капельки пота, тепло его дыхания расходится по моему лицу.

— Сделай так еще раз, — выдыхает он, двигая бедрами.

Я с силой провожу ладонью по его члену, и он с шумом выдыхает. Он резко опускает голову, всего на секунду, а потом снова поднимает ее и припадает к моим губам, проскальзывая внутрь языком. Так не должно быть, но мне хорошо. Я фокусируюсь только на поцелуе своего лучшего друга, ощущениях его рук на мне, его телу, прижимающемуся ко мне.

— У тебя клубничный вкус, — шепчет он хрипло.

Клубника.

Слова ударяют как обухом по голове, я вдруг убираю с Грегори руку и ерзаю под ним.

— Грег, остановись!

Он замирает, отстраняется и смотрит на меня:

— Ты в порядке?

— Нет! Мы должны прекратить, — я выбираюсь из-под него, заворачиваюсь в покрывало, пряча свою наготу и чувствуя себя пристыженной… Виноватой. — О чем мы думаем?

Грег садится и яростно трет свое лицо, стонет, только теперь это стон сожаления.

— Не знаю, — произносит он. — Я не думал, Ливи.

— Я тоже, — встречаю его взгляд и сильнее прижимаю к себе покрывало, в то время как Грегори остается неприкрытым, и его это совершенно не заботит. Он по-прежнему… готов… и я стараюсь смотреть куда угодно, только не на твердый, мускулистый член у него между ног. Это сложно. Он как будто магнит для моих глаз. Я никогда не позволяла себе смотреть на своего друга-гея вот так, но когда он полностью обнажен и такой фактурный, это невозможно. Он все, о чем может просить мужчина, и женщина, если уж на то пошло. Сексуальный, такой добрый и абсолютно настоящий. Но он мой лучший друг. Я не могу потерять его из-за чувства неловкости, которое придет, если мы продолжим — если еще не слишком поздно. И это не единственная причина. Ни один мужчина никогда уже не сможет заполнить зияющую дыру в сердце, так же как и удовлетворить мои желания. Только одному мужчине это под силу.

— Мне жаль, — говорю тихо, чувство вины съедает изнутри. Не знаю, почему. Мне не в чем раскаиваться, разве в том, что подставила под угрозу дружбу с Грегори. — Прости.

— Эй, — он усаживает меня к себе на колени и крепко обнимает. — Мне тоже жаль. Думаю, мы оба немножко сошли с ума.

Я прижимаюсь к нему в поисках такого необходимого мне комфорта. Его нигде не найти.

— Моя ошибка.

— Нет, это я спровоцировал. Моя ошибка.

— Готова поспорить, — шепчу, позволяя ему попытаться вдохнуть в меня немного жизни.

Движения его груди под моей головой — свидетельство тяжелого вдоха.

— Ну что за парочка, — бормочет он. — Два грустных неудачника, вздыхающих по тому, чего не можем иметь.

Я согласно киваю.

— Ты ведь не побежишь отсюда и не подцепишь другую девушку, да? — cпрашиваю, зная, что именно так и бывает, когда его бросает какой-нибудь парень, и, возможно, именно поэтому сейчас все закрутилось так быстро. — Не хочу, чтобы ты это делал.

— Клянусь, я завязал с парнями и девчонками на время, — он усмехается, заставляя меня слабо улыбнуться.

— Я тоже.

— Так что, ты снова станешь отшельницей? — подкалывает друг.

— Посмотрим, какая у меня есть альтернатива.